— Санчо Перос? — Ретт задумался. — Но насколько я знаю, он в тюрьме. Во всяком случае плакатов с его портретами нигде не видно.
— Да, он в тюрьме. Отдыхает уже целый год.
— А откуда ты знаешь? — изумился Ретт Батлер.
— У меня тоже есть источники информации, и они более надежные, чем твои, как ты уже убедился.
— Так значит, с моей помощью, их будет не четырнадцать, пятнадцать? — засмеялся Ретт Батлер.
— Шестнадцать. Ведь ты тоже присоединишься к ним.
— А когда его должны выпустить из тюрьмы? Этого Санчо Пероса? — спросил Ретт Батлер.
— О-о, через двадцать четыре года, — засмеялся полковник Брандергас, — тебе, как ты понимаешь, придется договориться об его досрочном освобождении или же постараться, чтобы его освободили пораньше, намного раньше положенного срока.
— Ну, это понятно, — сказал Ретт Батлер, — только меня интересует одна деталь твоей биографии, Чарльз.
— Какая же?
— Ты, полковник, когда-нибудь был молод? Или ты родился полковником в блестящих сапогах и с янтарной трубкой в зубах?
— Да, Ретт, я когда-то был таким же неосторожным и самоуверенным как ты, — полковник Брандергас вытащил из жилетного кармана медальон в золоченной рамке и принялся его рассматривать.
Ретт Батлер не видел, что изображено на медальоне. Но у него хватило такта не поинтересоваться об этом у полковника.
— Да, я был неосторожен и молод. Но в один прекрасный момент произошли события, после которых я стал очень дорожить собственной жизнью.
Лицо полковника Брандергаса сделалось очень серьезным, с лица Ретта Батлера тоже исчезла улыбка.
Он понял, что сейчас полковник вспомнил о чем-то очень важном и личном для него.
Рука полковника дрогнула, и Ретт Батлер заметил, что в его руке не обычный медальон, а медальон-часы.
Полковник отщелкнул крышку и раздалась тихая минорная музыка.
— Чарльз, извини за бестактный вопрос.
— Нет, Ретт, вопрос нормальный. Только мой ответ на него может быть бестактным.
И Ретт Батлер, и полковник Брандергас молчали. Звучала механическая мелодия часов-медальона в руках полковника Брандергаса и каждому из них она навевала свои мысли.
Полковник вспоминал время, когда он был молод, а Ретт Батлер вспоминал родной город, отца, мать, вспоминал большой дом в Чарльстоне и большие часы в гостиной.
Но вспоминали о своем прошлом не только Чарльз Брандергас и Ретт Батлер. Также вспоминал свою прошлую жизнь и Альфаро Сикейрос, слушая механическую музыку часов.
Он лежал, откинувшись на топчане у шершавой стены монастырской трапезной. В губах тлела сигарета с итальянской коноплей. Его глаза были плотно закрыты, веки подрагивали. А крепкие пальцы то и дело отщелкивали и защелкивали крышку часов-медальона. Лилась негромкая мелодичная музыка.
…Он видел окно, видел себя, припавшего к стеклу. По его лицу струились капли дождя, мокрая одежда прилипала к телу. Альфаро Сикейрос из темноты следил за тем, что происходит в гостиной богатого дома.
Он увидел, как чета молодых из гостиной перешла в спальню. И Альфаро Сикейрос кошкой проскользнул к следующему окну.
Он увидел девушку изумительной красоты с длинными волнистыми волосами. Смолисто-черные волосы большими волнами рассыпались по ее плечам. Девушка была счастлива. Об этом было несложно догадаться по ее улыбке, по взгляду, которым она смотрела на своего друга.
Мужчина тоже был счастлив. Он, улыбаясь, поглаживал волнистые волосы своей подруги. Они уселись на большую разобранную кровать, и мужчина извлек из кармана золотые часы. Он отщелкнул крышку, девушка заулыбалась.
Альфаро Сикейрос с жадностью припал к стеклу, наблюдая за молодой четой. Казалось, что он даже услышал негромкий звук механической мелодии…
Он отпрянул от стекла и гримаса исказила его небритое лицо. В глазах вспыхнуло бешенство, веки дрогнули, над переносицей образовалась глубокая вертикальная складка, по которой текла дождевая вода.
— Дьявол, — шептал Альфаро Сикейрос, поглаживая рукоять своего револьвера, — дьявол, дьявол, как я их ненавижу. Будь они все прокляты! Эти богатые и счастливые!
А мужчина и молодая девушка улеглись на кровать. Они прислушивались к шуму дождя, барабанящему по окну, к негромкой музыке. Они любили друг друга.
На девушке был легкий шелковый пеньюар, который подчеркивал все достоинства ее молодого красивого тела, а волосы буквально струились по покатым точеным плечам.
Мужчина, облокотясь на локоть, поднес медальон к лицу девушки. Та взяла его в руки и с мечтательной улыбкой рассматривала то, что было изображено на внутренней стороне крышки медальона.
Наконец, она благосклонно кивнула головой, черные волосы волной перекатились по плечам, и девушка подставила свое лицо для поцелуя. Молодой мужчина приблизился, и под мелодичный звон их губы слились в долгом поцелуе…
Альфаро Сикейрос не выдержал, он толкнул оконную раму и та со скрипом распахнулась.
Холодный ветер влетел в спальню. Как белые крылья качнулись и взлетели к потолку занавеси и тут же опали.
Альфаро, сжимая рукоять тяжелого револьвера, направил его на испуганных влюбленных.
Первым опомнился мужчина. Он осторожно положил на кровать часы и, не отрывая свой взор от мокрого лица Альфаро Сикейроса, рванулся к низкому ореховому столику, на котором лежала кобура и револьвер. Ему не хватило буквально нескольких мгновений, чтобы выхватить револьвер…
Прозвучало три выстрела.
Альфаро Сикейрос зло и надменно ухмыльнулся, а мужчина с простреленной грудью упал, попытался подняться, но силы быстро покидали его и, наконец, он рухнул, оставляя на белоснежных простынях и на блестящем паркете кровавые следы.
Девушка судорожно дрожала, потянула было простыню на себя, пытаясь заслониться от выстрела.
Альфаро Сикейрос переступил подоконник и оказался в спальне.
Девушка была настолько испугана, что даже не могла вскрикнуть. Ее полные бледные губы шевелились, но она не могла проронить ни звука.
Альфаро Сикейрос медленно, все еще сжимая дымящийся револьвер, приблизился к ней, сгреб в руку край простыни и пеньюара и резко рванул. Раздался треск рвущейся материи.
И обнаженная девушка, насмерть перепуганная, прижалась к темной спинке кровати Ее тело казалось мраморным и неживым. Глаза расширились от ужаса…
Мигель, который смотрел на своего главаря, неторопливо подошел к нему и, вытащив остаток тлеющей сигары, бросил на пол и растоптал. Потом он прикрыл черным плащом Альфаро Сикейроса и улегся рядом.
Альфаро вздрогнул, а указательный палец его беспомощно свисающей руки несколько раз дернулся, нажимая на курок невидимого револьвера.
Санчо Перес, друг Альфаро Сикейроса, был один в камере тюрьмы. Он сидел, прижавшись спиной к стене и дремал.
Санчо был небрит и грязен, как большинство заключенных этой тюрьмы.
Он не слышал, как к тюрьме подъехал Ретт Батлер, он дремал и видел сладкие сны о свободе. Хотя он прекрасно знал, что скорее всего ему придется умереть в этих каменных стенах и до конца жизни ему предначертано смотреть на небо сквозь кованые прутья толстой решетки.
Вдруг Санчо вздрогнул и открыл отяжелевшие веки, он услышал какой-то странный шорох за стеной камеры.
На черном фоне ночного неба он увидел голову незнакомого мужчины, тот что-то прилаживал к решетке, в зубах мужчина сжимал сигару.
Санчо Перес с изумлением смотрел на происходящее за окном. Правда, видно ему было совсем мало — только голова и руки, держащиеся за решетку.
Наконец, одна рука вытащила изо рта сигару, послышалось шипение и пороховой дым втянуло в камеру.
Санчо Перес вначале страшно испугался, но потом сообразил, что готовится большой взрыв. Он спрыгнул с нар, сбросил на пол толстый продавленный тюфяк и залез под него.
Раздался страшный взрыв. Пыль, обломки и дым заполнили камеру.
Санчо Перес поднял край тюфяка и выбрался из-под груды обломков.
