Увидев Метеора, Крушина вскочил с кресла.

— Что это на тебе? — проворчал он.

— Хороший? — игриво спросил Метеор. — Видишь, купил новый плащ.

— Опять чешский? — в голосе Крушины была злость.

— Слушай, Бобусь… — начал Метеор, но оборвал фразу на полуслове.

— Где ты шляешься? — спокойно спросил Меринос, словно бы не услышав предыдущего диалога. — Целый день тебя не видно.

— Я привёл вам Жичливого, пан председатель, — с улыбкой сообщил Метеор. — Подумал, может он вам понадобится. Давненько он у нас не был.

— Ты знаешь, что случилось? — не обратив внимания на слова Метеора, спросил Меринос.

— Ну, знаю. Бобусь мне сообщил.

— И что ты на это скажешь?

— Я? — заискивающе улыбнулся Метеор. — Ничего. Не мой отдел. Отдел Бобуся. У меня всё работает идеально. Я достал сегодня новую машину: «гумбер», модель 1954 года. За сорок пять. Вильга даже не испугался. Сразу говорю вам цену, пан председатель, чтобы Алюсь не вздумал вдруг загрести себе лишних несколько тысяч. Нельзя, чтобы каждый действовал сам по себе, не так ли?

— Замолчи, — враждебно бросил Крушина. — Тоже мне жаворонок!

Меринос встал с кресла и стал молча ходить по комнате. Чем дольше он молчал, тем больше Метеор чувствовал себя учеником, стоящим в классе перед строгим учителем. Меринос приблизился к нему, остановился — и вдруг Метеор испуганно отступил назад: лицо Мериноса задрожало от злости. Он схватил Метеора за пиджак и притянул к себе.

— Метеор! — он дохнул ему прямо в лицо. — Предупреждаю тебя: хватит этих рейсов направо и налево, хватит мелких афёр с плащами, грязных спекуляций на разнице в ценах на окраинах и в центре! Слышишь? Твоё собачье дело — быть при мне и делать, что я тебе скажу! За это я плачу тебе. Понимаешь? Мы здесь не одни, ты знаешь об этом так же хорошо, как и я. На нас смотрят, щенок, потому что ты тут директор! Заруби это себе на носу, иначе… — сначала на несколько недель ляжешь в больницу, а потом останешься калекой!

Метеор смиренно опустил глаза. Лицо Мериноса прояснилось, глаза перестали безумно бегать, успокоились. Через минуту он произнёс сдержанным, уверенным тоном:

— Этот последний случай заставляет задуматься. В принципе уничтожена наша гвардия. Трупов, правда, нет, но парни надолго сели на якорь в больнице. Холера их знает, что они скажут, когда выйдут. Что это за странная история с Мето?

— Мето спасовал, — буркнул Крушина. — Случается.

— Мето спасовал… — задумчиво повторил Меринос. — Мето… самый крупный специалист, какого когда-либо знала Варшава.

— Всякое бывает, — несмело вмешался Метеор. — Может, у него психическая депрессия?

— Во всяком случае, дело серьёзное, — подтвердил Меринос.

Он зажёг сигарету и стал у окна: за улицей Багно открывалась величественная панорама стройки.

— Итак, какие выводы, пан председатель? — заискивающим тоном с волнением спросил Метеор.

— Вывод может быть только один, — медленно проговорил Меринос. Крушина даже встал с кресла.

— Пан председатель… — начал он.

— Что же делать? — с внезапной тревогой спросил Метеор.

Меринос улыбнулся. Его красивое тёмное лицо исказила ненависть, чёрные глаза зло забегали.

— Попробуем, — ответил он, — разными способами. Меринос сел в кресло, положил руки на край письменного стола. Он был похож на доброго начальника, которому можно и нужно верить.

— Мои дорогие ребята, — заговорил он медовым, хорошо контролируемым голосом, — любимые друзья, вы же хорошо знаете — много людей прошло через наши руки за этот год. Знаете, что кое-где у нас не прекращается борьба за мелочи, за незначительные прибыли — за место возле кинотеатра «Охота», за охотничью территорию в руинах на Чернякове, за возможность работать вокруг Главного вокзала.

Вам известно, что идёт безжалостная борьба на каждом шагу: сводятся личные счёты за одно-единственное слово, за фокус, который кто-то выкинул. За вмешательство не в свои дела. Вы знаете так же хорошо, как и я, что все эти районные перепалки — нам на пользу. Конечно, мы не можем знать все подробности: десятки и даже сотни фраеров, которые крутятся вокруг нас, готовы преподнести массу разных сюрпризов — это же всё живые люди. Кому-то захочется чего-то большего, чем он получает, ему кажется, что он уже настолько окреп, чтобы проложить себе кулаками путь наверх, и он начинает суетиться, мечтать о карьере, тянуться к славе и заработкам.

Меринос зажёг сигарету. Метеор и Крушина благоговейно слушали.

— Я не верю в то, что сказали Стриц, Мигдаль, Леон, во все эти чудеса и диковинные дела. Стриц мог получить по морде от большего фраера, чем он сам, такого, который положил глаз на каток и знал, что на нём можно заработать. Тот другой взял себе нескольких в компанию и разогнал банду Стрица. Обычное дело. Мигдаль и Леон работают в отделе, где есть, по крайней мере, несколько десятков людей. Наверное, у них были ссоры, счёты, кто-то выбрал подходящий момент и напал. Просто, нет? А они, как все наши, начали потом говорить: кастеты там, перстни, привидения, чудеса, сами, мол, не знаем, что и как случилось. С Мехцинским… — Меринос на мгновение заколебался, — с Морицем дело другое. Это способный негодяй. И не забывай, Крушина, что Мехцинский рассказывает всем об этом иначе, что у него внутри какая-то пружина, он ищет, мечется. Ты же сам мне говорил, разве нет?

— Да, — неохотно согласился Крушина. — Мориц — крутой.

— У Морица приличная амбиция, — признал Меринос. — Он много знает. К тому же он мне сейчас необходим. Наконец… Кудлатый хочет с ним говорить. Это уже кое-что…

На минуту воцарилась тишина. Меринос продолжал:

— Итак, остаётся только последняя обработка. А это, как я вам уже сказал, дело серьёзное. Выходит, те, кто наскакивает, попали в центр, в самую точку.

— Пан председатель, — несмело вставил Крушина, — но Мето говорил, что они сами затеяли скандал. Началось в автобусе, с какого-то оборванца и того шофёра.

— Правильно, — согласился Меринос. — Но оказывается, где-то были фраеры, только и ожидавшие удобного момента, чтобы пристукнуть «гвардию». Ходили за ними, искали случая и нашли. Начало могло быть совсем невинным, обычные автобусные развлечения.

— Так это, может, не такая уж маленькая компания, — натянуто улыбнулся Метеор, словно бы подавляя в себе что-то. Это «что-то» могло быть только страхом. — Но кто в ней, в этой компании? В конце концов, мы же знаем всех фраеров в городе.

— Ошибаешься, — спокойно возразил Меринос. — Варшава велика. Всех ты не знаешь. Подрастают новые таланты. Что ты можешь знать о том, какие асы стартуют ежедневно на Секерках или на Грохове? Обычный парнишка после нескольких побед, добытых руками и ногами, начинает думать, прикидывать, ему уже не хватает славы и заработка на своей кривой грязной улице, и он лезет в центр.

— Так что же теперь будет? — беспомощно спросил Крушина.

Меринос удобно развалился в кресле, медленно закурил.

— Пока что никаких опасений, мои дорогие. Мы не из тех, кого такое может напугать. Наша сила — в нашей осторожности, наше преимущество — в организованности. И не таким гастролёрам, как эти, её нарушать. Кудлатый — это прежде всего голова. И потому надо действовать. Мето был хорош в драке, но мы же знаем, что философ из него никудышный. Надо поговорить с Ирисем. Как ты это сделаешь, Метеор, меня не касается, но я ещё сегодня хочу иметь подробные сведения, что и как там было. Роберт, — обратился Меринос к Крушине, — через три дня я хочу видеть новую «гвардию». Твоё дело, как ты это устроишь: в Варшаве есть кино, Центральный универмаг, даже средние школы — идеальные источники набора. Мы увеличиваем контингент до пятнадцати человек — сильных, отчаянных, готовых на всё. Я попрошу Кудлатого, чтобы повысил им заработок. Через три дня у меня должны быть фамилии и подробные сведения о каждом из них. И ещё одно: в ближайшее время ваш образ жизни должен быть безупречным, слышите? Метеор, ты ежедневно в восемь часов в конторе, понял? Никаких гулянок в «Камеральной», никаких оргий в городе. Для улаживания дел с машинами каждый раз будешь брать у меня пропуск в город.