В этом деле Павел шел от разочарования к разочарованию. Петр и даже Варнава уступили давлению непримиримых консерваторов: они оба стали принимать пищу отдельно от тех, кто употреблял некошерную еду. Павел решился на публичное выступление против Петра, произнеся речь, суть которой он изложил в послании, сохранив тем самым для нас свое выступление, предназначенное исключительно для аудитории иудейского происхождения. Пусть эта единственная речь, позднее включенная Павлом в его Послание к Галатам, передаст ту важность, которую придавал Павел этому вопросу.

Во время одного из собраний произошла перебранка, отделившая иудеев-христиан от христиан из язычников. То есть даже более определенно: от эллинизированных иудеев, пользовавшихся греческой терминологией и мыслящих по-гречески. Павел начал с примера, доказывающего, что Петр противоречит сам себе: он, будучи иудеем, иногда доходил до того, что «действовал, как язычник» (ethnikos), употребляя в пищу, как язычники, некошерную пищу, принуждает язычников (ethne) «жить по-иудейски» (ioudaizein) [683]. Почему?

Аргументация Павла относилась скорее к вопросу «культуры» — даже можно было бы сказать, философии, — но не к теологии. Эта аргументация дается в греческом понимании вещей, то есть взгляд на проблему соответствует греческому образу мыслей[684]. Эта проблема снова спровоцировала главный спор эллинизированного иудаизма, возникший еще в то время, когда соблазн аккультурации и «жизни по-гречески» (hellenismos) в эпоху Маккавеев вызвал у иудеев защитный рефлекс во имя «иудейской культуры», названный тогда из противоречия ioudaismos[685]. Конфронтация носила непримиримый характер даже среди первых христиан, если вспомнить напряжение между «иудеями» и «эллинистами» в связи со смертью Стефана[686]. Павел хочет положить конец вражде, утверждая типично греческий релятивизм, вызванный идеями стоицизма: традиция — «царица мира», каждый живет в соответствии со своими обычаями, и иностранец должен уметь адаптироваться к окружающей среде… Сам он придерживался этого принципа в течение всей своей жизни, будучи иудеем среди иудеев и живя по-язычески среди язычников.

Петр и другие не согласились с Павлом и не последовали за ним. Мы не знаем, какие возражения они приводили, но факт остается фактом — Петр остался. Павел ушел… и уже никогда не возвращался в Антиохию, в Церковь, основы которой он закладывал. Он отправился в путь только в сопровождении Тита и Тимофея, поскольку Сила, с которым он совершил второе миссионерское путешествие, примкнул теперь к Петру[687].

Это было изгнание: другого слова тут не подберешь! Причины этого были гораздо более серьезны, чем те, которые вызвали его отправление во вторую миссию, весьма напряженную. Теперь Павел чувствовал себя вполне независимым от Церкви Антиохии — ощущение, которое, впрочем, пришло к нему еще во время его второго путешествия и все более возрастало. На этот раз он сжег за собой мосты. Он приступил к осуществлению новой программы с помощью своей группы, которая полностью состояла из обращенных язычников, хорошо знающих Малую Азию. Именно в греческой среде, обеспечивающей размах и бесконечные возможности, он намеревался применить свои способности на поприще нововведений и евангелистического созидания, не сталкиваясь при этом с требованиями иудаизма или соперничеством апостолов, как это было в регионах, соседствующих с Палестиной. Он ушел, не оглядываясь больше на христиан Антиохии, и несмотря на жестокое разочарование, его новая миссия не была бегством, желанием выпутаться таким способом из сложного положения: его планы, его сердце, его будущее были обращены к Иерусалиму, к Святому городу. Сбор пожертвований для бедняков, который был доверен ему властями Иерусалима, стал теперь одной из целей его нового путешествия и одной из самых важных причин возвращения. Какими бы ни были разногласия — случайные или же принципиальные — с «новыми апостолами», он всегда был солидарен с Иерусалимской церковью, уважая тех, кого считал главенствующими над нею.

Желал ли он разрыва в Антиохии? Был ли этот разрыв спровоцирован им? Или это произошло из-за его неспособности снести «вмешательство» Петра и все возрастающей власти человека со стороны в обществе, которое он основал? Этот последний факт неоспорим, хотя довольно трудно разобраться в чувствах жителей Антиохии в отношении Павла. Вероятно, память о нем со временем сгладилась настолько, что «первым епископом» и «основателем» местной Церкви стали считать Петра[688]. Кроме того, не прекращаются дискуссии об отношениях, которые могли быть, между Павлом и первосвященником Игнатием»[689].

Тем не менее влияние Павла в Антиохии не исчезло бесследно: конечно, Евангелие от Матфея, написанное для Антиохийского общества следующего поколения, отводит Петру первостепенную роль, отдавая ему власть наставника, однако Матфей высоко ставит ту позицию терпимости по отношению к обращенным язычникам, свободным от иудейских обычаев, которую отстаивал Павел[690], и свидетельствует об объективных трудностях миссии, представляемой иногда узкой и неофициальной, а иногда соответствующей универсальным традициям, что вполне отвечают духовному наследию Павла[691]. В таком контексте Петр может предстать, как человек компромиссной позиции, который, продолжая движение Павла, широко насаждал при этом иудейский Закон, считающийся христианским наследием. Отступничество, глубоко ранив Павла, не являлось отречением: Сила примкнул к Петру и следовал с ним до Рима, но ходившее по рукам письмо, которое он написал от имени апостола — это темы и изречения Павла, составляющие лучшую часть этого письма[692]; что касается Марка, а он также некогда порвал с Павлом и последовал за Петром, то однажды тот вернется, чтобы примириться со своим прежним наставником[693].

Вопрос догмы? Культуры? Личного темперамента? Трудно определить, почему Павел не нашел общего языка со всеми остальными во время конфликта в Антиохии. Может быть, просто-напросто уже прошло время пророков и харизматов в этом городе.

Петр — апостол иудеев. Павел апостол язычников… Эта взаимодополняемость апостольских призваний, которую Павел начиная с этого момента защищал всю свою жизнь, носит явно ретроспективный характер суждения об инциденте в Антиохии[694]. Определенные обстоятельства обусловили выбор Петра: не отделяться от консерваторов, а опереться на принцип разделений по Закону Моисея. Павел же окончательно решил специализироваться на палестинской среде с арамейской культурой. В самом деле, он даже стал называть Петра только арамейским прозвищем Кифа («Камень»), тот да как евангелисты, автор «Деяний» и составители рассылаемых посланий называли его либо используя греческую форму «Петр», либо двойное имя Симон-Пeтp, подчеркивая причастность к Империи. Различие в употреблении имен весьма красноречиво указывает на различие позиций, в том числе и на позицию Павла.

Куда Павел намеревался отправиться? Кажется, он был в нерешительности и намечал новое путешествие в Иерусалим с целью добиться третейского суда в вопросе, который можно было бы сформулировать как «незаконное вмешательство» и посягательство на его права: ведь известно, насколько болезненно Павел относился к этому[695].