Родители Мэри всячески потакали увлечениям дочери. Миссис Нимиц промолчала даже тогда, когда Мэри приспособила все 36 ее чашек для взбивания крема для наблюдения за развитием личинок саламандры. Правда, всему были пределы. Например, когда миссис Нимиц обнаружила, что Мэри принесла домой тараканов, то внятно объяснила, что, если хоть один из них начнет ползать по дому, у Мэри будут большие неприятности.

Когда же Мэри, наконец, закончила Стэнфорд, она объявила, что ей предназначено связать свою жизнь с Римской католической церковью. Родители не возражали; они предоставили детям возможность самим выбирать свою судьбу, без их вмешательства и ненужных советов.

Адмирал и миссис Нимиц, несмотря на то, что в своем роде они были глубоко религиозными людьми, не считали для себя возможным присоединиться к какой-либо из существующих церквей, но уважали чужие убеждения. Нимицы не крестили своих детей, пока те не достигали возраста, когда сами могли решить, какую веру избрать. Однако они посылали детей в воскресную школу, чтобы они получили базовое представление о религии и сами решили бы, хотят ли они присоединиться к какой-либо из церквей.

Интерес Мэри к Римской католической церкви был вызван ее обучением в школе при женском монастыре. Во время Второй Мировой войны миссис Нимиц работала в Оакнолльском госпитале. Она отправила Мэри в начальную школу при женском доминиканском монастыре в близлежащем Сан-Рафаэле. Миссис Нимиц приняла такое решение, потому, что эта закрытая школа славилась своими высокими стандартами обучения, а также тем, что девочки за стенами школы хорошо охранялись.

«Да, тогда было опасно, — говорила миссис Нимиц. — И флот чувствовал это. Кто-нибудь вполне мог похитить Мэри, для того чтобы расстроить адмирала, ведь девочка была так молода. Поэтому я и решила, что единственный способ обеспечить ее безопасность — отправить в монастырь. Я знала эту школу многие годы и уверена, что в ее стенах никто не сможет нанести вред Мэри. За ней там прекрасно следили».

Когда адмирал Нимиц вернулся с Тихого океана, где был командующим, родители отправили Мэри в старшую школу при монастыре. Там она вдумчиво изучила догматы католицизма, приучилась посещать мессу и пришла к выводу, что будет счастлива в лоне католической церкви. Несколько месяцев она откладывала окончательное решение, так как хотела проверить, как она будет себя чувствовать в миру.

Мэри не знала ничего, кроме того, чему ее научили в монастыре. Ее родители, тем не менее, были шокированы, когда она объявила о своем желании стать монахиней. Уединенная жизнь, которая ее ожидала, весьма отличалась от того, к чему привыкла семья Нимицев. Получалось, что они практически теряют дочь. Адмирал попросил Мэри повременить год с принятием окончательного решения. Миссис Нимиц очень расстраивалась и временами думала, не допустила ли она ошибку, послав Мэри в школу при монастыре.

«Послушай, — нетерпеливо говорил адмирал жене, — Если Мэри будет счастлива, сделав это, то почему все остальные так переживают по этому поводу?» Возможно, он рассматривал ее желание служить Церкви как аналогию своему желанию служить Родине и Флоту.

В Стэнфорде, с учетом ее высоких академических достижений, Мэри стала членом общества Фи-Бета-Каппа. В январе 1953 года она закончила Стэнфорд с отличием.

Она начала писать диссертацию по биологии в Стэнфорде, однако, решив принять постриг следующим летом, она переехала в Калифорнийский университет в Беркли, чтобы провести последние шесть месяцев мирской жизни с родителями.

Когда широкой публике стало известно, что дочь адмирала Нимица собирается постричься в монахини, поклонники начали донимать семью телефонными звонками и письмами. Эти люди даже устраивали демонстрации ночью возле «Лонгвью» и подсовывали пасквили под дверь. Чтоб отгородить Мэри, родители запрещали Мэри отвечать на звонки и прятали от нее почту.

Первого августа 1953 г., в тот день, когда Мэри должна была стать монахиней, представители прессы караулили ее с самого утра, держа наготове свои камеры и карандаши. Тогда мать Маргарет, настоятельница, позвонила миссис Нимиц и сказала: «Они уже ждут Мэри. Я сказала им, что она приедет только в полдень. Сейчас они как раз направляются к вам».

Мисс Нимиц сказала: «Отлично! А мы как раз поедем к монастырю». И действительно, они проехали толпу репортеров и газетчиков, которые направлялись в другую сторону и не заметили в машине ни саму Мэри, ни ее мать.

Мэри успешно провела шесть месяцев как послушница и год как кандидат на вступление в Орден. В феврале 1955 г. она взяла себе имя сестра Мэри Аквинат. Пока она служила сестрой-преподавательницей, она закончила работу над своей Диссертацией в Калифорнийском университете, а также получила степень доктора философии в Стэнфорде.

После того, как она несколько лет преподавала в средних католических школах для девочек, в январе 1964 года Мэри пригласили на биологический факультет доминиканского колледжа в Сан-Рафаэле, деканом которого она стала в 1970 г.

Когда Мэри еще училась в Сан-Рафаеле, родители часто навещали ее и подружились со многими монахинями. Последним нравилось слушать рассказы адмирала, многие из которых вполне соответствовали их религиозным представлениям. Нимица же интересовали древние строения и монастырские земли, он давал советы насчет посадки деревьев. Однажды морской офицер, обеспокоенный судьбой своей дочери, тоже собирающейся стать монахиней, спросил Нимица, уже пережившего это, что он чувствовал тогда. Нимиц с улыбкой ответил, что никогда не чувствовал, будто потерял дочь: «скорее, я приобрел еще триста сорок пять дочерей».

Кэтрин и Честер всегда следовали золотому правилу и делали для людей все что могли, не ожидая вознаграждения в этой жизни. «Ты не знаешь, что ждет тебя за пределами этого мира, — говорила Катрин, — если что-то ждет — это хорошо. Но даже если там нет ничего, ты должен довести свой труд до конца или, по крайней мере, сделать все от тебя зависящее для его завершения».

Хотя у Нимицев хватало проблем с воспитанием четырех собственных детей, они удочерили еще четырех сестер по фамилии Батца. Их звали Мария, Магда, Маргит и Марта. Родителям девочек пришлось остаться в Венгрии, но они успели отослать своих дочерей на запад во время русского наступления, поручив их заботам Римской Католической церкви. Церковь переправила девочек в Калифорнию, где они попали под опеку двух сварливых женщин. Сестры Батца пошли в ту самую школу в Сан-Рафаэле, где училась дочь адмирала Нимица. В старшей школе Магда Батца и Мэри Нимиц учились в одном классе.

Весной 1949 года, когда старшие Нимицы разъезжали по делам ООН и Нэнси жила одна в «Лонгвью» одна, она пригласила Мэри к себе домой на пасхальные каникулы.

Мэри сказала сестре: «Нэнси, у нас в школе учатся четыре венгерские девочки. У них нет ни денег, ни друзей — им нужна помощь. Может, возьмем их к себе домой?»

«Ну, в принципе, можно, — ответила Нэнси, — Я переговорю с Матерью Маргарет».

Мать-настоятельница была рада, что девочки смогут жить с Нимицами: «Слава Богу, теперь у них будет настоящий дом».

Так Нэнси забрала домой четырех сестер Батца. Позже она написала родителям: «Я никогда не видела более трудолюбивых детей».

Когда адмирал и миссис Нимиц вернулись в Беркли, а Мэри пошла в колледж, сестры Батца по прежнему были желанными гостями в Лонгвью на Пасху, Рождество, День Благодарения и прочие праздники. Они даже приводили друзей с разрешения миссис Нимиц. «У них у всех есть ключи от дома, поэтому никогда не знаешь, сколько там детей», — призналась как-то Кэтрин.

Однажды, в один из первых месяцев обучения в Стэнфорде, Мэри посетила доминиканскую школу и обнаружила Марту, младшую, из сестер Батца, выглядевшую явно больной. Мэри позвонила маме, которая немедленно приехала в Сан-Рафаэль. Правда, миссис Нимиц показалось, что девочка скорее испугана, нежели больна. С разрешения матери-настоятельницы они забрали Марту домой и осторожно спросили, что с ней. Оказалась, что девочка до смерти боится, что ей придется возвращаться в Южную Калифорнию к своей злобной опекунше.