Обезьяна три раза кашлянула и сказала:

– Да будет Вам известно, Ваше Величество, что этот мор – кара, посланная нам небом. Мы оскорбили небесные власти, вот в чем дело. И теперь единственное средство смягчить гнев богов – это принести им в жертву кого-нибудь из нас.

– Прекрасно, – сказал лев, – но кого?

– Того, кто более всех отягчен преступлениями, – отвечала обезьяна.

Лев сомкнул глаза и предался размышлениям. Вспомнил свою прошлую жизнь, свой произвол и свою жестокость, вспомнил невинных зебр, газелей, оленей, баранов и даже людей, которых он убил. И решил сделать красивый жест: предложить в жертву самого себя, как наиболее отягченного преступлениями.

Никто из зверей, конечно, не осмелится поддержать его, так что это будет и красиво и совершенно безопасно. Так обычно поступали властители, которые хотели остаться знаменитыми в истории.

– Друзья! – сказал лев, сделав сокрушенное лицо. – У меня не остается никаких сомнений: именно мне надлежит быть принесенным в жертву. Никто не совершил более тяжких преступлений, чем ваш царь, друзья мои! Кто убил самое большое количество оленей, баранов, зебр и людей? Я! Значит, меня и следует выбрать для принесения в жертву. Как вы находите?

Сказал и обвел глазами придворных с таким видом, словно думал про себя: «Интересно посмотреть, у кого хватит наглости сказать, что да». Все были твердо убеждены, что лев действительно самый большой преступник на весь лес, но никто не посмел заявить об этом вслух.

Тогда лиса вышла вперед и сказала маленькую складненькую речь.

– Глупости, Ваше Величество! – сказала лиса. – Если есть на свете существо с чистой совестью, так это именно наш добрый царь лев. Вы убивали оленей, и баранов, и зебр, и людей? О, так ведь это не только не преступление, а напротив – акт благородного милосердия. Для чего нужны эти скоты? Какое место занимают они в мире? Это же низкие твари, так что Ваше Величество изволило совершить прекрасный поступок, очищая от них землю. Пусть никто не поймет мои слова как лесть, ибо лесть я презираю, но Вы, Ваше Величество, по моему мнению, не преступник, а святой!

Гром аплодисментов был ответом на слова лисы. Лев повел усами и облизнулся от удовольствия, милостиво кивнув в сторону ораторши. Тут поднялся тигр и говорил точно так же, как раньше лев: обвинил себя в больших преступлениях "и заявил, что наказания заслуживает именно он, и никто другой. Лиса произнесла новую речь, еще более складную, чем первая, доказав, что тигр – святой номер два. Та же сцена повторилась со всеми, кто был наделен когтями и зубами. Все оказались святые. Наконец очередь дошла до осла.

– Положа руку на сердце, я не чувствую себя виновным ни в каком преступлении, – сказал он как сущий осел, – я ем только траву. Никогда и мухи не убивал. Если меня овод ужалит, так я его метелкой хвоста смахну, и все. Никогда не воровал. Даже не лягаюсь, потому как у меня ноги болят. Ничего я такого не припомню. Так-то вот.

Когда осел закончил, звери переглянулись. Эта исповедь произвела на них тяжкое впечатление. Лиса вышла вперед и держала речь как выразитель общего мнения.

– Вот самый страшный преступник! – сказала она, указывая на бедного осла. – Это из-за него небеса наслали на нас эту эпидемию. Его и следует принести в жертву. Подумайте только, он признался, что не лягается, потому что у него ноги болят. Значит, если б не болели, так он бы всех нас совсем залягал. Смерть лягуну!

– Смерть! Смерть! – закричали звери. Видя, как повернулось дело, царь лев тоже пришел в негодование.

– Жалкий ломовик! – взревел он. – Это из-за тебя, значит, гибнет мое государство! Приговариваю тебя к смертной казни: ты будешь немедленно разорван на куски придворным палачом. Тигр, исполни приказание твоего властителя!

Глаза тигра-палача блеснули. Раздирать на куски животных было для него высшим удовольствием. Он облизнулся и сделал стойку, чтобы ринуться на дрожащего осла. Да так при своей стойке и остался… Огромный камень упал с крыши пещеры прямехонько ему на голову – тр-р-рах! Страшное смятение… Все разбегаются… Дамы в обмороке… Кто это сделал? Кто? Ну конечно, Перышко.

– Браво! – крикнули разом Носишка и Педриньо. – Вот это называется меткая стрельба!

– Бежим! – крикнул Перышко. – Скорее! А то лев нас почуял и уже облизывается.

Повторять второй раз не пришлось: все как горох скатились вниз по склону…

На бегу Перышко столкнулся с ослом, который тоже уносил ноги, и вспрыгнул ему на спину. Поэтому своих спутников он оставил далеко позади, и они заблудились в лесу. Без Перышка они не знали дороги и брели, брели наугад, покуда не забрели, сами того не ведая, в Обезьянную страну. Не успели они переступить границу этого королевства, как стражи набросились на них и связали лианами. И тотчас же пленники были доставлены ко двору, чтобы предстать пред Макаком XIV, королем Обезьяний, которого при дворе звали КорольСолнце, потому что, когда Макак появлялся, улыбка, словно солнце, озаряла обезьяньи лица.

– Ваше Величество! – сказал один из стражей. – Осмелюсь предложить вашему высочайшему вниманию этих четверых путешественников, переступивших границы вашего королевства без визы на въезд.

– Вранье, сеньор король! – закричала Эмилия. – У меня есть виза. Поглядите-ка! – И, открыв корзинку, даже не снимая ее с плеч бедного графа, Эмилия достала свою знаменитую булавку с голубкой. – Вот моя виза!

Король-Солнце осмотрел с большим вниманием этот неизвестный ему предмет, ибо никогда не видал даже обыкновенной булавки, а уж тем паче с голубкой. Потом сказал:

– Принятой формой визы на въезд в мое королевство является высший сорт банана – «золотой банан», но так как я полагаю, что у других государств могут быть другие формы визы, то можно считать действительной визу, которую предъявила эта сеньора. Отпустите ее.

Стражи стали развязывать Эмилию, а пока что Педриньо нашел способ сказать ей на языке «ки», который обезьяны не понимают:

– Ракаскакажики Пекерыкишкуку чтоко мыки покопа-калики в лакапыки к экетиким гакадкиким окобекезьякана-кам (расскажи Перышку, что мы попали в лапы к этим гадким обезьянам).

– Лакадноко (ладно), – отвечала незаметно Эмилия и, как только с нее упали последние лианы, удрала стремглав, даже не оглянувшись.

Теперь пред высоким представителем королевского рода Банановичей предстала Носишка.

– Сеньорита, – сказал король с обезьянскими ухватками, – хотя вступать в пределы моего королевства без визы – это большое преступление, но я охотно выслушаю ваши объяснения. Я король великодушный, и мне больше по душе награждать, чем наказывать. Скажите мне, какое у вас впечатление от моего двора?

Носишка поглядела вокруг себя и увидела только обезьян, одна другой лохматее и страшнее. Но она была не дура и поняла, что если скажет правду, то ей за нее придется дорого заплатить. Лучше притвориться восхищенной и говорить только то, что может быть приятно всей этой гадкой обезьяньей публике. И Носишка отвечала королю так:

– Я восхищена, Ваше Величество, великолепием этого двора! Я видала разных королей – Короля Червей, Короля Бубен, Короля Треф, Короля Пик. Но, поверьте, ни один из них по красоте и благородству не сравнится с Вашим Величеством! Кроме того, я никогда не видела придворных дам прекраснее, чем при Вашем дворе! Да я так восхищена Вашим королевством, что я бы здесь осталась на всю жизнь, если бы Вы, Ваше Величество, разрешили и бабушка сог– ласилась.

Макак XIV даже облизнулся. Хоть он и привык слушать одни хвалы, но ему никогда еще не приходилось наслаждаться таким высоким слогом.

– Отпустите ее немедля, – приказал он, – и дайте этой очаровательной гостье самое высокое дерево для жилья и самого приятного обезьянчика в мужья! Ее заветное желание будет исполнено: она останется жить в нашем королевстве. Я пошлю гонцов к ее бабушке, которая будет безусловно в востор– ге, когда узнает, какую высокую честь Король-Солнце оказал ее внучке.