С латунных карнизов свисают тяжелые бордовые портьеры, наполовину прикрывая окна. До ужаса традиционно. Сиденья и спинки деревянных скамеек и стульев украшены изящной инкрустацией. На столах — большие белые салфетки, чтобы утирать капающие слюни. Столовые приборы в «Северо» превосходны — вилки старые, классической формы, у ножей костяные рукояти и острые лезвия.

На грифельной доске, прямо над нами — список закусок: ветчина из Оверни, ломтики салями оттуда же, лук с салатным соусом и салат со свежим козьим сыром. Все это стоит от шести до десяти евро. В качестве главного блюда вы можете взять гамбургер с картошкой за четырнадцать евро, бифштекс по-татарски за пятнадцать евро, говяжье филе за двадцать пять евро или отбивную на двух или трех человек (шестьдесят пять и семьдесят пять евро соответственно). В карте вин около сорока наименований. Стоимость многих сортов не выходит за пределы двадцати евро.

Еда в «Северо» выше всяческих похвал: паштеты жирные и сытные, ветчины — ароматные. Ломтики картошки, нарезанные вручную, превосходны, а от отбивной (корова, надо полагать, была просто огромной) исходит головокружительный запах. Внутри мясо темно-красное, сырое. Оно сочится соками. Именно такое я и люблю. Из вина мы берем себе «Моргон» 2004 года винодела Жан-Поля Тевене. Оно отличается богатым фруктовым вкусом. Вино из винограда «Гаме» и стоит двадцать восемь евро.

Хозяин не останавливается ни на минуту. Он в вечном движении, постоянно нарезает крупными ломтями изумительный хлеб с хрустящей корочкой. Наконец присаживается к нам перевести дыхание. Он представляется. Его зовут Уильям Бернет, а повара — Джонни Бегюэн. Они работают вместе с 1987 года. Уильям поправляет поварской наряд. Нет, он никакой не повар. Когда-то работал мясником, но потом «Северо» стало его жизнью. Ресторан имел такой успех, что он решил ничего не менять, только расширить дело. Всего три месяца назад он открыл еще одно заведение — «Северо-Б». Туда он отправил повара-японца, который весьма занятно интерпретирует традиционные блюда французской кухни.

Ненадолго повисает молчание, и вдруг Мэг, сама невинность, подбрасывает гастрономическую гранату. А можно попросить принести ей к мясу горчицы? Уильям с усилием сглатывает: «Горчицы? Вы хотите горчицы?» «Позвольте мне с вами поделиться своим мнением», — поспешно вмешиваюсь я. Я указываю мяснику Уильяму, не являющемуся поваром, что для стейк-хауса отличного мяса на тарелке недостаточно. Даже если к этому мясу подается горчица. Помнит ли он «Релэ дё Вёниз» рядом с Порт-Майо, куда даже зимой выстраивалась очередь? Тридцать лет назад народ ломился туда отнюдь не из-за качества мяса, которое само по себе, конечно, тоже было очень важно, а из-за «секретного» домашнего соуса. Каждый стейк-хаус должен иметь свой фирменный соус. Я поясняю, что его делают на основе коричневого соуса из муки, масла и бульона. Уильям вежливо улыбается, но качает головой. Совершенно ясно, что он со мной не согласен.

— Вам действительно хочется приправить такое мясо горчицей? — спрашивает он Магали.

Мэгги отвечает утвердительно: да, она бы с радостью приправила отбивную. Уильям улыбается, качает головой, смотрит на нас с некоторой печалью и отправляется на кухню.

— Между прочим, у нее отец тоже был мясником, — кричу я ему вслед, — и дед тоже!

Мне до смерти хочется узнать ответ на один вопрос. Как современная девушка относится к бразильской эпиляции[21]? Большинство женщин, которые раздеваются только в присутствии самых близких людей, относятся к ней совершенно спокойно. А как насчет девушек из «Крейзи Хорс» — одного из самых известных парижских стриптиз-клубов? Они настоящие красавицы, а их тела — подлинное совершенство. Современные, обалденные, суперсексуальные — эти девушки находят себе парней и супругов среди высших, богатейших слоев парижского общества. При этом, разумеется, девушки тщательно ухаживают за собой. Насколько я понимаю современных женщин, они не оставляют без внимания ни единого квадратного миллиметра своего тела. Чем же в двадцать первом веке сможет удивить нас «Крейзи Хорс», где вот уже на протяжении полувека танцовщицы выступают полностью обнаженными? Увидим ли мы их интимные места?

Мы с Мэгги заходим в кассу и берем контрамарки. (Меня пригласила администрация «Крейзи Хорс».) Зал и сцена меньше, чем в «Лидо», но гораздо больше, чем я их запомнил. Мне доводилось бывать тут раньше два раза, с тех пор прошло немало времени, и в памяти остались лишь темнота и красотки. Махнув рукой на методистскую церковь, я наслаждался каждым мгновением шоу. Надо сказать, что второй визит в «Крейзи Хорс» не обошелся без последствий. Мы с Доминикой натолкнулись на моего старого приятеля из церкви, которую я посещал. Приятель пришел со своим коллегой. Они приехали в Париж по делам крупной компании, занимавшейся постановкой ограждения из проволочной сетки. С работой было покончено, а в Париже у них оставались еще свободные сутки. Вот знакомые и решили побыть простыми туристами. Мой приятель Джеф, человек рассудительный, уравновешенный и в известной степени не совсем методист (в том смысле, что он не чурался удовольствий, которые можно было получить от жизни), упомянул о забавном совпадении — как раз в это время на отдыхе в Париже находился директор их фирмы с женой. Джеф признался, что не собирается специально искать с ними встречи, на что я понимающе кивнул. Однако, направившись по Тронше в сторону магазинов, мы аккурат столкнулись нос к носу с Директором и Директоршей. Весело посмеялись, похлопали друг друга по спинам, изумляясь, сколь тесен этот мир.

— Ну что, ребята, какие у вас планы на вечер? — поинтересовался Директор.

Джеф повернулся ко мне. Чем можно заняться вечером? Может, пойти на шоу? Типично парижское! По-настоящему парижское! Мы с Доминикой погрузились в раздумья. Вы должны понимать, что к этому времени я уже мыслил практически как коренной парижанин. И напрочь забыл о благонравии. Во французском языке, конечно, слово «благонравие» тоже есть, просто нельзя сказать, что его часто слышишь. В семидесятые годы австралийцы в культурном плане во многом оставались недорослями: поддерживали важничающих ультраконсервативных иудеохристианских политиков, бюрократов и соответствующие организации. (Мы так и не выросли: посмотрите на политическое давление, которое оказывается, стоит только поднять вопрос об абортах, вспомните невнятную политику в области общественного транспорта и огромную плату за проезд.) Я предложил пойти в «Крейзи Хорс». «Отлично!» — кивнул Директор. «Понимаете… как бы это помягче сказать… — начал я. — Там выступают голые девушки. Совсем голые». Взгляд Директорши посуровел. Директор и Джеф с коллегой навострили уши. «Впрочем, помимо девушек, там бывают очень интересные номера. Фокусники, акробаты. Не оторвешься», — быстро произнес я. «Великолепно, — широко улыбнулся Директор, — просто здорово! Билеты за мой счет! Я вас всех приглашаю!» Директорша скорчила гримасу.

Мы взяли себе выпить, расселись по местам и принялись смотреть шоу. Я кинул взгляд на соседей. Джеф с коллегой пребывали в восторге. Директору вроде бы тоже нравилось, но при этом я заметил, что время от времени он похлопывает жену по руке. А какое у той было лицо! Как камень. Словно высечено из гранита. На нем написано отвращение, возмущение, обида.

После того как мы вышли наружу, ребята с Директором признались, что им очень понравилось шоу в «Крейзи Хорс». Особенно девушки. Спасибо, что я посоветовал провести вечер именно здесь. А с каким артистизмом выступали на сцене красавицы! Джеф положил мне руку на плечо и сказал, что мне не о чем беспокоиться. Жена Директора как-нибудь переживет. Джеф говорил не понижая голоса, потому что мы находились вне пределов ее слышимости. Она шла прямо посреди проспекта Георга V в четырех метрах от нас (было уже поздно, и машины не ездили). Понимаете, она держалась на расстоянии от мужчин, наслаждавшихся непристойностями и развратом. (Доминика же шла с нами.) Представляю, какой скандал супруга закатила Директору, когда они вернулись в гостиницу. (Я скандала, разумеется, не слышал и не имею ни малейшего представления, что она ему наговорила.)