Жили ум-и-пуш в маленьких шалашиках из травы. Каждый день женщины заботились о том, чтобы залатать прохудившиеся места. Для нашего ночлега всем племенем сооружали три таких шалаша: мужчины рубили ветки, женщины рвали траву по краю поляны, дети собирали сухую листву для подстилки. Видя, что наша помощь не нужна, мы втроем сидели под раскидистым деревом с длинной красноватой хвоей вместо листьев. Я куталась в шкуру, хотя день был теплый. Мне подумалось, что раньше собственная нагота меня никогда не смущала. Но теперь я смотрела на себя глазами Эстрила. Я видела его взгляд, когда злобные ва-у-фа тащили меня обнаженную на аркане. По-моему, его тогда больше волновала не собственная участь, а то, что тело его любимой женщины выставлено на всеобщее обозрение. Меня забавляла такая скованность, но таковы плоды воспитания далекого и все еще недоступного Аникодора. И теперь я чувствовала, что мое тело принадлежит не столько мне, сколько Эстрилу, и ради возлюбленного я должна его беречь.

Так мы поселились среди лесных людей. Идти нам было некуда: на побережье нас больше не ждал куот, а если бы он там и находился, отправиться через лес, кишащий хищниками и еще более злобными дикарями, было бы чистым безумием. К вынужденной задержке на пути к нашей цели я отнеслась спокойно: в конце концов, если судьбе будет угодно вернуть с моей помощью миру силу Звезд, она найдет способ это сделать. Эстрил тоже не подавал признаков нетерпения: наверное, он считал так же. Правда, порой какие-то мысли одолевали его. Иногда, натачивая острие деревянной остроги, он ронял из рук топор и замирал надолго, пока кто-нибудь не окликал его. Иелкон тоже вел себя странно. Он замкнулся в себе, из болтуна превратился в молчуна и позабыл все свои забавные ругательства. Жрец Воды частенько теребил свой железный треугольник — «висюльку», как он ее называл. Может быть, он грустил о матери? Когда я искренне призналась ему, что восхищена его мужеством и преданностью, коротышка посмотрел на меня, как на дитя, которое болтает глупости, но ничего не сказал. И я оставила его в покое.

Дикари скоро к нам привыкли, и мы увидели, что за их робостью скрывается веселый, приветливый нрав. Чтобы не быть им в тягость, вместе со всеми мы ходили к речушке, текущей неподалеку, и били в ее водах острогами рыбу. Я научилась отличать съедобные коренья, целыми часами проводя с мотыгой в руках.

Ум-и-пуш говорили не на лающем языке ва-у-фа. Скорее, их язык напоминал щебет птиц и был так прост, что через несколько дней мы научились различать самые необходимые слова. Были у них и песни. В подражание лесным звонкоголосым певунам, юноши свистели и щелкали, рассказывая о своей любви. Девушки отвечали им мелодичным свистом.

В становище было много молодежи, и каждый месяц, в полнолуние, ум-и-пуш играли свадьбы. Одна такая свадьба состоялась через три дня после нашего появления.

Невестой была девушка из другого становища, довольно хорошенькая и стройная для этого племени, с умным, живым взглядом. Девушку звали Лош-лош, то есть Вьюнок. Жених привел ее сам на рассвете, и до заката она как ни в чем не бывало помогала своей будущей родне месить глину для посуды, чистить плоды пой-пой и рыбу. На закате невесту начали обряжать. Жених преподнес ей бусы из ракушек. Все становище ахнуло: девушка обернула их вокруг шеи в пять рядов! Позже нам объяснили, что ракушки, которые собирали на морском побережье, до которого было много дней опасного пути, были самым дорогим подарком. Они же были и своего рода монетой: за пригоршню ракушек можно было выменять великолепный топор или острогу. Юноши пробирались к морю, чтобы набрать ракушек на ожерелье для любимой, и не все возвращались из этого путешествия: кого-то ловили в плен ва-у-фа, кто-то погибал в когтях у хищников. Но каждый жених стремился совершить этот подвиг во имя любви.

Сияющая от гордости Лош-лош перебирала розовые и белые перламутровые ракушки. Сестра жениха принесла из шалаша маленькую закрытую корзиночку, сплетенную из сухой травы. В корзиночке что-то жужжало. Волосы Лош-лош намазали какой-то липкой, сладко пахнущей смолой, потом будущая золовка открыла свою корзиночку, и… в воздух взвились большие, золотистые и разноцветные светлячки. Слетаясь на сладкое, они облепили волосы невесты, скрученные в несколько тугих узелков, и когда стемнело, прическу девушки словно украсила драгоценная сверкающая диадема. Жених взял ее за руку и повел в лес.

Я попыталась расспросить мать жениха — старую, сморщенную женщину по имени Те-те-мар, что означало «куница». Я еще плохо понимала язык ум-и-пуш, мы общались в основном жестами, и о смысле слов старухи я больше догадывалась. Там, в лесной глубине, находилось священное озеро ум-и-пуш — Ни-тим-те, «Озеро любви». Новобрачные проводили на его берегах свою первую ночь. Супруги, чтобы любить друг друга, тоже приходили туда. Воды озера дарили женщине плодовитость, а мужчине — любовную силу. Но главное — Ни-тим-те хранило любовь. Души умерших супругов встречались на его берегах, обретая вечное счастье. А злые люди, не знающие любви, не смогут найти это озеро, сколько бы ни искали. Те-те-мар говорила, а в ее мутных старческих глазах стояли слезы: наверное, она вспоминала, как первый раз ступила в воды Ни-тим-те, а может, мечтала поскорее встретиться там со своим покойным мужем.

Я была растрогана. Ведь сначала ум-и-пуш показались мне совсем дикими. Я думала, они руководствуются только животными инстинктами, а оказывается, эти люди способны придать такую красоту своим отношениям. У нас с Эстрилом тоже было свое озеро — на загадочном Ловиже. Но после рассказа Те-те-мар мне захотелось тоже прийти на берега Ни-тим-те вместе со своим мужчиной, чтобы наша любовь стала вечной.

Виса навещала меня, но изредка: у нее были свои лесные дела. Я радовалась тому, как быстро вернулись к ней повадки свободного зверя, но особенно приятно было то, что она по-прежнему видит во мне близкое существо. Красивая хищница была в самом расцвете сил, но рядом со мной она снова становилась котенком: валялась на спине, взметая мощным хвостом сухую листву, урчала, так что бедные дикари приседали от страха, игриво перебирала лапами с огромными когтями. От моего взгляда не ускользнуло, что моя сестренка стала полнее, и я поняла, что она ждет детенышей. Пожалуй, теперь на Ошке появится новая порода тигров! Мне было радостно и грустно одновременно. Я вдруг отчетливо поняла, что наши пути разошлись навсегда. Даже если мне удастся покинуть эти края, я не смогу взять ее с собой. Виса нашла свое место — в диких лесах Ошка. Смогу ли я когда-нибудь сказать о себе то же самое?

Когда солнце миновало зенит, в становище туземцев обычно наступала пора отдыха — становилось слишком жарко, чтобы работать. В этот день мы с Эстрилом недолго провалялись в своих шалашах. Еще накануне мы с ним договорились спуститься немного по течению речки. Там рос сахарный тростник — любимое лакомство детворы. Мне тоже нравился его вкус: свежий, фруктовый, напоминающий очень сладкое яблоко. Я приготовила корзину для добычи, Эстрил вооружился топором, не забыв и про охотничий нож.

Лес, пронизанный солнцем, мирно дремал. Я с наслаждением шла босиком по нагретой мягкой земле, кое-где усыпанной красноватой хвоей, и думала: кто-нибудь, кто знал нас с Эстрилом раньше, наверное, удивился бы. А может, не узнал бы школьного учителя из могущественного Аникодора и сестру Звезды, не однажды прикоснувшуюся к величайшим тайнам мироздания. Этот некто увидел бы туземца в травяной набедренной повязке и его верную жену, нарядившуюся в звериную шкуру. По крайней мере, в становище нас считали мужем и женой: какими бы восхищенными взглядами ни провожали меня мужчины ум-и-пуш, каким бы неприкрытым ни было простодушное кокетство девушек перед рыжеволосым красавцем Эстрилом, никто не пытался посягнуть на чужую «собственность». Только я одна могла угостить его самыми вкусными кореньями, только я плела ему юбку из сухой травы и чинила шалаш — и, между прочим, достигла больших успехов в этом туземном искусстве. Мне вдруг захотелось спросить Эстрила прямо сейчас, что Он думает обо всем этом. Но слова словно замерли у меня на губах: а вдруг это доставляет удовольствие только мне, а он сам бы предпочел и быть, и слыть свободным человеком?