Принятый в лоно города, находясь среди влиятельных лиц, продолжал ли Павел — этой иудей, завсегдатай синагог — свой миссионерский путь? Или, быть может, он основал обособленный христианский кружок, наставляя и крестя восприимчивых к новой религии язычников со свойственной ему энергией и космополитизмом? [629] Возникает вопрос: каким было религиозное обоснование его проповедования после европейского периода, в ходе которого он постепенно обретал независимость?

Автор «Деяний» проводит мысль, что Павел радушно был принят теми, кто находился «между двумя мирами» [630], — в отдалении от греческих городов, на пороге синагоги; что в Филиппах, Фессалонике, Верии, Афинах и в Коринфе он трудился в среде духовно общей, в среде «боящихся Бога» [631]. Апологетический замысел автора очевиден: его цель — подчеркнуть, что христианство, отвергнутое иудеями, законно могло распространяться среди язычников, не теряя ни своих корней, ни своих библейских ориентиров, так как изначально оно было обращено к приверженцам иудаизма.

Такой анализ первой европейской миссии остается весьма спорным[632]. Само выражение «боящийся Бога», хоть и употреблялось в греческой Библии, было Павлу неизвестно так же, как и Филону Александрийскому; только Иосиф Ф. употреблял его в смысле совершенно определенном, скрытом от язычников, которые придерживались древних иудейских ритуалов, не соблюдая при этом всех положений Закона Моисеева и не делая обрезания[633]. Из записей можно видеть, что терминология той эпохи была неясной: одно и то же определение обозначало и эллинизированных иудеев и небольшие группы людей, посещающих синагоги, отличая, однако, «иудеев» от прозелитов [634]. Речь идет о людях двух культур, тех, которые могут быть задействованы в синагоге, будучи при этом вовлеченными в грекоримское общество, из-за чего они не могут выполнять все предписания Закона Моисеева [635]. Записи говорят, что такие люди встречались исключительно в диаспорах: свидетельства о них все больше личные, чем коллективные, а на Балканах о них ничего не говорится вообще. Это дает повод подозревать автора «Деяний» в вымысле и ставит под сомнение само существование подобной категории людей и их определяющей роли в евангелизации Европы, о которой пишут «Деяния» [636].

Однако сохранилось много писаний, оставленных Павлом. В них говорится, что он проповедовал в Европе эллинизированным слушателям, знакомым только с писаниями Ветхого Завета: этого нельзя утверждать обо всех слушателях, но его последователи по крайней мере общались с такими же. Все имели греческие и латинские имена, причем второе имя брали и те, кто родился в иудействе, как, например, родственники Павла или Тиций Иуст из Коринфа[637]. Ономастика вполне обычная, с частыми ссылками на мифологию; кроме того, встречается необычайное множество имен в уменьшительной форме, которые употреблялись греками, как иностранные имена [638]. такое имя, как Стефаний, ассоциируется больше с эллинизированным жителем Востока, чем с чистокровным греком. Все эти люди были адаптированы к греческому образу жизни: Павел знал о проблеме гомосексуализма или скорее педерастии, что было вполне обычным в элитных кругах, он также знал о браках между родственниками, хотя и запрещенных Торой, но весьма распространенных в эллинистическом мире; он знал о жертвоприношениях языческим богам, которые делались во время богослужений и от которых не могли уклониться должностные лица, как, например, Ераст [639]. Тогда апостол прибегнул к Библии: его послания пестрят ссылками и цитатами, он призывает обратиться к ветхозаветным писаниям пророков, к назидательной и апокалипсической литературе [640]. В его посланиях нет воззваний ни к воображаемому, ни к существующему культурному миру, ни даже к религиозному чувству, в отличие от речей в книге «Деяний», составленных специально для язычников Листры и Афин [641].

Павел не начал говорить по-иному, проповедуя в европейских городах после своего разрыва с Варнавой. Он отправился к эллинизированным иудеям или грекам, соприкоснувшимся с иудейской культурой; на самом деле единственный его провал во время этой миссии случился в Афинах, где иудейское население было очень малочисленным. Павел трудился на ниве, уже подготовленной. Ему, без всякого сомнения, помогло то, что уже была распространена греческая Библия, а также существовало увлечение и расположение греков к деятельности синагог и желание иудеев диаспоры приобщиться к греческой культуре [642]. «Деяния» достаточно верно воссоздали картину проповедования, характерного для иудея диаспоры, даже если слова этой книги оказались догматичными и несколько противоречивыми из-за желания автора изобразить неизбежный разрыв между апостолом и институционным иудаизмом: как еще изобразить этот разрыв, если не сказать, для того чтобы «идти к язычникам», Павел должен был остановиться в доме римлянина, возле синагоги, чье прозвище Иуст выдает в нем, однако, праведного иудея?

После всех этих неприятностей Павел возвратился в Антиохию — точку своей опоры. Но он не нашел здесь — увы! — мирного убежища: вновь возникали и нарастали нарекания, ставились под сомнение как реальность его апостольской власти, так и статус и основные положения миссии, обращенной к язычникам [643]. Несмотря на очевидный успех его путешествия в Европу, Павел был сбит с толку, оказавшись лицом к лицу с той неспокойной обстановкой, которая сложилась тут без него.

Христианские общества в Антиохии никогда не были однородными: называя себя общим, изобретенным словом «христиане», собирались прежние эллинисты, сторонники Стефана, которые проповедовали исключительно в иудейской среде, обращенные Варнавой и Савлом язычники и иудеи[644]; может быть, еще последователи Петра, так как местные летописи свидетельствуют о том, что в 37 году он проходил через Антиохию, когда Павел направлялся в свою родную Киликию [645]. Предание говорит, что после Варнавы и Павла с их миссией первое место в Антиохийском обществе отводилось «человеку Петра» Еводию, чье имя совершенно очевидно указывает на то, что это христианин из язычников [646]. Таким образом, местная Церковь делилась на многочисленные группки [647].

Эллинисты, даже из иудеев, были полностью оторваны от Храма и не соблюдали ритуальных обрядов, предписываемых Торой: об их влиянии в Антиохии в то время можно судить, исходя из повествования «Деяний», которое основывалось на антиохийских источниках, свидетельствующих о восхищении эллинистов Стефаном и об их пессимизме по поводу обращения иудеев[648]. Марк, которого избегал Павел, возможно, был близок к этому движению; известна его враждебность к первосвященнику и категоричные слова: «Никто не вливает вина молодого в мехи ветхие: молодое вино прорвет мехи»[649] [650].