— А Хи?

Он остановился и посмотрел на нее.

— Про Хи я не знаю.

Гарри открыл дверь и вошел в дом. Итак, он впервые солгал своей дочери. Он сделал это для того, чтобы избавить ее от потрясения и скорби, но от этого было не легче. Он уже чувствовал, что начинает катиться по этому скользкому склону.

В одиннадцать часов утра в понедельник Босх был уже в городе, у дверей центра для содержания под стражей задержанных правонарушителей, и ждал, когда выпустят на свободу Бо-Джинг Чанга. Он и сам не знал, что сделает или скажет убийце, когда тот выйдет из этих дверей свободным человеком. Но он твердо знал, что так этого не оставит. Если арест Чанга инициировал череду страшных событий в Гонконге, то Гарри просто не сможет себя уважать, если не схлестнется с этим человеком, коль скоро получит такой шанс.

В кармане у него зазвонил телефон, и Босх испытал искушение не отвечать, боясь пропустить появление Чанга, но, увидев, что звонит лейтенант Гэндл, принял звонок.

— Я слышал, что ты вернулся.

— Да, я собирался вам позвонить.

— Ты нашел свою дочь?

— Да, она в безопасности.

— Где?

Босх замялся, но не надолго.

— Она со мной.

— А ее мать?

— Она осталась в Гонконге.

— И что же будет?

— Она будет жить со мной. Во всяком случае, какое-то время.

— Как там все прошло? Мне надо к чему-то подключиться?

Босх не знал, что ответить, и решил пока отложить разговор.

— Надеюсь, непредвиденных результатов не будет. Но всякое бывает, никогда не знаешь, что может случиться.

— Я дам тебе знать, если что будет слышно. Ты придешь сюда?

— Мм… не сегодня. Мне надо взять пару дней, чтобы устроить дочь, разобраться со школой и прочим. Хочу показать ее психотерапевту.

— Это в счет белого времени или в счет отпуска? Мне надо как-то записать.

Белым временем в управлении назывались отгулы — по цвету бланка, на котором начальники вели их учет.

— Не имеет значения. По-моему, у меня есть отгулы.

— Тогда я так и запишу. У тебя все в порядке, Гарри?

— Все нормально.

— Думаю, Чу рассказал тебе, что Чанга выпускают?

— Да, я в курсе.

— Его чертов адвокат сегодня утром уже приходил сюда, за его сумкой. Извини, Гарри. Мы ничего не могли поделать. Дело рассыпалось, а те два слабака из Сан-Фернандо наотрез отказались помогать нам с обвинением в вымогательстве.

— Я знаю.

— Не помогло делу и то, что твой напарник все выходные просидел дома. Сказался больным.

— Да уж…

Терпение Босха в отношении Ферраса достигло критической точки, но то были их счеты. Он пока не был готов обсуждать это с Гэндлом.

Двери следственного изолятора открылись, и Босх увидел, как оттуда выходит человек азиатской внешности, в костюме и с портфелем. Это не был Чанг. Мужчина придержал туловищем дверь и просигналил стоящей поодаль машине. Босх знал: его час настал. Человек в костюме был известным адвокатом по имени Энтони Уинг.

— Лейтенант, мне надо спешить. Могу я перезвонить позже?

— Главное — сообщи, когда решишь, сколько дней ты берешь и когда можно опять внести тебя в график. А я тем временем подыщу какую-нибудь работу для Ферраса. Что-нибудь сидячее.

— Я вам перезвоню.

Босх захлопнул телефон как раз в тот момент, когда черный «кадиллак-эскалейд» подкатил к выходу и из дверей следственной тюрьмы вышел Бо-Джинг Чанг. Босх шагнул на дорожку между Чангом и лимузином. Тогда Уинг тотчас вклинился между Чангом и Босхом.

— Простите, детектив, — сказал Уинг. — Вы препятствуете передвижению моего клиента.

— Что я делаю, препятствую? А разве не он воспрепятствовал жизни Джона Ли?

Босх увидел, что Чанг за спиной Уинга деланно усмехнулся и покачал головой. Потом он услышал, как позади него хлопнула дверь машины и внимание Уинга переместилось куда-то ему за плечо.

— Непременно зафиксируйте это, — обратился он к кому-то, находящемуся за спиной Босха.

Босх обернулся и увидел, что из большого внедорожника вышел человек с видеокамерой. Объектив камеры был нацелен на Босха.

— Что это еще?

— Детектив, если вы будете так или иначе докучать мистеру Чангу, это будет документально зафиксировано и передано в СМИ.

Босх снова повернулся к Уингу и Чангу. Неуверенная ухмылка Чанга превратилась теперь в самодовольную улыбку.

— Ты думаешь, это все, Чанг? Мне наплевать, куда ты едешь, — дело на этом не закончено. Ты и твои подельники перевели его в личную плоскость, урод, и я этого не забуду!

— Отойдите в сторону, детектив, — сказал Уинг, явно играя на камеру. — Мистер Чанг выходит на свободу, потому что он невиновен в тех вымышленных преступлениях, которые вы пытались ему приписать. Он возвращается в Гонконг из-за притеснений со стороны полицейского управления Лос-Анджелеса. Из-за вас он лишен возможности жить здесь, как делал это несколько лет.

Босх отошел с дороги, пропуская их к машине.

— Ты словоблуд, Уинг! Забери свою камеру и засунь себе в задницу.

Чанг первым сел на заднее сиденье «эскалейда», после чего Уинг сделал знак репортеру садиться на переднее.

— Теперь ваша угроза у нас на пленке, детектив, — пояснил Уинг. — Помните об этом.

Адвокат уселся рядом с Чангом и закрыл дверь машины. Босх стоял и смотрел, как массивный внедорожник плавно отъезжает от дверей тюрьмы, по всей вероятности, увозя Чанга прямиком в аэропорт, чтобы довести до логического конца его побег от правосудия.

Когда Босх приехал в школу, в которую утром отвез Мэделин, он отправился в кабинет завуча узнать, как там дела. Завуч Сью Бэмбру позволила Мэделин поприсутствовать на занятиях восьмого класса, чтобы та смогла решить для себя, нравится ей школа или нет. Когда он вошел, Бэмбру пригласила его сесть, а затем рассказала, что его дочь все еще на занятиях и адаптируется довольно хорошо. Босх был удивлен. Мэдди пробыла в Лос-Анджелесе чуть больше двенадцати часов, потеряв перед этим мать и проведя мучительные три дня в неволе. Он-то боялся, как бы этот поход в школу не обернулся полным провалом.

Босх и раньше был знаком с Бэмбру. Пару лет назад один из соседей, чей ребенок посещал эту школу, попросил его выступить у них в классе и рассказать о работе полиции. Бэмбру была умным и опытным школьным руководителем. Она обстоятельно побеседовала с Босхом, прежде чем позволить ему обратиться к учащимся. Редкий адвокат проявлял такую придирчивость по отношению к Босху в суде. Она уже заранее заняла неуступчивую позицию в том, что касается качества полицейской работы в городе, но ее аргументы были хорошо продуманы и четко сформулированы. У Босха она тогда вызвала уважение.

— Урок закончится через десять минут, — объявила Бэмбру. — Тогда я отведу вас к ней. Но перед этим я хотела бы поговорить с вами кое о чем, детектив Босх.

— Я уже просил вас в прошлый раз называть меня просто Гарри. Так о чем вы хотите со мной поговорить?

— Понимаете, ваша дочь настоящая выдумщица. Стало известно, как на перемене она рассказывала другим школьникам, что будто бы вчера прилетела из Гонконга, потому что ее мать убили, а ее саму похитили. Меня беспокоит это ее стремление к популярности такой ценой.

— Это правда. Все, что она сказала, — правда.

— Что вы имеете в виду?

— Ее действительно похитили, а мать убили при попытке спасти.

— О Боже милостивый! Когда это произошло?

Босх пожалел, что не рассказал Бэмбру всего при утреннем разговоре, а просто сообщил, что его дочь теперь будет жить с ним и хочет познакомиться с этой школой.

— В эти выходные, — ответил он. — Мы прилетели из Гонконга минувшей ночью.

У Бэмбру был такой вид, словно ее ввели в состояние шока.

— В эти выходные? Вы серьезно?

— Конечно, серьезно. Ей многое пришлось пережить. Я понимаю, наверное, пока слишком рано отдавать ее в школу, но сегодня утром мне надо было… у меня была встреча, и я не мог ее отменить. Сейчас я заберу Мэделин домой, а если через несколько дней она захочет сюда вернуться, я дам вам знать.