— Где твои? — спросил Потапов.
— В городской. В следственном изоляторе канают.
— А те двое, что твоих подставили?
— Эти от нас не смоются. Сегодня надыбают. Шкуру с живых спустят! — пообещал Егор.
— Погоди, пока я твоими займусь, тех двоих достаньте. Но без драк. И мокрить не вздумайте. Они живыми нужны.
— За кентов не поручусь. Достали, падлы. Коли накроют их раньше моего слова, в жмуры кинут. А и мое слово не знаю сдержат ли? — сознался грустно.
— Пахан ты или кто? Коль прошу, значит надо!
— Ишь, гоноровый! Покуда ты у меня приморился! Чего тут паханишь? — сверкнул Егор глазами.
— Чую, эти двое лишь ниточка. Клубок впереди покатится. Если верно, что сказал мне, большое дело раскрутим.
— Не смеши, Сашка! Какое дело ты раскрутишь, если у бухой барухи слабо червонец стыздить? — усмехнулся Егор.
— Я не о том. Воровские — не мои дела. Даже в детстве не озорничал! — рассмеялся Потапов. И добавил: — Я о своем. Кое–кого пора на чистую воду вывести.
— Хм–м! Это кого же? — полюбопытствовал Егор.
— Подозреваю в одном деле милицию. Не слышал ли ты краем уха об убийстве нумизмата Карпова? У него, по слухам, имелась большая коллекция монет. Говорят, она исчезла из квартиры покойного…
Вадим весь напрягся.
— Ну, чего темнишь? Ведь я знаю, коль ты спросил, знай, верняк! Ты слухам не поверишь. А и я, покуда рыжуху на зуб не возьму, родному кенту не доверюсь. А про дело это не только я, весь город трандит. Но всё разное. Одно — верняк. Фартовые в том деле — не засветились. То как маме родной ботаю. И любому кентель сверну, кто на кентов моих тебе натрехал!
— Никто не подставлял твоих мужиков.
— Верняк?
— Как на духу. Но, может, слышал что–нибудь, кто увел коллекцию?
— Врубись враз! Среди воров такое не шмонай! Бесполезняк тыздить то, что загнать нельзя. Мы музеев не держим. И век наш короток. Уводим, что можно загнать, пробухать. А коллекцию хоть в жопу засунь, ее ни одна баруха не возьмет. За эту пакость только ходку схлопотать! Загреметь на Колыму! А ведь и не попользуешься. Враз легавым в клешни угодишь! А потому мои фартовые никогда не трясли музеи и «зелени» такое запрещали зараз. Шмонай средь шпаны. У ней мозги короткие, — хохотнул Егор.
— Те двое, что на ваших в пивбаре наехали, случайно не проговорились о деле Карпова? — спросил Вадим.
— Нет! Только про Левана трехали…
— Я прошу, если что услышишь, скажи нам. Это дело мне костью в горле стоит! И там, как с твоими кентами, не обошлось без подсадки. Тоже двое. Их давно ищу.
— Может, мы одних и тех же шмонаем? Ну что ж! Надыбаем, живьем приволоку! — пообещал Егор. И спросил: — Кентов моих сумеешь снять из ментовки?
— Надо поторопиться, чтобы с ними не разделались! — встал Потапов. И, уходя, предупредил: — Смотри, живыми оставь тех двоих…
— Замётано! — пообещал Егор.
Потапов приехал в горотдел милиции задолго до начала рабочего дня. Нашел начальника следственного изолятора. Потребовал встречу с двумя задержанными в пивбаре.
Через пять минут их привели под охраной.
— Я забираю обоих.
— Не могу их отпустить без указания начальника милиции, — заупрямился майор.
Потапов вошел в кабинет начальника охраны, оттуда позвонил начальнику милиции области. Объяснил все. Тот попросил позвать майора и… Потапов, заглянув к тому, увидел, что его разговор прослушивался.
— Майор! Ответьте начальнику милиции области. Думаю, он удовлетворит ваше любопытство! — не смог скрыть раздражения Потапов.
Вскоре он увез бывших фартовых из следственного изолятора. Он недолго поговорил с ними в кабинете и отпустил, взяв с них слово не мстить милиции за случившееся и не лезть на рожон.
— Я знаю ваше отношение к милиции. Оно давно сложилось, и вас никто не переубедит. Одно скажу, нынешняя шпана тоже называет себя фартовой. Знает «феню». Вся в наколках. Но от того не перестала быть шпаной. Какие законы? Все попрано! Срывают с шеи старух крестики, отнимают пенсии, берут детей в заложники под выкуп! И называют себя ворами в законе! В прежние времена вы своими руками разделались бы с такими, чтобы не позорили.
— Это верняк!
— Точно ботаешь! — поддержали оба.
— Но обыватели им верят. Они не знают разницы между вами. Потому что любого вора считают своим врагом. Так и с милицией. Есть в ней случайные люди. Имеются и толковые, порядочные работники, кто ничем себя не замарал. Они не могут, не должны отвечать за всех! Ведь в работе, как в жизни, всяк за себя несет ответственность. Понятно?
— Допёрло! Только легавый и есть легавый!
— Мусора! Всех их одна сука высрала! — пошли к двери, не поверив в добрые слова о милиции.
Вечером, когда Потапов с Соколовым собирались уйти с работы, внезапно зазвонил телефон:
— Потапов? Это я! Егор! Достали твоих хмырей. Обоих. Они у нас. До ночи постремачим. Потом заберешь. Сейчас не возникай. Легавые тех хмырей шмонают. Не стоит светиться! Пусть смоются менты. Надыбать козлов им не обломится…
Ближе к полуночи двоих мужиков доставила оперативная машина. Потапов, как и условились, тут же позвонил Вадиму. Соколов вскоре пришел в кабинет, отправив оперативников за девками из Софкиного притона для опознания.
Путанки не поняли, для чего их подняли всей гурьбой среди ночи.
— Дядечка! Тебе и одной много будет! Зачем всех загреб?
— Давайте, красавицы! Располагайтесь поудобнее! — предложил водитель оперативки хохоча.
— Неужель фартовые по нас соскучились? Ох, девки, ну и бухнем!
— Дядь! А ты что? В машине с нами хочешь переспать? Сразу со всеми?
— Ага! С ветерком!
— Тогда зачем отдельно сел? Иди к нам! Мы скорость свою включим! — обещали хохоча.
Но, войдя в кабинет Потапова, притихли, настороженно оглядывались. Поняли, что привезли их сюда не для развлечения.
— Опознание? А это что?
— Узнаем ли кого–нибудь?
— Вот чудаки! Да разве всех упомнишь, с кем переспать пришлось? — смеялись девки.
И только Софка сидела хмурая. Она старательно скрывала страх, засевший где–то в глубине души. Она знала издавна: от милиции можно скрываться, откупиться девками или деньгами. От чекистов — никогда… Они не пользуются шлюхами, не выдергивают их ради веселья. Уж если привезли вот так — жди неприятностей.
Девок вызывали в соседний кабинет по одной. Предлагали взглянуть на мужиков. Если кого узнают, сказать в соседнем кабинете.
Первой вышла Райка. После опознания вернулась с округлившимися глазами. Испуганная. Бледная.
— Ну что? Узнала? — спросила ее Софка.
— Девочки. Без разговоров. Тихо. Идите вы, Софья! — предложил Вадим бандерше.
Та вернулась вскоре. Рот платком заткнула. На девок не глянула. Села, опустив голову. Боялась дышать. Ей четко вспомнилась ночь, когда в ее притоне был убит Карпов. Убийцы тогда сбежали. Ей казалось, что она никогда больше не встретится с ними. Она узнала их сразу. Обоих из пятерых предъявленных к опознанию. И снова, как в ту ночь, зазвенел в ушах голос умирающего человека:
— Помогите! Хоть кто–нибудь!
Тогда от страха она не могла двинуться с места. Да и как помочь, как сумела бы отнять у троих? Она просто дрожала, глядя на расправу. А потом…
Ох, лучше не вспоминать… Пришла милиция. Трое, потом пятеро. Спрашивали, кто задержал и забрал задержанного? О чем спрашивали, кто что ответил. И предупредили:
— Меньше болтай! Те двое — на воле. Если узнают, что говорила, достанут тут же. Ты уже видела их работу. Тебя и девок, как кур, переловят. Головы отвернут. И мы не сможем тебе помочь. Не успеваем. Их теперь много развелось. Нас — не хватает. Хотите жить — заткнитесь наглухо. Ни звука никому. Чекисты сильны у себя. Но и их теперь размазывают. Они себя не защитят. Вас и подавно. Такая жизнь теперь, хочешь дышать — молчи, — предупредила милиция.
Софка молчала. Ее выдало лицо, исказившееся от страха…
Девки тоже узнали. Почти все. Кроме одной, действительно не видевшей случившегося.