Затем он переходил от условностей к реальным действиям. Он вел строгий учет и следил за тем, чтобы каждый из младших офицеров имел опыт самостоятельного управления кораблем при входе в гавань и выходе из нее. Любой из них мог услышать, как его называют по имени по внутрикорабельной связи и приказывают подняться на мостик. Там Нимиц мог сказать: «Мистер такой-то! Возьмитесь за штурвал и дайте полный вперед» или «Примите управление кораблем и поставьте его на якорь».
Однажды, при входе в гавань, лейтенант Одэйл Д. («Мадди») Уотерс перепугался и не сумел своевременно снизить скорость. В результате, чтобы остановить корабль, пришлось давать полный задний ход и выпустить 90 фатомов якорной цепи, а затем выбирать якорь-цепь до 60 фатомов. Кэптен Нимиц молчал, пока крейсер не остановился. Потом он сказал:
— Уотерс, Вы знаете, что Вы сделали неправильно, не так ли?
— Да, сэр, конечно, знаю. Я шел слишком быстро.
— Ну и прекрасно! — сказал Нимиц, и на этом разговор закончился.
Даже когда Нимиц ошибался сам, он превращал эти ошибки в уроки для своих офицеров. Однажды при сильном, порывистом ветре «Огаста» подошла вплотную к стоявшему на якоре танкеру «Пекос». Плавание крейсера только начиналось, на борту не было достаточно опытных офицеров, и в сложившейся ситуации Нимицу оставалось лишь самому взяться за штурвал.
«Нимиц, как всегда, пришвартуется безупречно», — заметил помощник командира лейтенант Э.М. («Томми») Томпсон старшему боцману.
«Все швартовые концы были наготове, — вспоминал Томпсон, — но ветер внезапно переменился, толкнув “Огасту” в обратную сторону, и крейсер на полном ходу налетел на “Пекос”. Высокий, выдающийся вперед нос «Огасты» снес мостик и шлюп-балки танкера. Нимиц крикнул с мостика: “Отдать все концы, я отхожу”.
Слегка потрясенный произошедшим, я крикнул в ответ так, что звук разнесся эхом по всему кораблю:
— Кэптен, Вы не сможете сделать это — якорь воткнулся в “Пекос”.
— И что же Вы предлагаете? — с сомнением спросил командир.
— Позвольте мне усилить натяжение на тросе номер 3,— ответил я.
— Давайте, — последовал быстрый ответ.
Я натянул трос номер 3, и, возможно, благодаря небольшому изменению ветра и не без Божьей помощи, “Огаста” освободилась, к нашему облегчению и изумлению. Не успели мы толком закрепить швартовые концы по бортам, когда командир прислал за мной.
— Томпсон, что я делал неправильно? — спросил он резким тоном.
— Ну, сэр, — ответил я, — Вы были слишком самонадеянны и недооценили воздействие ветра на корабль, испытывающий небольшую качку.
— Правильно, — согласился он. — Теперь, Томпсон, скажите, что я должен был сделать?
Стараясь среагировать очень быстро, я ответил:
— Вероятно, самое безопасное, что можно было бы сделать, сэр, — пройти вперед, отдать якорь по правому борту и слегка подать назад.
— Правильно, — сказал кэптен Нимиц, тыча в меня пальцем, — и никогда не забывайте это, Томпсон!»
Кэптен Нимиц начал проводить артиллерийские учения вскоре после того, как его крейсер достиг Манилы. Для упражнений «Огаста» прошла в залив Сулу, а оттуда — в Южно-Китайское море, где можно было практиковаться в стрельбе как из зениток, так и из орудий главного калибра. На борту имелось специальное записывающее оборудование для последующего анализа стрельб. Нимиц был одним из немногих американских командиров того времени, которые настаивали на целесообразности проведения наряду с дневными ночных учебных стрельб. Из-за недавнего прибытия «Огасты» на восток и планов будущего ее использования команде пришлось осваивать два летних цикла обучения артиллерийскому делу в сжатые сроки. Тем не менее она выиграла призовые стрельбы в 1934 году.
Команда «Огасты» также победила в соревнованиях по легкой атлетике среди команд крейсеров. Нимиц с самого начала поощрял занятия офицеров спортом и следил за тем, чтобы организовывались команды по различным видам спорта. Одна команда даже научилась играть в регби и бросила вызов британцам в их же собственной игре. И команда «Огасты» победила. Сам Нимиц любил теннис и часто играл с подчиненными, для пользы их и своего собственного здоровья.
Кэптен Нимиц не был бы самим собой, если бы не замечал и не использовал способности подчиненных. Например, когда он узнал, что «Юниор» Лэй был награжден именным секстаном в Военно-морской академии за лучшие результаты по навигации, он тут же сделал его помощником штурмана. Лейтенант Дж. Уилсон («Билл») Левертон, будучи дежурным по кораблю, отослал горниста спать и ради куража протрубил вечернюю зорю и отбой самостоятельно. Это было виртуозное исполнение, поскольку Левертон играл на горне еще тогда, когда был бойскаутом. Ему в свое время даже поручили играть сигналы на могиле неизвестного солдата в Вашингтоне. Нимиц послал за Левертоном. «Вы — прекрасный горнист! — сказал он. — Это я Вам говорю как командир. Остальные горнисты здесь не настолько хороши. Я даю Вам месяц, чтобы они достигли Вашего уровня».
«Вот так, черт побери, — вспоминает Левертон, — я должен был собрать вместе всех горнистов (там их было всего трое или четверо) и заниматься с ними каждый день. Ну и шумное это было занятие, скажу я вам! Нас начали прогонять все дальше и дальше к корме, и довольно скоро мы стали заниматься в румпельном отделении. Каждый день в течение часа я занимался с этими чертовыми горнистами».
В портах Нимиц устроил ряд семинаров, чтобы его офицеры больше узнали о Китае. Офицеры собирались в кают-компании «Огасты», чтобы прослушать лекции, за которыми следовало обсуждение. Среди лекторов, приглашенных Нимицем, был Нельсон Джонсон, министр правительства Соединенных Штатов и позже первый американский посол в Китае, Джулиан Арнольд, коммерческий атташе посольства США, и министры просвещения и финансов Китайской республики, они оба владели английским.
Эти семинары, которые были собственной идеей Нимица и не проводились на других кораблях, пробудили в офицерах «Огасты» такой интерес к Китаю, что большинство из них провело отпуска, путешествуя в глубь страны. Многие, включая адмирала Апхэма и Нимица вместе с семьями, посетили Пекин. Некоторые офицеры доехали до Харбина в Маньчжурии и возвратились на крейсер через Корею пароходом.
В июне 1934 года «Огаста» нанесла официальный визит в Японию. Крейсер прибыл в Йокогаму 4-го числа. Множество салютов было дано в тот день: в честь японского легкого авианосца «Хосю» салютовали 17 залпами, в честь японского линейного корабля «Хиэй» — 21 залпом, в честь адмирала Осами Нагано — 17 залпами, и 17-ю — в честь французского крейсера «Примоге». На все выстрелы «Огасты» последовали такие же ответные салюты.
Прибытие «Огасты» в Токийский залив совпало со смертью адмирала флота Того, победителя российского флота при Цусиме в 1905 году. Нимиц при первом посещении Японии встречался с Того и позже не уставал им восхищаться. В день общественных похорон, 5 июня, несколько иностранных военных кораблей в Токийском заливе направили делегации на берег для участия в процессии. «Огаста» послала группу самых представительных матросов и морских пехотинцев, все — ростом по шесть футов. В заливе иностранные корабли приспустили флаги — своих государств и японские. Все по очереди, через минутный интервал произвели 19 залпов в честь умершего адмирала. Апхэм и Нимиц присутствовали на церемонии на берегу. На следующий день они участвовали в восточных похоронных обрядах в доме Того. Это был простой дом с пятью комнатами в лесу под Токио.
Однако в тот день спокойствие Нимица было серьезно потревожено. Китай прислал корабль «Нинь-Хай», который под флагом контр-адмирала вошел в Токийский залив. Они с «Хиэй» должным образом обменялись приветственными залпами, но атмосфера была напряженной, поскольку все знали, что Китай и Япония — враги, соблюдающие временное перемирие в необъявленной войне. Когда «Нинь-Хай» проходил по заливу, «Огаста» произвела приветственный салют из 17 залпов. После первого залпа, как требовала традиция, на мачте «Огасты» должен быть поднят флаг приветствуемого государства. Офицеры, взглянув вверх, были ошеломлены, увидев не китайский, а японский флаг. На его крае по трафарету вроде бы было написано «китайский» (это был производственный брак), но сигнальщику и дежурному офицеру все равно не было никакого оправдания в том, что они умудрились перепутать восходящее солнце флага Японии с разноцветными полосами китайского флага, который они видели каждый день в Шанхае на множестве судов и зданий.
