— То был другой лагерь, — сказал Джейк.

— Знаешь что, дружище. Проведи три года в лагере для военнопленных, а потом потолкуем о разнице.

— Извини, я не хотел…

— Ладно, все нормально, — сказал Дэнни благодушно. — Никаких обид. Честно говоря, я и сам таких писем не оправдываю. Действительно мерзко, особенно после того, что эти люди пережили. Правда, они тоже не от хорошей жизни этим занимаются, понимаешь, да? Им деньги нужны, вот и все. Несчастные вымогатели — их и здесь можно встретить, по-прежнему в этих пижамах, сердце разрывается. Так что с этими письмами я даже связываться не хочу. Это называется воспользоваться ситуацией.

Джейк посмотрел на него. Человек, предлагающий мальчиков в форме Гитлерюгенда.

— Ты можешь узнать, кто ими торгует?

— Зачем?

Встреча с юристом общественной безопасности. Можно ухватиться за ниточку.

Он вспомнил кабинет Берни, до потолка заваленный бумагами.

— Интуиция. Это не драгоценности — не похоже. Давай пойдем по бумажному следу. — Он посмотрел на Дэнни, который явно сомневался. — Я, само собой, заплачу.

— Вот что я тебе скажу. Друг Гюнтера. Лично от себя сделаю, что смогу. Дай мне покрутиться. Но ничего не обещаю, запомни. Если что раскопаю, назначу цену. По-моему, все честно, нет?

— Да.

— Привет, Рог, — сказал Дэнни, глядя на рядового британской армии. — Все готово?

— У меня майор на улице.

— Отлично. Это за тобой, дорогая, — сказал он блондинке. Та положила салфетку и вынула губную помаду. — Как есть, лапонька. Нет смысла рисовать ротик, учитывая, где он сейчас побывает. Вперед.

— Видерзеен, — вежливо попрощалась она с Джейком, встала и пошла за рядовым.

— Дом надежный, — крикнул ей вслед Дэнни. — Отборный товар, эта крошка. Ей самой нравится. Может, попробуешь?

— Можно тебя спросить? Почему… — начал Джейк, затем остановился, не зная, как спросить. — То есть, я думал, что для этого требуется всего пара сигарет. Так почему…

— Ну, некоторые джентльмены как бы робеют. С этого все и началось. А я, как видишь, не робею, так что надо было в известном смысле завести несколько знакомств. Некоторые это ценят. Удобно. Офицеры, они ведь не хотят подцепить что попало на улице. Никогда не знаешь, что заработаешь, верно? Небольшой сюрприз для жены. Привет, а это что? Гадость. Все дело в гигиене. У меня есть доктор, который их проверяет. Приличный парень. Примет меры в случае любой неожиданности, понимаешь, о чем я. Девочкам, конечно, это нравится — меньше износ, нигде не надо фланировать.

— А почему только офицеры?

Дэнни улыбнулся.

— У них деньги для начала. Но, знаешь, все дело в девочках. У них же одно на уме, не так ли? Ищут любви. И билет, чтобы уехать. В Лондон, почему бы и нет? Куда угодно, только не здесь. Ну, а рядовой вряд ли на такое способен, верно? Так что нужен офицер.

— И что, делают?

— Что? Увозят их домой? Не-а. Им нужно одно: отсос по-быстрому да засадить, и все дела. Но никогда не знаешь. Я всегда говорю девчонкам, смотрите на вещи с оптимизмом. Всегда есть шанс. Вкладывайте в это все сердце и душу — и, может, что-нибудь получится.

— И они тебе верят.

Дэнни пожал плечами:

— Понимаешь, они не проститутки. Прекрасные девчонки, некоторые временно подрабатывают. Они просто пытаются выжить. Им нужно дать надежду.

— А что ты говоришь мальчикам?

— Это побочный бизнес, — ответил Дэнни. И, снова смутившись, провел рукой по зализанным волосам. — Всякое разное.

— Они действительно были в Гитлерюгенде?

— Конечно, Виктор, во всяком случае. Это брат Ильзы.

— Ну и семейка.

— Знаешь, я думаю, он был таким. Про остальных не знаю. Сначала шли на это не очень охотно. Но рады деньгам. Да и кто узнает? Находит их Виктор, это его друзья. Я же говорю, это так — побочный бизнес. О, посмотри на этого. Хорош. Вылитый Бенни Гудмен.[54]

Он показал на оркестровую площадку, где, облизывая язычок инструмента, поднялся кларнетист в ожидании соло. И действительно заиграл Гудмена — «Воспоминания о тебе», первые печальные ноты, пьянящие плавные звуки. Еще один отзвук родины — музыка была так неожиданно прекрасна, что звучала неким упреком в прокуренном зале. Пары на танцплощадке, зачарованные игрой кларнетиста, перестали подскакивать и, еще ближе прижавшись друг к другу, принялись покачиваться. Кларнетист, тоже покачиваясь, закрыл глаза, стараясь забыть о развеселом, гадком зале, и унестись с мелодией куда-то вдаль.

«Кажется, все навевает…» Музыка любви, не о веселых временах и спешных обжиманиях, — песня для девушек, ищущих любви. Джейк наблюдал за ними, танцующими как во сне, с надеждой положив головки на плечи военных. Сидящие за столиками притихли, делая вид, что слушают солиста, но в действительности их уносило туда, в тот мир, который они знали до «Ронни». Сентиментальные ноты вернули их туда настолько реально, что, казалось, этого мира можно коснуться. «…воспоминания о тебе». Даже здесь. Вон платье Лины, того же темно-синего цвета, ее выходное платье. Он вспомнил, как она проводила рукой сзади, когда вставала. Быстро касалась платья, чтобы разгладить морщинки. Платье прилегало к телу и колыхалось с ним. Спереди была сверкающая вставка, расходящаяся крошечными лучиками ярких блесток вверх к плечу. Но шерстяное, слишком теплое для летнего вечера в битком забитом зале, и у этой девушки на платье, довольно тесном для нее, между лопатками расплылось большое мокрое пятно. Белокурые волосы пышно взбиты на голове, как у Бетти Грэйбл.[55] А цвет тот же — темно-синий.

Когда в конце соло вступил оркестр, за столиками послышалось беспокойное шевеление — все с облегчением стряхивали чары и возвращались к обычной музыке.

— Что я тебе говорил? — сказал Дэнни, сверкнув глазами. Но Джейк продолжал следить за платьем с влажным пятном, прикрытым теперь рукой американского солдата. Фрагебоген. Доски с объявлениями. Почему не здесь, на танцах в «Ронни»? Но талия слишком толстая, выпирает над пояском.

Гюнтер уверенно шел через зал, обходя танцующих. Внезапно у двери раздались крики. Ввалившаяся толпа искала столики. «Воспоминания о тебе» уплыли прочь.

— Гюнтер, старый содомит, — сказал Дэнни, вставая в знак уважения. — Садись. — И выдвинул стул. Гюнтер сел и налил себе.

— Познакомились с генералом? — спросил Джейк, кивнув в сторону Сикорского.

— Я его знаю. Полезный иногда источник.

— Но не в этот раз, — сказал Джейк, изучая его лицо.

— Пока нет. — Гюнтер пропустил стаканчик и откинулся на стуле. — Ну что, хорошо поговорили?

— Дэнни рассказал мне о своей недвижимости. Он — домовладелец.

— Да. Кино за парашютный шелк, — сказал Гюнтер, покачивая весело головой.

— Спокойно, — сказал Дэнни. — Не надо школьных баек.

Гюнтер, проигнорировав его слова, поднял стакан.

— Ты оденешь половину женщин в Берлине. Хорошо придумал. Парашюты.

— Непревзойденные по качеству, — сказал Дэнни.

Но шелк пока не дошел до танцплощадки — только лишь дешевый ситец по карточкам прошедшей войны. Платье Лины ушло с танцплощадки и затерялось где-то между столиками. Оркестр заиграл «Чикаго» в джазовой обработке.

— Фактическое донесение у вас с собой? — спросил Гюнтер.

Джейк достал тонкие листки из нагрудного кармана и стал наблюдать, как Гюнтер, делая небольшие глотки, читает его.

— Пистолет «кольт», — сказал он, кивнув. Любитель вестернов. — М-1911.

— Что-то особенное?

— Нет, очень распространен. Сорок пятый калибр. Очень распространен. — Он вернул бумаги.

— Что теперь? — спросил Джейк.

— Теперь мы будем искать американскую пулю. Это все меняет.

— Почему?

— Не почему, герр Гейсмар. А где. В Потсдаме. Все вместе — проблема. Русские закрыли рынок. Но в Потсдаме два момента. Рынок и встреча в верхах. С кучей американцев.