— Хочешь сам заняться небольшим бизнесом, да? Что продаем?

Джейк снова покачал головой:

— Я хочу знать, что он продавал.

Позади них раздались аплодисменты, оркестр ушел на перерыв. Неожиданно возникшая тишина быстро заполнилась гулом голосов.

— А почему ты пришел ко мне? Десять тысяч — это не девочки, правда?

— Гюнтер сказал, ты много знаешь.

— Но не такое, — ответил Дэнни решительно, раздавив сигарету в пепельнице.

— Не хочешь поспрашивать? Я заплачу.

Дэнни вылупился на него:

— Ты же можешь поднять телефонную трубку и позвонить во Франкфурт.

— Не могу. Он мертв.

Дэнни внимательно посмотрел на него.

— Так бы сразу и говорил. Значит, не доверяешь. Может, лучше отвалишь? Мне не нужны проблемы.

— Проблем нет. Послушай, давай я тебе лучше все расскажу. Человек, которого я знаю, приезжает в понедельник в Берлин обделать кое-какие дела, и его убивают. Я пытаюсь выяснить, кто это сделал.

— Гюнтер тоже его знает?

— Нет. Он мне помогает. Этот человек говорил только по-английски. Гюнтер подумал, что ты мог что-нибудь слышать. Человека убили, люди болтают.

— Но не со мной. А теперь отвали.

— Мне просто нужно знать, слышал ли ты что-нибудь.

— Теперь ты знаешь. — Дэнни достал другую сигарету. — Слушай, я здесь неплохо зарабатываю. То на этом, то па том. Без проблем. У меня нет десяти тысяч долларов, и я не убиваю людей. И не сую свой нос в чужие дела. Здесь всем хватает. Живи сам, дай жить другим — и проживешь долго. Верно, Ильза?

Девушка посмотрела на него и тупо улыбнулась.

— Если у кого-то есть десять тысяч долларов, что он может купить на эти деньги? — спросил Джейк, меняя тему разговора.

— За один заход? Не знаю. У меня никогда не было таких денег. — Но его это заинтриговало. — Крупный товар обычно торгуют бартером. Один мой знакомый заполучил партию фабричной продукции — чудесная ткань, парашютное качество — и ты тут же узнаешь, что к нему из Дании едут грузовики. С консервированной ветчиной. Теперь у него стоящий товар. Его можно продать, где хочешь. Но деньги появляются, лишь когда товар поступает на улицу, ну ты понимаешь, о чем я. А наличные? Ну, антиквариат, может быть. Но, видишь ли, я одно от другого не отличаю, так что я в такие дела не суюсь.

— Что еще?

— Лекарства. За них платят наличными. Но лекарства — грязный бизнес. Я с этим не связываюсь.

Джейк восхищенно посмотрел на него. Ветчине — да, пенициллину — нет, какая разборчивость, что-то новенькое.

— Что бы там ни было, он носил деньги с собой, — сказал Джейк. — Никаких грузовиков с товаром, ни ящичка. Нечто достаточно мелкое, чтобы держать при себе.

— Тогда драгоценности. Но это, конечно, узкая специализация, — сказал Дэнни, как будто он обращался к одной из своих девушек. — Ты должен знать, что тебе нужно.

— Ты не поспрашиваешь?

— Могу. Из уважения к Гюнтеру, запомни. Ага, вот и мы опять, — сказал он, увидев оркестр, возвращающийся на сцену. Он налил Джейку еще, тема разговора стала его затягивать. — Достаточно мелкое, чтобы держать при себе? Не золото — слишком тяжелое. Может, бумаги.

— Какие бумаги?

Оркестр заиграл «Мелодию Элмера», вызвав новую толкотню на танцплощадке. Джейк почувствовал, как его стул толкнули сзади. Мимо него протиснулся русский, уверенно положив руку на задницу девушки. Другой русский навис над столом, улыбнулся Ильзе и интернациональным жестом поманил девушку танцевать.

— Отвали, дружище. Ты что, не видишь — леди кушает?

Русский удивленно отпрянул назад.

— Он не понял, что она с вами, — сказал с акцентом голос сзади. — Мои извинения. — Джейк повернулся. — А, мистер Гейсмар.

— Генерал Сикорский.

— Да, прекрасная память. Извините моего друга. Он подумал…

— Он твой друг? — спросил Дэнни у Джейка. — Что ж, отлично. Ильза, будь умницей, пройдись в фокстроте.

— Вы танцуете? — сказала она русскому, встала и взяла его за руку.

— Спасибо, — сказал Сикорский. — Очень любезно.

— Пустяки. — Дэнни был само радушие. — А вы?

— В следующий раз, — сказал он, взглянув на другую блондинку. — Рад видеть вас, мистер Гейсмар. Совсем другая вечеринка. — Он посмотрел в сторону танцплощадки, где русский и Ильза уже сплелись в объятиях. — Мне понравился наш разговор.

— Пещера Аладдина, — сказал Джейк, стараясь вспомнить.

— Да. Когда-нибудь, возможно, мы поговорим с вами на эту тему, если только захотите посетить наш сектор. Хотя там не так весело, как здесь. Доброй ночи. — Он повернулся к Дэнни и слегка поклонился, собираясь уходить. — Мой друг благодарит вас за помощь.

— Не забудьте вернуть ее обратно, — подколол Дэнни.

Сикорский взглянул на него, затем вынул пачку банкнот, отсчитал несколько штук и бросил их рядом со стаканом Дэнни.

— Этого должно хватить, — сказал он и удалился.

Дэнни, уязвленный, уставился на банкноты, как будто его отхлестали по щекам. Джейк отвернулся и проследил за Сикорским, который уже здоровался у бара с приятелем Гюнтера.

— Ни хрена тут не хватит, — сказал Дэнни. — Красные ублюдки.

— Какие бумаги? — спросил, поворачиваясь, Джейк.

— Что? А, разные. Ты спрашиваешь меня, что бы я купил на десять тысяч долларов, ну я и представил. Я покупаю бумаги. Купчие, например.

— У тебя есть здесь собственность?

— Кинотеатр. Самое первое приобретение. Сейчас квартиры. Конечно, в нужных районах. Но вот кинотеатр — это всегда что-то, верно?

— А что будет, когда уедешь домой? — спросил с интересом Джейк.

— Домой? Зачем? Мне здесь нравится. Полно девчонок — но этого мало. И я приобрел недвижимость. А что меня ждет в Лондоне? Пять фунтов стерлингов в неделю и большое спасибо? В Лондоне сейчас мертвый сезон. Все возможности мира на данный момент сосредоточены именно здесь.

Джейк сидел с минуту молча, в полном недоумении. Еще одна статья для «Колльерс», которую никогда не напечатают, — о наглом рядовом за угловым столиком в «Ронни».

— Вряд ли он продавал купчие, — сказал он наконец.

— Ну, это же как пример, правда? Ладно, давай еще по одной, — сказал он, с удовольствием наливая. — Настоящее односолодовое, а не ваше смешанное. — Он отхлебнул. — Стоящих бумаг — куча. Удостоверения личности. Восстановление в правах. Присвоение титула достопочтенного, если хочешь. Подделки, но кто узнает? Конечно, в первую очередь бумаги нужны немцам.

— Персилшайн, — сказал Джейк. — Смоет ваши грехи.

— Это точно. За одну такую бумагу, если она надежная, можно получить две тысячи. Продашь несколько и… — Он замолчал и поставил стакан. — Погоди. Я тебе расскажу, что тут действительно было. Сам, конечно, не видел, но слышал — тоже можно очень дорого продать.

— Что?

— Лагерные письма. Свидетельские показания. Какой-нибудь еврей пишет, что такой-то был вместе с ним в лагере или такой-то пытался уберечь его от лагеря. Самый лучший персилшайн: личное дело сразу становится чистым.

— Если он настоящий.

— Ну да, автор письма. Конечно, большинство на такое не пойдет, и это понятно. Но если тебе действительно нужны деньги — скажем, выбраться из страны, — что значит одно письмо?

Джейк в смятении уставился в стакан. Оправдать собственного убийцу. Что может быть хуже.

— Боже, — сказал он, с отвращением вздохнув — едва слышно из-за грохота оркестра.

Дэнни заерзал на стуле, снова почувствовав неловкость, как будто Джейк швырнул ему деньги на стол.

— Ну, я так не считаю. К чему в этой жизни долго помнить старое. Вот посмотри на меня. Три года в лагере для военнопленных. Это был ад, поверь мне. Его уже не восстановишь. — Он коснулся уха. — Глух как тетерев. Заработал в лагере. Но я познакомился там с немцами, нет худа без добра. Я и не думал, что это пригодится. А теперь, когда с этим все кончено, что толку ворошить прошлое? Надо жить дальше, я так считаю. — На какой-то дикий момент в голове Джейка невероятным эхом пронесся голос Бреймера.