Из всей семьи Нимиц Кэтрин больше всего понравилась ее свекровь Анна и мать свекрови. Бабушка Хенке приехала из Фридрихсбурга в гости к Кэтрин и Честеру в маленький домик в Кервилле, принадлежавший Анне Нимиц и ее мужу. Она оказалась очень плотной дамой небольшого роста с черными озорными глазами. Кэтрин с нетерпением ждала ее приезда, отчасти потому, что миссис Хенке в семействе Фримэн постоянно обсуждали и в голове девушки царила полная неразбериха по поводу этой таинственной особы. Еще до свадьбы Честер, рассказывая своей будущей теще о родственниках, сказал: «Моей бабушке 96 лет, и она просто замечательная». Потом он добавил: «А знаете, у меня есть дядя, который младше меня. Младшему сыну бабушки Хенке 26 лет».
Кэтрин, взглянув на миссис Хенке, никак не могла поверить, что ей девяносто шесть или хотя бы около того. Она умирала от любопытства: ей ужасно хотелось спросить бабушку, сколько же ей лет на самом деле, но она боялась, что вопрос шокирует пожилую женщину. Вдобавок миссис Хенке плохо говорила по-английски, а Кэтрин немецкого не знала вообще. Наконец она отвела миссис Хенке в сторону и собравшись с духом, спросила: «Бабушка, сколько вам лет?». Без тени сомнения миссис Хенке ответила: «Шестьдесят девять».
Кэтрин, веселясь по поводу ошибки Честера, попыталась рассказать миссис Хенке, что ее внук рассказывал про нее, и пожилая дама смеялась до слез. В тот вечер бабушка, время от времени поглядывая то на Честера то на Кэтрин, вновь заливалась смехом, а остальные члены семьи, которые не знали, в чем дело, гадали, что же ее так веселит.
Наконец, отпуск Честера подошел к концу, и лейтенант с молодой женой возвратились в Вашингтон. Их медовый месяц закончился, по крайней мере так им казалось. Однако в некотором смысле он только начинался, потому что в Вашингтоне Честер, к своему удивлению и восторгу, получил назначение в Европу.
Командование ВМС, находясь под впечатлением от работы дизельных двигателей на подводных лодках, решило, в порядке эксперимента, оснастить дизелями несколько крупных кораблей. Однако Соединенные Штаты не владели технологией сборки и установки крупных двигателей. Эти вопросы можно было изучить только за границей, главным образом в Германии. Изучать производственные процессы должны были двое гражданских сотрудников военно-морской верфи Нью-Йорка — чертежник Альберт Клоппенберг и инженер Эрнест Дельбозе. Флотское командование посылало лейтенанта Нимица, у которого была репутация лучшего среди военных моряков специалиста по дизелям.
Сначала Нимицы отправились на завод по строительству подлодок в Нью-Лондон, где Честер получил краткий обзор последних разработок в области малых дизельных двигателей, а в мае 1913 года он и Кэтрин уже плыли в Европу на борту лайнера «Императрица Августа».
Глава 9. ВОСХОДЯЩАЯ ЗВЕЗДА
В начале июня 1913 года вся Германия начала праздновать серебряный юбилей императора Вильгельма II. Празднества должны были достигнуть кульминации 15 июня, в годовщину его восхождения на императорский трон. В Гамбурге был еще один повод для празднования, так как там на стапелях верфи «Блом и Фосс» стоял огромный военный корабль, его спуск был намечен на субботу 14 июня, как часть национального празднества. Корабль предназначался для Флота Открытого моря и носил временное название «Крейсер К». Это был линейный крейсер, столь же большой и сильно вооруженный, как и любой линейный корабль. Политики, военные и военно-морские сановники со всей Германии должны были присутствовать на спуске.
Среди десяти тысяч рабочих и наблюдателей на заводе «Блом и Фосс» было три американца — лейтенант Честер Нимиц, Эрнест Дельбоз и Альберт Клоппенберг. Миссия, которую поручило им командование американского флота по соглашению с немецким правительством, состояла в том, чтобы изучить дизельные двигатели, особенно рабочие чертежи дизелей, строившихся на этой верфи. Нимиц обнаружил, что руководители и весь персонал «Блом и Фосс» готовы к сотрудничеству, однако с немецкими офицерами он мало общался, как на верфи, так и вне ее. Они все вели себя чрезвычайно высокомерно, и большинство из них общалось с ним, неся на лицах печать глубочайшего презрения, по крайней мере пока они не узнавали, что он сам — офицер, переодетый в штатское.
Когда наступил день спуска, Нимица и его людей на церемонию не пригласили, но все же разрешили стоять позади гостей и наблюдать. Честер никогда не видел такое множество красочных парадных военных мундиров, плюмажей, зубчатых шлемов и золотых галунов. Руководил церемонией генерал Август фон Маккензен, командующий 17-м армейским корпусом. Взойдя на платформу, установленную на носу гигантского крейсера, Маккензен щелкнул каблуками и начал хвалебную речь о герое, чье имя должен был принять новый корабль. Этим героем был барон Георг фон Дерффлингер, «самый смелый и непобедимый генерал конницы Великого Курфюрста». Маккенсен выразил искреннюю надежду, что матросы и офицеры, которые будут служить на этом корабле, будут подражать великому фельдмаршалу в своей целеустремленности и упорстве. После этого, повернувшись к крейсеру, он торжественно назвал его «Дерффлингер», разбил бутылку вина о нос корабля и торжественно произнес: «О гордое творение рук человеческих! Я предаю тебя во власть твоей стихии!»
Солдаты взяли на караул, оркестр заиграл «Дойчлянд юбер аллес», и сотни офицеров одновременно вскочили и энергично отсалютовали. Это был чрезвычайно волнующий момент. Когда затихли последние звуки государственного гимна, стало слышно, как рабочие внизу выбивают опоры из-под крейсера. Затем они применили гидравлические толкатели, после чего «Дерффлингер» с глухим грохотом переместился на восемь-десять дюймов.
Давление увеличили, послышался громкий скрежет, но крейсер упрямо отказывался спускаться по стапелю. Генерал Маккензен и другие офицеры опустили руки и наконец сели. Последовало несколько минут недоуменной тишины, нарушаемой ударами и шипением снизу. Наконец представитель «Блом и Фосс» с краской на лице объявил, что по причине отлива спуск в этот день не состоится.
После этого Нимиц, Дельбозе и Клоппенберг быстро удалились с территории верфи — гораздо раньше, чем все приглашенные военачальники. В свете надвигающейся угрозы войны все немцы были слегка на взводе. Неизвестно, что они могли бы сделать с тремя иностранцами, ставшими свидетелями их неудачи.
Через несколько дней лейтенант Нимиц с женой ненадолго съездили в Нюрнберг, чтобы Честер мог договориться о доступе на местный завод по производству дизелей. Там, по рекомендации одной из немецких теть Честера, Нимицы остановились в «Красном Петухе». Старая гостиница действительно была живописным местом, с обычаями немного странными на американский вкус. Когда Нимицы просили проводить их в ванную, их попросили надеть купальные костюмы и после этого отвели вниз по двум лестничным маршам и мимо всех гостей в фойе. «Ладно, — сказал Честер, — может быть, это очень хорошая гостиница, но мы переедем отсюда при первой же возможности». В тот же день они переместились в более космополитический «Гранд-Отель», где им удалось получить небольшую комнату под самой крышей, но с ванной.
Честер и Кэтрин вернулись в Гамбург к концу июня. Несчастный «Дерффлингер» все еще стоял на стапеле, несмотря на две попытки сдвинуть его с места. 30 числа Честер написал матери в Техас:
«Дорогая мама!
Мы снова в Гамбурге после четырехдневной поездки в Нюрнберг. Мы пробудем в Гамбурге где-то еще месяц, а потом поедем в Нюрнберг снова и останемся там дольше, чем в прошлый раз. Сейчас мы живем в “Ауссенальтере”. Это замечательное место прямо в центре города. У нас две прекрасных комнаты с великолепным балконом, с которого открывается вид на красивый сад. Свободное время мы проводим на озере, ходим под парусом и на веслах.
Гамбург — замечательный город, и я полагаю, что он прекраснее, чем любой другой из виденных мной. Конечно, ни один из наших городов с ним не сравнится. Там гораздо больше садов, парков, и прочих подобных мест и невероятное количество пивных келлеров — так называются баварские пивные залы. За всю жизнь я не видел, чтобы пили так много пива. Даже маленькие девочки за завтраком выпивают по полстакана.
Нам с Кэтрин здесь очень нравится. Мы уже нахватались немецких слов. Я легко понимаю все, о чем говорят вокруг, и она тоже начинает понемногу улавливать смысл. Я никак не мог рассказать тебе обо всем, что здесь происходит, но я пошлю тебе целый альбом с изображениями тех мест, где мы бываем, чтобы ты могла сама увидеть, как тут все здорово.
Я заканчиваю. С большой любовью к тебе от нас обоих,
твой сын Честер».
