Потапов и Соколов заметили, как испугались путанки встречи с киллерами. Но ни Александр, ни Вадим не догадались об истинной его причине, не задали вопросов о милиции. Такого они не могли предположить…

Девок вскоре вернули в притон все на той же машине. А двоих убийц увели в разные камеры — одиночные, глухие, расположенные далеко друг от друга. Оба киллера даже случайно не могли увидеться. Всякое общение между ними было оборвано. Проникнуть к ним не смог бы никто без ведома Потапова. Оба надежно охранялись.

Но от дачи показаний отказались оба. Молча выслушали предъявленное им обвинение. Оба вели себя столь похоже, что и у Потапова, и у Соколова не раз закрадывалось сомненье: а уж не нашли ли они свой способ общения, что действуют столь синхронно?

Всю неделю провели в раздельных камерах, но одиночество не сломало ни одного. Не выдали себя страхом перед будущим. Держались уверенно, спокойно, ничего не прося и не требуя.

— Что происходит? Они ведут себя как близнецы, словно их консультируют! — недоумевал Потапов.

— А ты не торопись. Зачем спешить? Одиночки ломали и не таких, как эти. Пусть посидят, подумают. Общение между ними исключено. Я думаю, их выдержки хватит не больше чем на неделю. А дальше — заговорят как милые. Нервы у всех — не канатные. Имеют свой запас прочности. Но он ограничен. Иссякает… Сдадут и у них… Я в этом уверен, — говорил Вадим.

Лишь в конце третьей недели охранники рассказали, что из камер доносится плач, а то и стон. Один ночами перестал спать, ходит по камере — три шага вдоль, два — поперек. Второй — матерится глухо. Но никто пока не попросился к следователю.

— Терпение! Осталось немного! — успокаивал Вадим Сашку и ждал…

Через три дня охрана попросила взглянуть на одного арестованного. Еще вчера он угорело носился по камере, матерился. Бил в стены кулаками. Кому–то грозил. А сегодня…

— Орет во всю глотку, будто его режут. Изо рта пена клочьями летит. Дали завтрак. Когда успокаиваться начал, он его по полу раскидал. Глаза дурные, как пустые миски. Увидел меня, когда вошел, встал на карачки и залаял! — рассказывал охранник.

Когда Потапов с Соколовым заглянули в камеру, Анатолий рассматривал раскоряченные пальцы рук, строил рожи самому себе.

— Спятил! — выдохнул Александр.

— Это можно проверить, — засомневался Вадим и попросил охрану громко крикнуть имя поделыщика.

— Димка! — раздалось оглушительное. Но Анатолий словно не услышал.

— Свихнулся! — крутнул головой Потапов.

— Не спеши с выводами! — принес Вадим кружку воды, вылил в лицо Анатолию. Тот испуганно отпрянул, повалился на пол, свернулся в клубок.

— Симулирует помешательство, — уверенно сказал Вадим.

— Нет. У него и впрямь сдвиг. Пусть его обследуют врачи.

— Ерунда. Он прикидывается, чтобы избежать суда. Надеется, что, попав в больницу, сумеет сбежать. Старый прием.

— Тогда зачем ждал три недели?

— Для большей достоверности…

— И все ж врача нужно. Кстати, что с Селезневым? — спросил охрану Александр.

— Лежит. Завтрак не тронул. Головы не поднимает. Мы его спросили, будет ли есть, сказал — нет!

— Голодовку объявит — накормите принудительно! — распорядился Вадим и вошел в камеру. — Дима, как настроение? — обратился к Селезневу.

Тот промолчал.

— Когда захотите встретиться со следователем, скажете охране! Уже пора понять, что время работает не на вас! У нас и без ваших показаний достаточно оснований для вынесения обвинительного заключения. Век держать здесь не будем.

— Мне нечего сказать. Я ни в чем не виноват. Понятно? — услышали чекисты.

— А что, если их поместить вместе? Анатолий враз перестанет прикидываться. И поймут, что молчание работает против них, — предложил Вадим.

— Давай попробуем!

Чекисты внимательно наблюдали за встречей подельников. Селезнева ввели в камеру первым, вскоре в нее препроводили и Анатолия.

Тот даже не глянул на Селезнева. Сел на пол, скорчив рожу, завизжал, заорал во всю глотку. Так длилось бы долго. Но Селезнев не выдержал. Подошел, пнул ногой в бок.

— Заткнись! — приказал коротко. И добавил уже шепотом: — Не поможет. Некому нас снять отсюда. И тюряги не миновать!

Анатолий, лишь на мгновение утихший, задергался на полу. Глаза закатил. Лицо исказилось. Изо рта клочьями пошла пена.

— Кончай дрыгаться. Не вопи, паскуда! Не то сам заткну тебе, если не захлопнешься! — ткнул кулаком. Но тот будто не слышал.

— Кончай! — терял терпение подельник.

Когда Дмитрий хотел вразумить подельника оплеухой, тот кинулся на него, яростно молотя кулаками.

Селезнев попытался отбросить от себя Анатолия, но не успел. Тот зацепил на кулак, отбросил в угол, крича, сопя, кинулся к нему с кулаками. Но чаще промахивался, колотил в стены.

— Кажется, у него всерьез сдвиг произошел! — понаблюдал Вадим и согласился с Потаповым, что Анатолия нужно обследовать.

— Утих бешеный! Мы его парой ведер воды успокоили. Поначалу дергался, потом на шконку залез, свалился и захрапел на всю камеру. Даже в коридорах слышно. Второй поел недавно. Теперь спит… — доложила охрана.

Врач, осмотревший Анатолия, сказал, что человек не симулирует. У него и впрямь нервный срыв. Надо лечить. Но не в теперешних условиях…

— Ни в коем случае об этом, даже случайно, не должны узнать подследственные! — предупредил Потапов.

И объяснил, что второй киллер, по его мнению, скоро начнет давать показания.

На следующий день его предположение оправдалось. Охрана передала просьбу арестованного о встрече с кем–нибудь из чекистов.

— Со следователем мне говорить не о чем. Если он выслушает, все равно не поверит. Или против меня повернет показания. Я расскажу все. А вы решайте. Устал я здесь канать. Один как жмур. С той разницей, что дышу, — опустились плечи мужика. — Я Карпова знал недолго. Работал «дальнобойщиком» у фирмача. Возил всякую хреновину на продажу. В последний раз мотался за туалетной бумагой в Белоруссию. Привез. Как и велели. А кладовщица куда–то смоталась и товар сгрузить некуда. Мне сказали сдать бумагу Карпову, чтоб его киоски торговали. Пока созванивались, договаривались — шел дождь. Тент на машине старый, пропускал, подмочил часть товара. Когда стали разгружать, размокшую бумагу у меня не взяли. А фирмач отнес убытки на мой счет. Да и оплата за рейс мне причиталась с Карпова. Он заказывал товар. Но оплачивать мою работу отказался. Я хотел поговорить с ним, но охрана не пустила. Я звонил. Карпов бросал трубку. В бухгалтерии отвечали, что без разрешения начальника деньги не дадут.

— А с Анатолием где познакомились? — вставил Соколов свой вопрос.

— Он мой сменщик. Вместе работали. Колесили всюду вдвоем…

— Что случилось дальше? — поинтересовался Вадим.

— Деньги он нам не отдал. И мы получили тогда шиш, а не зарплату. Фирмач вывернул с нас за испорченный товар, за горючку. Мы обозлились на всех разом. Как жить? На что? А у Толика шуряк раньше в ментах был. Но его оттуда выперли и в безработных кантуется. Он и подсказал найти «крышу», чтоб сумела тряхнуть фирмача и Карпова разом. Но эти ребята, назвавшись крутыми, потребовали за свою работу деньги. Причем сразу. Их у нас не было. Сами не жравши жили. Когда мы предложили крутым расчет после дела, они сказали, что без аванса не работают. Мы с Толяном после них зашли в пивбар. Наскребли на пиво. Тут к нам шуряк подвалил. Он завсегда у пивбаров ошивается. Спросил, как дела. Мы стали рассказывать. Тут к этому шурину двое легавых подвалили. Бывшие кореша. Слушать стали. Мы и выложили, как есть. Они хохотать начали. Мол, крыша нужна тем, у кого своей головы на плечах нет. Или вы разучились сами морды бить? Прижучьте и за душу возьмите обоих! Теперь это сплошь и рядом. Раньше за такое брали в каталажку, нынче внимания не обращаем.

— А третий этот откуда взялся? — спросил Вадим.

— Шуряк Толика… Он сам захотел нам помочь тряхнуть Карпова. Решил за нас вступиться. Да и менты пообещали глаза закрыть на все. Посоветовали оттыздить без свидетелей. Мы охотились за фирмачом. Но он, сволочь, смотался на Украину за вином и никак не возвращался. Неделю его пасли. И тогда решили ловить Карпова.