Спустя неделю (в течение которой не явилась ни одна пациентка) в контору служивого ворвался фермер, искавший акушерку. Он был немало удивлен, увидев мужчину, который называл себя акушером, однако вид диплома убедил его. «Вам придется поехать, — сказал фермер. — Наш единственный врач уехал за 90 миль, а у меня жена рожает».

Они примчались на ферму с максимальной скоростью, на которую оказалась способна фермерова машина. Наш служивый облачился в белый халат, сказал мужу, чтобы тот не волновался и пока полистал журнал и, взяв свой черный саквояж, вошел в спальню. Через 10 минут он приоткрыл дверь, попросил отвертку и снова скрылся за дверью. Озадаченный фермер принес отвертку и постучал. Солдатик выглянул. «Прекрасно, — сказал он, — то, что надо. Идите и не беспокойтесь. Все будет хорошо».

Через 20 минут служивый снова открыл дверь. Он выглядел немного взволнованным. На этот раз он попросил шпатель «с гибким лезвием». Когда шпатель был принесен, солдат повторил свои уверения в благополучном исходе и снова закрылся в спальне.

Прошло еще 20 минут. Наш герой снова выглянул из комнаты. «Скажите, мистер, — произнес он немного дрожащим голосом, — есть ли у вас проволока, 5–6 дюймов длиной — хорошая, прочная проволока с крючком на конце?» У фермера ничего подобного не было, но он принес вешалку. Закрывая дверь, акушер сказал: «Прекрасно, прекрасно. Теперь не беспокойтесь. Идите, посидите».

Фермер не мог больше этого вынести Он заметил капли пота у солдата на лбу и некоторую дичинку в глазах. «Что происходит? Сначала вам нужна отвертка, потом — шпатель, теперь — вешалка. Что случилось? У нее осложнения?»

«Осложнения! — взорвался служивый. — У нее осложнения! Да, черт возьми. Я не могу открыть этот чертов саквояж».

Другая любимая Нимицем история — о британском инструкторе по стрельбе, обращавшемся к курсантам-офицерам. «Раньши, — говорил инструктор, — ружейный ложа делали из твердой дривисины — дуп, ясинь, пикан — но твердая дривисина типерь реткасьть».

С заднего ряда послышался голос с оксфордским выговором: «Вы, случайно, не имеете ли в виду дуб, ясень и пекан?»

Ответ инструктора: «Я имел в виду дуп, ясинь и пикан, это твердая дривисина, из каторой делали ложа. Типерь они из лигнум витай — гвоякового дерева, очень твердая дривисина, с водоотталкивающими свойствами. Вапще, ее типерь ширако приминяют в страительстве пирсов — и для чирисчур абразованных ублюдков с заднего ряда. Ни имею в виду гимарой у аристакратов».

Президент Трумэн, просто проигнорировав условие, по которому КМО может контактировать с президентом только через министра ВМС, периодически вызывал Нимица в Белый дом как по социальным, так и по официальным поводам. В частных разговорах президент и адмирал, будучи почти ровесниками, стали обращаться друг к другу по имени. При первой возможности Бесс Трумэн приглашала к себе Кэтрин Нимиц, чтобы послушать одну из историй — миссис Нимиц, как и ее муж, была хорошим рассказчиком. Когда Трумэны и Нимицы собирались вместе отправиться на концерт или на прием, служба безопасности устраивала их в соседних ложах; это была как бы дополнительная мера в охране президента.

Трумэны приняли приглашение Нимицев прийти к ним в Дом обсерватории поиграть в подковы. Накануне офицеры секретной службы приехали проверить территорию. «Великолепно, — сказал руководитель группы миссис Нимиц. — Нам ничего не нужно делать. Завтра днем мы сможем расслабиться на несколько часов. Здесь везде моряки, и никто не сможет попасть сюда».

Когда приехали Трумэны, Честер позвал Гарри в дом и одолжил ему пару своих старых штанов. Потом все отправились на площадку, где Гарри и Кэтрин играли в паре против Честера и Бесс. Так как Гарри был новичком, выиграли Бесс и Честер, но весело было всем. После игры хозяева и гости прогулялись по территории обсерватории. Трумэны заметили: какими свободными должны себя чувствовать хозяева, когда остаются одни и кругом никого нет — даже секретной службы, которая следует за ними по пятам.

Честер показал Трумэну прекрасный дуб, который он очень любил. На обочине лужайки они остановились под яблоней, сорвали по яблоку и съели. Трумэны похвалили яблоки за вкус и аромат; миссис Нимиц вызвала ребят из кухни и велела им набрать большую сумку яблок. После этого гости и хозяева отправились в дом, где им подали коктейль.

Когда Трумэны уже садились в машину, один из служителей с кухни притащил сумку с яблоками и отдал ее шоферу. Миссис Трумэн наклонилась к водителю и сказала: «Эти яблоки должны отправиться не на кухню, а к нам в спальню. Мы их съедим».

Вскоре после этого в приемной командующего морскими операциями появился человек, называвший себя чемпионом мира по игре в подковы. Он спросил, может ли он получить фотокарточку Нимица с его автографом.

«Вы не только получите карточку, — ответил Флаки. Уверен, он захочет встретиться с вами».

Адмирал действительно пожелал встретиться с «чемпионом». После долгого разговора, уведшего их далеко от первоначальной темы, Нимиц позвонил президенту. «Гарри, — сказал он, — у меня тут сидит чемпион по бросанию подков. Разреши ему явиться в Белый дом и показать мастерство».

Встречи Трумэна были отменены, и через 15 минут он, Нимиц, Флаки и «чемпион» уже были в саду за Белым домом, пытаясь повторить особенно хитрые приемы и броски.

Адмирал Нимиц использовал личную дружбу президента Трумэна, чтобы дать ему военно-морское «образование». Чтобы помочь Трумэну забыть его артиллерийское прошлое, Нимиц устроил для него в Малом Белом доме[73], рядом с Ки-Уэст-Навал[74], место отдыха. Здесь он организовывал для Трумэна походы на подводных лодках, в том числе на одной атомной. Он сопровождал президента на некоторые крейсера, чтобы продемонстрировать, на что они способны. Расположение Трумэна к армии никогда не ослабевало, но после «уроков» Нимица он проникся особым уважением к флоту.

Однажды миссис Нимиц была удивлена звонком леди Балфур, супруги посла Великобритании. «Миссис Нимиц, — сказала она, — Уинстон Черчилль только что вернулся из Флориды, где отдыхал, и хочет побеседовать с вашим мужем. У него никогда не было такой возможности. Я спросила, с кем он хотел бы встретиться, и он ответил: «Только с Нимицем. Хочу встретиться с адмиралом Нимицем». Можем ли мы с вами устроить эту встречу?» Последовала небольшая пауза, и леди добавила: «Вы придете сегодня к нам на ужин?»

«Это сложно, — ответила миссис Нимиц, — мы уже приглашены». Тем не менее, подумала она, надо посмотреть, что можно сделать; она знала, что адмирал Нимиц больше всего хотел бы встретиться с Черчиллем. Кэтрин позвонила чете, пригласившей их на ужин, и объяснила ситуацию. Те ответили, что все в порядке и они не обидятся. Вот почему Нимицы ужинали в тот день в британском посольстве. За столом было лишь несколько человек, так как Черчилль объявил: «Мне не нужен официальный прием; я хочу поговорить с Нимицем».

После обеда, когда все вернулись в гостиную, Черчилль допил виски и выкурил одну из своих огромных сигар, тех, которые так поражали доктора Андерсона. Затем он усадил Нимица рядом с собой.

Черчилль спросил: «В каком звании вы начинали войну?» Нимиц ответил, и Черчилль назвал свое. После этого начался живой и искренний разговор, который длился полтора часа. Оба получили огромное удовольствие от собеседника.

Конечно, адмиралу Нимицу присуждались почетные степени многих университетов, и он находил время принимать их. Вероятно, самое большое удовольствие он получил, когда Ричмондский университет присудил ему степень доктора юридических наук. Генерал Эйзенхауэр, коллега Нимица. в Объединенном комитете, получил ту же степень того же университета во время той же церемонии. Присвоение было организовано Дугласом Фриманом, ректором университета и его редактором-историком, книгами которого восхищались и Нимиц, и Эйзенхауэр. После церемонии Фриман чествовал генерала и адмирала на приеме, устроенном в саду. Оба пятизвездных офицера охотно позировали газетным фотографам с коктейльными стаканами в руках.