Сам Бакстер, стоя на крыльце, поглаживал рукоятку своего револьвера. Он молчал.
Действительно, предстояло принять решение — и довольно сложное для Бакстеров. Ведь не было никаких гарантий, кроме слов Рохаса, и в этот вечер их могли запросто убить. Они могли погибнуть прямо за обеденным столом.
Но самое страшное не то, что они могли погибнуть, а то, что они могли остаться неотомщенными, и Рохасы захватили бы власть в Сан-Мигеле.
А этого никому из Бакстеров не хотелось, ведь они привыкли властвовать над всеми.
— Конечно, мы пойдем, — вдруг резко бросила сеньора Бакстер. — Но вы не должны ничего ни есть, ни пить, потому что пища может быть отравлена. А самое главное — вы должны всегда быть начеку, всегда наготове. Ваши глаза должны быть начеку, всегда наготове. Ваши глаза должны быть открытыми, а револьверы взведенными и готовыми к бою. Понятно?
Никто ничего не ответил, но на лицах мужчин заходили желваки…
Мужчины, наконец, двинулись с места и неспеша направились через площадь к дому Рохасов.
Шестеро мужчин и одна женщина пересекли площадь, каждый момент готовые выхватить револьверы и открыть стрельбу.
Но все обошлось спокойно, и они неторопливо вошли в распахнутую дверь дома Рохасов.
А Ретт Батлер, старый гробовщик и хозяин салуна уже ехали к реке на своей бричке.
У реки Батлер показал Сильвиниту, какие трупы следует взять, и они вдвоем положили их в свежесколоченные гробы, которые еще пахли смолой, закрыли крышки, и бричка неторопливо покатилась от реки к городку.
Дорогу освещала своим призрачным синеватым светом луна. Звезд в небе почти не было видно. Легкие облака мчались где-то очень высоко по небу, изредка они закрывали луну, и тогда вся земля погружалась в глубокий бархатисто-синий мрак.
— А ты уверен, что нас никто не увидел? — поинтересовался Сильвинит.
— Может, кто и видел, но это были, скорее всего, привидения.
— Эй, парень, так не надо шутить, привидения — вещь серьезная. Если хочешь, я могу тебе кое-что рассказать о привидениях, которыми населены здешние скалистые горы и ущелья.
— Да ну их к черту, — бросил Батлер, — я не боюсь никаких привидений. Самые страшные привидения на этой земле — люди. Даже если они и не вооружены, все равно они всегда вынашивают какие-то идиотские замыслы, все время хотят убивать друг друга.
— А разве у тебя нет подобных мыслей?
Вместо ответа Батлер пожал плечами.
В это мгновение прозрачная туча закрыла луну, и земля вновь погрузилась во мрак.
Лошадь тяжело тащила в гору бричку с двумя гробами.
Сильвинит и Батлер молчали.
Первым не выдержал Сильвинит.
— Так что же ты решил делать, все-таки? — уже подъезжая к городскому кладбищу, осведомился хозяин салуна.
— Сейчас все увидишь.
Они въехали в каменные ворота, и Батлер остановил лошадь.
— Давай снимем гробы, — сказал Батлер, и они с Сильвинитом стали опускать свежевыструганные гробы на землю.
Батлер действовал ловко, так, как будто бы всю жизнь этим и занимался.
— Я смотрю, — скептично заметил Сильвинит, — ты прекрасно приспособился к этому занятию, и если твои дела пойдут так и дальше, то ты будешь процветать.
— Не шути на эту тему, — заметил Батлер и Сильвинит осекся.
— Послушай, но мне совершенно непонятно, почему это, если на реке столько трупов, мы хороним только этих двоих?
Батлер крякнул, взвалив на плечи уже одеревенелое тело и вынес его на самую середину кладбища.
Потом присел, опустил покойника на землю и прислонил спиной к каменной плите.
— Ты мне так и не ответил. Почему из множества трупов у реки мы хороним только этих двух несчастных кавалеристов?
— А мы не будем хоронить, — ответил Батлер, стряхивая пыль со своей одежды.
— Как это не будем? Тогда какого черта мы их тащили от реки на кладбище?
— Не будем да и все, — улыбнулся Батлер.
Сильвинит явно не понимал, к чему клонит его постоялец.
— Странный ты какой-то, говоришь одно, делаешь другое. И вообще, мне непонятно все это и, если честно признаться, не нравится.
— Ладно, не надо слишком много задавать вопросов. Отнести этого солдата и посади у того камня, — и он указал Сильвиниту в глубь кладбища.
Тот, понимая, что работу делать все равно придется, взвалил на плечи покойника и, тяжело ступая, понес его к белеющему в сумраке камню. Он опустил его на землю и прислонил спиной рядом с первым.
— Батлер, зачем нам понадобилось столько труда? Какого черта мы их волокли от самой реки?
— Они нам очень даже могут пригодиться, — раскуривая сигару, наконец ответил Ретт Батлер. — Меня в моей жизни трупы выручали много раз, — сказал Батлер, поправляя мундир на одном из покойников. — Во-первых, запомни это, Сильвинит, они никогда ничего не говорят, а это очень важно. Во-вторых, возможно, нам удастся сделать вид, что они живые. А в-третьих, — Ретт Батлер замолчал, а Сильвинит посмотрел на него с нескрываемым восхищением, — а в-третьих, — продолжил Ретт Батлер, — если в них стреляешь, можешь уже ни о чем не переживать, потому что они мертвые.
Услышав эту кощунственную мысль, Сильвинит даже выронил крышку гроба, и она с грохотом упала на бричку. Лошадь испуганно заржала.
— По-моему, Батлер, в этом нет никакого смысла, ведь я живой человек. Живой, ты это понимаешь? Живой, посмотри, — и Сильвинит ущипнул себя за руку, — я совершенно живой и чувствую боль. Я совершенно не хочу находиться среди этих покойников, не хочу, поверь, — его глаза испуганно сверкали, — не хочу, — он ударил себя в грудь. — Не хочу! — вновь прокричал и грохнул кулаком по крышке гроба. — Я должен быть дома, а не здесь, на кладбище. Здесь мне вообще нечего делать.
— Что ты так кипятишься? — воскликнул Батлер. — Поспокойнее, пожалуйста, поспокойнее — и тогда ты все поймешь и сможешь во всем разобраться.
— Да ну тебя к черту! Ты какой-то сумасшедший. Если тебе хочется умереть, так умирай, а какого черта ты и меня тащишь в могилу?
— Ладно, Сильвинит, хватит, — Ретт Батлер положил руку на плечо хозяина салуна, — не надо так сильно горячиться, не надо кричать. Ты сможешь вернуться в свою таверну и сможешь торговать. Правда, люди к тебе не ходят, городок пуст. Ты же не хочешь, чтобы так было всегда, чтобы ты еще несколько лет был безработным?
— Нет, — стряхнув руку Батлера со своего плеча, сказал Сильвинит, — я уже устал от такой жизни, мне хочется работать, мне хочется жить, а эти мерзавцы не дают. Единственное, что они умеют делать — это стрелять, вешать, убивать. А зачем все это? Зачем? Ведь человек должен пить, есть, веселиться, работать. Человек должен радоваться каждому прожитому дню, а не думать о том, что вот сейчас, вот в эту минуту кто-то поднимает свой револьвер, взводит курок и выстрелит. Боже, как мне все это надоело! Мерзавцы! Дрянные негодяи! Убийцы! Бандиты!
Сильвинит не на шутку разошелся, он бегал вокруг брички, потрясал кулаками, выкрикивая проклятья в адрес бандитов, заполонивших и захвативших в свои руки весь Сан-Мигель.
А Ретт Батлер, опираясь о могильную плиту, с интересом наблюдал за этими движениями Сильвинита, за его нервным возбуждением.
— Хватит кипятиться, — вновь попытался он одернуть хозяина салуна, но того было трудно остановить.
— И ты, ты, тебе ведь жизнь недорога, тебя могут ухлопать в любую минуту, ты хоть это понимаешь?
— Пусть попытаются, — заметил Ретт Батлер без всякой злобы.
— Что значит — попытаются? Они просто тебя убьют, потому что ты один, а их… ты видел сколько? Их много, а ты один.
— А ты? — обратился к нему Ретт Батлер.
— А при чем здесь я? Я сам по себе, у меня есть работа, и я знаю, чем должен заниматься.
— Я тоже знаю, чем должен заниматься. Каждый должен заниматься только тем, что он умеет делать очень хорошо, — заметил Батлер, поглаживая рукоять своего револьвера.
— Вот-вот, ты опять про это же самое думаешь, опять об убийствах.
— Да нет, я не думаю об убийствах, я просто хочу, чтобы ты, Сильвинит, мог спокойно работать, зарабатывать деньги, а не трястись по ночам и не думать о том, что тебя кто-нибудь из этих мерзавцев, которые расплодились как тараканы в вашем городе, может прихлопнуть. Мне все-таки тебя будет немного жаль. Но больше всего я расстроюсь знаешь из-за чего?
