Он состоял из шести человек, не считая нас. Это были смельчаки, которые, не стерпев деспотизма управляющих и надсмотрщиков, бежали в леса и, скрываясь от всех, вернули себе там первобытную свободу. Эта свобода, хотя и связанная с тяжёлыми лишениями и опасностями, была им во сто крат милее подневольного труда и гнёта, который они стряхнули с себя. Никого из них, кроме нашего проводника, нам не случалось встречать прежде. Главарь этой ватаги года два или три назад бежал вместе со своим товарищем с одной из соседних плантаций. Они тогда и понятия не имели о существовании этого убежища, но, спасаясь от жестокой погони, они пытались перебраться через озеро или болото, которым был окружён островок. По-видимому, до них никто такой попытки не предпринимал. Обоим посчастливилось: они добрались до островка, о кото ром никому ничего не было известно, и с тех пор этот клочок земли стал для них надёжным убежищем. Постепенно к ним присоединилось ещё двое, а потом и остальные.
Как выяснилось, наш проводник был послан на одну из соседних плантаций купить там маис. Островитяне вели постоянную торговлю с рабами ближайших плантаций. После того как сделка состоялась, негры, у которых был приобретён маис, принесли бутылку виски и так щедро угостили нашего приятеля, что он, не дойдя до своего убежища, свалился в том месте, где мы его нашли, и заснул мёртвым сном.
Пить виски вне дома считалось тяжким нарушением закона, установленного из предосторожности в маленькой республике на островке. Такой проступок карался тридцатью ударами ремнём, и наш проводник тут же без всякой жалости был подвергнут этому наказанию. Надо сказать, что он принял его совершенно безропотно: ведь это было выполнением закона, установленного с его согласия и защищавшего его интересы точно так же, как и интересы остальных его товарищей.
Жизнь, начавшаяся для нас с этого дня, имела, во всяком случае, всю прелесть новизны. Днём мы ели, спали, рассказывали друг другу различные истории, связанные с нашими побегами, или же занимались просушиванием шкур убитых животных, шитьём одежды, заготовкой провизии.
Зато ночью наступало время приключений и опасных предприятий. С приближением осени мы участили наши набеги на маисовые и картофельные поля, расположенные не слишком далеко от нас. Это была своеобразная контрибуция, которой мы облагали владельцев плантаций, но продолжалось это всего каких-нибудь полтора-два месяца в году. Постоянным источником для пополнения наших запасов и даже доходов служили стада почти одичавшего скота, которые бродят по сосновым лесам, питаясь растущей там грубой травой. Мы забивали этот скот, когда в этом была нужда, и вялили на солнце мясо, нарезанное тонкими пластинками. В таком виде мясо составляло вкусную и сытную пищу, и мы не только всегда держали значительный запас его для самих себя, но и сделали это мясо основным предметом нашей меновой торговли, которую мы со всякими предосторожностями, но постоянно вели с рабами нескольких соседних плантаций.
Такая первобытная жизнь в лесах сопряжена со множеством лишений и опасностей, но в ней есть своя прелесть и свои радости. Даже если взять самые худшие её стороны, она всё же в тысячу, в десять тысяч раз привлекательнее жизни в условиях так называемой цивилизации, где свободолюбивого дикаря низводят до положения жалкого и трусливого раба. Да что и говорить об этой цивилизации, при которой безделье и роскошь хозяина покупаются слезами и вздохами, подневольным трудом, безмерным унижением, страданием и отчаянием сотен таких же людей, как и он. О да, в вольном и смелом сердце последнего беглеца больше человечности и мужества, чем в целой нации, состоящей из подлых деспотов и пресмыкающихся перед ними рабов!
Глава тридцать вторая
К концу зимы стада, которые паслись поблизости от нашего убежища, сильно поредели, а трава так высохла, что оставшиеся животные исхудали до того, что стали походить на скелеты. Не было смысла даже убивать их.
Управляющие соседних плантаций стали замечать, что их поля подвергаются постоянным опустошительным набегам. От рабов, с которыми мы вели торговлю, мы узнали также, что идут разговоры по поводу значительной убыли скота и ведутся приготовления к большой охоте на грабителей.
Необходимо было отвратить от себя опасность и найти где-нибудь новые стада, и мы решили поэтому, что пятеро из нас отправятся на розыски в более отдалённые местности, а трое останутся в убежище, не показываясь нигде за его пределами.
Один из наших товарищей взялся проводить нас в окрестности плантации, расположенной на другом берегу Санти. Он вырос на этой плантации и хорошо знал местность. По его словам, там легко отыскать много укромных мест, где можно будет скрываться в дневное время, и прекрасные пастбища, где пасётся скот.
Мы пустились в путь, следуя его указаниям, и шли несколько дней, или, вернее, ночей, держа курс на север. На пятый или шестой день мы двинулись сразу же после заката солнца и шли по пустынной и холмистой местности. Было уже за полночь, когда наш проводник сказал нам, что идти остаётся уже недалеко. Но так как луна скрылась за облаками и было совсем темно, он добавил, что ему трудно точно определить место, где мы находимся, и что лучше всего было бы выждать наступления утра; тогда он укажет нам более надёжное убежище.
Мы охотно согласились; мы падали с ног от усталости, и нас клонило ко сну. Разложив костёр, мы приготовили себе еду из остатков продуктов, взятых на дорогу. Поставив одного из наших товарищей часовым, мы легли и сразу же уснули.
Спал я очень крепко. Мне снились Касси и наш ребёнок, как вдруг сквозь сон до меня донеслись звуки ружейной пальбы и топот несущихся лошадей. Я мгновенно вскочил, не вполне ещё отдавая себе отчёт, во сне ли это, или наяву. В ту же минуту взгляд мой упал на Томаса, который был рядом со мной, и я увидел, что одежда его в крови. Он вскочил ещё раньше меня, и, не пытаясь даже разобраться в происходившем, мы бросились в чащу леса, стараясь скрыться неведомо куда и неведомо от чего.
Но вдруг Томас застонал и сказал, что не может идти дальше. Он потерял много крови и ослабел; раны его давали себя чувствовать. Начало рассветать. Мы опустились на землю, и я попытался чем мог перевязать его раны. Пуля или крупная дробь ранила его навылет в мышцу руки, повыше локтя. Другая пуля попала в бок, но, насколько мы могли судить, она скользнула вдоль ребра и пролетела дальше, не причинив особенного вреда. Кровотечение между тем продолжалось, и раны болели. Оглядевшись, мы увидели небольшой ручеёк, и это позволило обмыть раны, а также утолить мучившую нас жажду.
Несколько освежившись и придя в себя, мы стали решать, куда нам идти и что делать дальше. Нечего было и думать о возвращении к тому месту, где мы были застигнуты. Да и вряд ли бы нам удалось разыскать его: утро было сумрачное и туманное, и бежали мы, не разбирая направления. Островок, так долго служивший нам убежищем, находился на расстоянии семи-восьми дней пути, а так как шли мы оттуда главным образом по ночам, к тому же часто меняя направление, — нам теперь нелегко было бы найти обратною дорогу.
Однако Томас всегда гордился тем, что хорошо ориентируется в лесу, и хоть он в этот раз, может быть, и не примечал дорогу так внимательно, как следовало бы, он всё же полагал, что сумеет её отыскать.
Но раны причиняли ему ещё сильную боль, и он был чересчур слаб, чтобы можно было пускаться в путь немедленно. Кроме того, было уже совсем светло, а мы знали, что можем передвигаться только ночью. Эти соображения заставили нас забраться в чащу леса и ждать наступления темноты.
К вечеру Томас объявил, что чувствует себя много лучше, и мы решили сняться с места и двинуться в путь. По мы хотели сначала всё же попытаться разыскать место нашей стоянки, в надежде встретить кого-нибудь из товарищей, которым, может быть, удалось спастись, как и нам.
Побродив некоторое время, мы наконец наткнулись на это место. Подле потухшего костра валялись два окровавленных тела наших товарищей. Они, видимо, были убиты во время сна. Кусты вокруг были забрызганы кровью, и нам при свете луны удалось обнаружить кровавые следы, которые тянулись очень далеко. Это, вероятно, были следы нашего часового, который уснул и, таким образом, дал возможность застигнуть нас врасплох.
