— Я была здесь всего раз в жизни, — благоговейно произнесла Марта, поднимаясь по широкой лестнице, — засвидетельствовать дату рождения одной из моих кузин.

Калодонт улыбнулся, понимая её настроение.

— Да, да, — подтвердил он, — от суда и больницы следует держаться подальше… Оба вошли в просторный мраморный вестибюль и растерялись: несколько лестниц вели в разные стороны. Поминутно спрашивая дорогу, они добрались наконец до чёрной двери зала № 12. В списке дел, среди прочих, они прочли: «Дело против Веслава Мехцинского — по гражданскому иску». Время, на которое было назначено рассмотрение дела, совпадало со временем, указанным в повестке Марты.

— Мехцинский? — взволнованно думала она. — Кто это может быть?

— Сейчас выясним, — успокоил её Калодонт.

Марта облокотилась на подоконник высокого окна, в котором сияло голубизной солнечное небо над двором, огороженным огромным прямоугольником стен. В коридорах было много таких окон и дверей из чёрного дерева, ведущих в залы суда. Перед дверями толпились, разговаривали, страстно спорили разгорячённые люди. Время от времени по коридору проходил судья или прокурор, в чёрной мантии с фиолетовой оторочкой; часто из мантии выглядывала красиво причёсанная женская голова.

По рассеянности Марта толкнула какого-то мужчину, медленно шагающего по коридору. Тот обернулся.

— Прошу, прошу, какая приятная встреча!

Марта взглянула в энергичное мужское лицо с ясными глазами и ироничной улыбкой в уголках рта и улыбнулась.

— Что-то мы, — произнесла она, — встречаемся с паном редактором только в комиссариатах или судах…

— Ваша вина, исключительно ваша, — с упрёком ответил Эдвин Колянко и вежливо поздоровался с Калодонтом, который, похоже, вовсе не был в восторге от этой встречи.

— В чём вас, панна, обвиняют? — продолжал Колянко с недобрым юмором. — В нарушении гражданского спокойствия мужчин? В том, что вы гоните от них прочь сон?

— А вы-то, пан? — улыбаясь спросила Марта. — Что вы здесь делаете? Может быть, по тому же делу?

— По какому? — поинтересовался Колянко.

— Мы и сами толком не знаем. — Калодонт вынул из кармана повестку Марты. — Панну Марту вызывают на одиннадцать часов как свидетеля. Из той вон таблички, — Калодонт указал на перечень дел, — выходит, что это судебное дело против какого-то Мехцинского. Мы его не знаем, то есть… панна Марта не знает.

Колянко взял повестку и подошёл к доске с перечнем дел.

— Да, — подтвердил он, — совпадает. Всё в порядке. Мехцинский — тот хулиган, который напал на вас, панна, на Вейской.

— А… — облегчённо вздохнул Калодонт.

Марта недовольно поморщилась.

— Я думала, это дело давно уже закрыто, — сказала она.

— Очевидно, милиция посчитала необходимым передать его в прокуратуру.

— Так почему же меня не вызвали как свидетеля? — возмутился Калодонт. — Ведь панна Марта была тогда потерпевшей.

— Не знаю, — равнодушно ответил Колянко. — Таковы факты. Я останусь с вами, если позволите. Охотно послушаю это дело…

В голубых глазах Калодонта заискрились хитрые огоньки.

— Как это? — воскликнул он. — Только панна Марта должна быть свидетелем? А где же другие, те, кто видел всё, что произошло в тот вечер? Где же тот врач скорой помощи?

— В больнице, — ответил Колянко, — лежит в больнице. С ним произошёл несчастный случай.

Марта похолодела.

«Вот оно что!» — ревниво подумал Колянко.

— Что это значит: лежит в больнице? — переспросила Марта, пытаясь скрыть беспокойство.

— Может, сигарету? — предложил ей Колянко. — Доктор Гальский лежит в больнице вот уже три недели. На него напали и сильно избили, когда он возвращался поздно ночью из «Камеральной». Повреждено основание черепа, сотрясение мозга.

Марта слегка пошатнулась и прислонилась к окну. Колянко быстро поднёс огонёк, поддерживая её руку.

— Кто… на него напал? — пролепетала она, испуганно глядя на Колянко. — Это известно?

— Конечно, — ответил Колянко, внимательно гл на неё. — Какие-то хулиганы. Двое парней невысоко роста, он говорил, типичные варшавские подонки.

Марта облегчённо вздохнула. Это облегчение был явным: лицо её вспыхнуло румянцем до кончик ушей.

— Значит, это был не такой, очень высокий мужчина? — невольно вырвалось у неё.

Колянко и Калодонт взглянули на Марту с одинаковым выражением: быстро, проницательно, выжидающе.

— Наверное, нет, — ответил Колянко. — В конце концов спросите об этом самого Гальского. Он чувствует себя уже лучше. Его можно посетить.

— Не знаю, — отозвалась Марта слабым голосом, — будет ли ему приятно моё посещение…

— Безусловно! — одновременно воскликнули Колянко и Калодонт и с антипатией посмотрели друг на друга. Калодонт даже сердито кашлянул.

— Двое, говорите, пан? — спросил он Колянко. — Точно не один?

— Нет, двое, — ответил Колянко несколько раздражённо, и в глазах Марты снова промелькнул страх.

— Этого бы я себе никогда не простила, — шепнула она, напряжённо глядя на Калодонта.

— Ну вы же видите, что двое, — вздохнул с облегчением и Калодонт. — Нет, нет! — оживлённо воскликнул он. — Выбросьте сейчас же из головы эти нелепые мысли, Марта. Если двое — наши подозрения отпадают.

— О чём это вы говорите, пан? — настойчиво спросил Колянко.

— Ни о чём, — быстро проговорил Калодонт. — Понимаете, мы близкие соседи…

— Когда можно навестить доктора Гальского? — спросила Марта, изо всех сил пытаясь изобразить равнодушие.

— В четверг, — ответил Колянко. — Послезавтра. А если захотите раньше, я к вашим услугам. Могу устроить.

— Нет, нет, — быстро возразила Марта. — Я зайду в четверг. Должна отблагодарить его за заботу о маме.

Калодонт отвернулся и закашлялся; Колянко тоже кашлянул и посмотрел на потолок.

— Уже время, — спохватился Калодонт, и все трое вошли в комнату № 12 и заняли места на скамьях.

Зал был пуст; через минуту открылась дверь и вбежал безупречно одетый высокий худой мужчина в очках, с портфелем в руках, в чёрном пиджаке, крахмальном воротничке и серо-чёрном галстуке. На пиджаке алела ленточка какого-то ордена.

— Вы свидетели? — спросил он.

— Я свидетель, — робко ответила Марта.

— Очень рад, — поклонился тот, окинув Марту внимательным взглядом. — Я защитник…

В этот миг открылась дверь позади судейского стола, и вошла стройная красивая шатенка в мантии, с цепью на груди. За ней появился щуплый низенький секретарь.

Все в зале встали, затем судья села; вместе с ней опустились на скамьи и все присутствующие. Судья спокойным, но звучным голосом зачитала вступительную формулу. В этот момент дверь тихо открылась и на пороге встал поручик Михал Дзярский. Судья стала вызывать:

— Веслав Мехцинский. Присутствует?

— Его нет, — ответил поручик Дзярский. — Веслав Мехцинский мёртв.

Все вскочили с мест. Судья нервно заметила:

— Прошу это запротоколировать. В каких родственных отношениях вы, пан, состоите с обвиняемым? — быстро спросила она Дзярского.

— Нет, нет, — ответил Дзярский. — Я из столичной Команды милиции.

— Прошу внести это в протокол, — напомнила судья. Щуплый секретарь быстро водил головой, вслед за своим пером.

— Я закрываю дело, — объявила судья и сошла с возвышения.

— Есть кто-нибудь из свидетелей? — спросила она, подходя к группе на скамьях. — Если есть, прошу засвидетельствовать свою явку. Это очень любопытно, — добавила она, обращаясь к Дзярскому.

— Очень, — подтвердил Дзярский, с улыбкой глядя на Колянко. — Тем более, что обстоятельства смерти Мехцинского вызывают сомнения следственного порядка.

— Какой смертью умер Мехцинский? — осторожно спросил Колянко. Рука, которой он зажигал сигарету, слегка дрожала.

— Под колёсами поезда, — коротко ответил Дзярский.

— Это ужасно! — прошептала Марта.

— Зато довольно легко объяснить, — заметил защитник. — Попал под поезд, значит, или самоубийство, или несчастный случай.

— Или… его бросили под поезд… — небрежно добавил Дзярский. — И это возможно, пан редактор, разве нет? Если принять во внимание, что перед смертью Мехцинский дрался с кем-то, у кого были белые горящие глаза и великолепный бриллиант на пальце правой руки.