Когда судно «Миссури» на пути из Токио в Норфолк сделало остановку в Перл-Харборе, с его верхней палубы сняли огнеупорную краску, чтобы снова открыть ее прекрасное тиковое дерево. Это было сделано но просьбе адмирала. Ему также вручили круглую пластину с изображением штаба главнокомандующего Тихоокеанским флотом; он отослал ее с кораблем домой, чтобы отлить из бронзы и вделать в его открытую палубу, где стоял стол, за которым был подписан акт капитуляции. Ожидалось, что во время возвращения адмирал поднимется на борт линейного корабля в Норфолке, проведет его к берегу и войдет в бухту Нью-Йорка под своим флагом, развевающимся на мачте. Когда президент Трумэн узнал об этом проекте, он немедленно запретил его. Президент собирался сам, в связи с празднествами в Нью-Йорке по случаю Дня Флота, принять парад на палубе «Миссури» и выступить с речью, стоя на его мостике. Президент не собирался позволить Нимицу воспользоваться своим замыслом.
Адмирал Нимиц, без сомнения, думал о триумфальном возвращении и предполагаемом выступлении на «Миссури» со сложными чувствами. Хотя ему и хотелось, чтобы его заслуги было оценены по достоинству, адмирал был не из тех, кто ищет славы. Например, когда в начале 1945 г. отдел по связям с общественностью ВМС высказал предположение об увеличении личной популярности Нимица с тем, чтобы компенсировать популярность, которой пользовался колоритный Макартур, Нимиц отказался наотрез. «Любой план по увеличению моей популярности, — сказал он, — идет вразрез с моими планами ведения военных действий в Тихом океане и не заслужит одобрения — моего или г-на Форрестола».
Тем не менее, когда внимание общества оказалось полностью обращенным на Макартура как командующего высадкой десанта в Японии, ответственного за проведение церемонии подписания капитуляции и как главнокомандующего оккупационными силами в Европе, Нимиц и Форрестол решили, что американскому обществу следует напомнить, что поражение Японии было главным образом заслугой флота. Нимиц намеревался показать, что он участвовал в парадах и принимал другие почести только как представитель и символ победоносных военно-морских сил США. Он полагал особенно важным, чтобы «Миссури» прибыл в крупнейший город Америки с одним только флагом адмирала на мачте. Когда бывший артиллерийский капитан Трумэн приказал Нимицу держаться подальше от «Миссури», тот пришел в ярость.
Самолет адмирала Нимица прилетел из Перл-Харбора в Окленд, Калифорния, во вторник 2 октября. С адмиралом были коммандер Ламар, от личных услуг которого Нимиц все больше зависел, и контр-адмирал Форрест Шерман, на чьи советы он всегда полагался в такой степени, что считал, что Шерман должен разделить с ним всеобщее внимание. В аэропорту их встречала миссис Нимиц. Предвидя, что ради следующего назначения Честера им придется ехать в Вашингтон, она отправила туда Мэри заранее, чтобы та присоединилась там к. сестрам и поступила в Национальную соборную школу.
В Сан-Франциско официального парада не было, но путь, по которому ехала машина адмирала, был хорошо известен. Проезд адмиральского автомобиля сопровождали аплодисменты тысяч людей. В Сити-Холле, перед огромной толпой народа, Дэн Халлаер, президент Совета попечителей и действующий мэр, вручил Нимицу ключ от города. «Чего бы не дал за этот ключ Ямамото?» — сказал адмирал.
Отвечая на приветственную речь губернатора Эрла Уоррена, Нимиц коснулся всех четырех тем, о которых он должен был говорить во время своего возвращения снова и снова: о решающей роли флота в деле поражения Японии; о том, что японцы просили мира до того, как были сброшены атомные бомбы; о необходимости разработки нового вооружения для флота и о безусловной необходимости содержания мощных военно-морских сил. «Новое оружие — такое, как атомная бомба, — сказал адмирал, — может изменить характер войны, но не изменит того факта, что мы должны контролировать море. Сейчас мы способны на такой контроль. Сейчас у нас есть силы и средства. Мы должны сохранить их».
Миссис Нимиц присоединилась к группе адмирала для полета в Вашингтон, где самолет приземлился на военной базе Анакостиа около полудня пятницы 5 октября. Их ждали Нэнси, Кейт и Мэри. Мэри предоставили в школе выходной, и она могла принять участие в чествовании отца. С аэродрома Нимица отвезли в Капитолий, где он должен был выступить с обращением к Конгрессу.
Когда министр военно-морских сил вошел в палату, сенаторы и представители поднялись и приветствовали его. Форрестол, не глядя по сторонам, прошел прямо к своему месту. Это был день Нимица; министр не принимал аплодисментов на свой счет.
Выступая перед Конгрессом, Нимиц развил свои темы. К поражению Японии привели не атомная бомбардировка и не приход русских, настаивал он. Японцы просили мира еще до этого, поскольку Япония — «морская страна, зависящая от поставок продовольствия и материалов из-за моря, была уже лишена своей морской силы». Соединенные Штаты, обладающие самым мощным морским флотом в мире, не должны «почивать на лаврах и потерять его».
«Давайте развивать нашу дружбу со всеми, — сказал он в заключение, — но давайте убедимся, что наша оливковая ветвь посажена в почву, богато удобренную ураном-235. Это, настаиваю, не цинизм, а то, что у нас — в Техасе и на флоте — называется здравым смыслом».
После окончания речи Нимиц, сидя на заднем сиденье машины, начал парад — вдоль Пенсильвания-авеню и авеню Конституции, к памятнику Вашингтону. Его приветствовали полмиллиона жителей Вашингтона, которые вышли по этому случаю из магазинов, школ и контор. Руководство флота позаботилось о том, чтобы эта встреча стала величайшим праздником в честь победы. 2000 портретов Нимица было расклеено по всему городу. Девять кораблей ветеранов войны в Тихом океане, стояли на якоре на Потомаке открытые для посещения. Тысяча истребителей и бомбардировщиков пролетели над парадом; одна эскадрилья оставила после себя красные, белые и синие дымовые шлейфы. В колонне — здесь же были тягачи, тащившие взятые в плен японские самолеты, — шли части курсантов военно-морских училищ, морских пехотинцев, судовых фельдшеров, «спаров»[54], «уэйвз»[55], а также ветераны каждого военно-морского сражения — от Яванского моря до Окинавы.
Президент не разрешил Нимицу прибыть в Нью-Йорк на «Миссури», однако флот позаботился о том, чтобы адмирал получил достаточно похожее факсимильное изображение палубы «Миссури» как трибуны принимающего парад у памятника Вашингтону. Здесь адмирал произнес свою вторую за этот день речь. «Возможно, не так уж сложно предсказать, что нынешний момент будет рассматриваться историей не как окончание затяжного и принесшего много бед конфликта, — сказал он, — а как начало новой атомной эры».
От памятника Нимиц отправился в розовый сад Белого дома, где президент Трумэн вручил ему третью медаль «За выдающиеся заслуги»[56]. Вечером Нимица чествовали на ужине, на котором присутствовали крупные военачальники страны. Адмирал заметил: «Здесь есть все, что нужно для небольшой войны».
Утром следующего дня адмирал Нимиц посетил Военно-морское министерство, чтобы выразить уважение министру Форрестолу, а также выяснить, каковы планы министерства касательно его будущего. Адмирал сказал Форрестолу, что хотел бы стать преемником адмирала Кинга на посту командующего морскими операциями (КМО). Форрестол уважал Нимица как личность и ценил его как представителя флота, но назначить его на пост КМО — это было бы слишком. Он потратил на борьбу с Кингом полтора года, и теперь у него не было ни малейшего желания получить еще одного командующего, который мог бы оказаться менее тупым и неповоротливым, чем Кинг, но зато более упрямым в защите своих убеждений.
Форрестол сказал Нимицу, что, как он полагает, для Нимица было бы ошибкой занять пост командующего морскими операциями, так как в этом случае он рисковал бы потерять часть той репутации, которую он приобрел как удачливый командир. Он предложил адмиралу занять пост председателя Совета генералов или продолжать службу в звании главнокомандующего Тихоокеанским флотом. Нимиц ответил, что продолжает придерживаться своего первоначального выбора.
