— Прю? — прохрипел Кертис. Тьма вокруг была кромешная. Над головой виднелась тоненькая полоска света, похожая на след от самолета, но расстояние до поверхности казалось невообразимым. Способ, которым он сюда попал, хоть и оказался действенным, все-таки был далеко не из простых. Склон сработал как каменная горка, но в некоторых местах оставался почти отвесным, и пару раз за время падения Кертис был уверен, что вот-вот переломает все кости и погибнет весьма мучительной смертью. Преодолев последний из таких участков и не пожертвовав (судя по ощущениям) ни одной костью, мальчик упал на каменистый земляной выступ в глубине пропасти.
— Прю! Септимус! — крикнул он громче. Неподалеку послышался болезненный стон. Не тратя время на то, чтобы подняться (он все еще не был уверен, что не переломал себе конечности, и решил пока что не испытывать судьбу), мальчик пополз по узкому выступу в сторону звука, прочь от искореженного тела лисы. Добравшись до края, он позвал снова: — Прю! Это ты?
— Да, — ответила девочка. — Я.
В темноте ее было не разглядеть.
— Ты как?
— Кажется, что-то с ногой. Опять. С той же, что и в прошлый раз. — Под прошлым разом она имела в виду тот случай несколько месяцев назад, когда беркута, на котором она летела, подстрелили койоты. Кертис нахмурился.
— Очень больно? — спросил он.
Прю помолчала; Кертис решил, что она пробует наступить на больную ногу.
— Вроде ничего, — ответила она. — А Септимус с тобой?
Мальчик оглянулся по сторонам в непроницаемой тьме.
— Нет, — ответил он, а потом заорал: — СЕПТИМУС!
Ни звука. Кертис тихонько выругался, но тут же уверил себя, что крысы — животные легкие и ловкие. Может, Септимус удержался на веревке. Может, он в безопасности.
— Ты сам как? — спросила Прю.
— Кажется, цел. Другая лиса умерла. Разбилась.
— А Дарла?
— Не знаю. Я не заметил, что с ней случилось. — Он помедлил. — Нет, все-таки как же Септимус…
— Но ты сам точно не ушибся?
Кертис, собравшись с духом, стал проверять, какой урон падение могло нанести его суставам и мышцам. Каким-то чудом оказалось, что он не получил ни одной травмы, кроме нескольких синяков.
— Вроде бы все нормально.
В темноте раздался непонятный скрипучий звук. Шорох ткани. Снова стон. Звон застежки. Потом отчетливый скрежет спички о коробок, и вот внизу загорелся желтый огонек. Кертис заглянул за край выступа: Прю, стоя на коленях, поднесла спичку к маленькому фонарю — видно, достала из рюкзака. Подождала, пока загорится, затушила спичку и выкинула ее. Шарик света выхватил из темноты очертания склона.
— Где мы? — вырвалось у Кертиса. Свет фонарика едва проникал через густую тьму, но его было довольно, чтобы понять, что жизни им спасла пара торчащих из склона булыжников размером с дом. Их разделяло расстояние футов в десять, не больше. Провал здесь существенно сузился, и склоны оказались друг от друга примерно в пяти футах. Кертису пришло в голову, что они упали в какую-то боковую щель, и глубину ее определить никак невозможно. Одно ясно: наверх хода нет. Он сложил ладони рупором и снова крикнул:
— СЕПТИМУС!
Прю молча встала, опасливо ступая на больную ногу, кое-как обошла свой крошечный выступ и огляделась. Это не заняло много времени: площадка, на которой она оказалась, была размером не больше примерочной в магазине одежды.
— Кертис, — сказала она наконец, откинув голову и глядя на далекую полоску неба, серебряной ниточкой змеящуюся в темном каменном небе. — Я даже не знаю.
— Погоди, — отозвался Кертис, спустив ноги с выступа, спрыгнул к ней и отряхнул ее куртку от пыли. — Давай я посмотрю ногу.
Лодыжка покраснела и распухла, но Прю сказала, что болит не сильно, так что растяжения нет.
— Ты можешь ходить? — спросил он.
Прю кивнула. На лице ее застыло выражение тихого отчаяния и какая-то безнадежная печаль.
— Мы выберемся отсюда, — сказал Кертис. — Обязательно.
— Как? — спросила Прю.
Кертис окинул взглядом склон:
— Придется лезть, наверное.
Мальчик и сам понимал, что затея безнадежная, но чувствовал, что эту мысль нужно отпустить — словно этим он произнес какое-то заклинание, которое, едва родившись, тут же растворилось в воздухе.
Прю только головой покачала.
Они уселись на корточки на каменный выступ.
— А там ничего нет? — спросила девочка, кивнув на то место, куда приземлились Кертис и мертвая лиса.
— Нет, — ответил он. — Просто обрыв.
— Чепуха какая-то, — сказала Прю. — Получается, мы пережили падение, а теперь просто медленно умрем тут на дне?
— Да уж, у кого-то мрачное чувство юмора, — заметил Кертис. — Не знаю, у Бога или у чего там…
На какое-то время повисло молчание, и в тишине Прю вдруг заплакала:
— Я все испортила!
— Ты о чем? — удивился Кертис, положив ей руку на спину.
— Да обо всем. Что сказало Древо? Что надо реанимировать наследника раньше тех, других. Кто бы они ни были. Но как нам это сделать, если мы застряли в этой… этой… дыре? Наверняка «другие» к этому времени уже полдела сделали.
— И что? Может, так даже лучше. Может, Древо и хотело, чтобы кто-нибудь его оживил. Вдруг Алексей такой хороший человек, хоть он и робот, что восстановит мир, кто бы его ни реанимировал?
— Не знаю. Почему тогда Древо так сказало? Нет, мы сами должны были это сделать. Но уже не сделаем. — Она умолкла, прижав ладонь ко рту, и глубоко задумалась.
— Не мучай себя. Может, кто-нибудь из разбойников вернется. Если очень громко кричать, нас услышат. — Кертис поднял взгляд на едва различимую полоску неба. Едва ли.
— Сомневаюсь, — сказала Прю.
— Да, наверное, — признал мальчик.
Кертис надул щеки, выпятил губы и выдохнул.
— Я там, наверху, сказал «вот и все». — Он указал на светлую ленту вверху. — Но, похоже, поторопился. Вот теперь точно все. Забавно, не каждый день удается за несколько минут дважды подумать «вот и все». Хотя, может, так всегда бывает. Может, смерть так и наступает — снова и снова думаешь «ну, вот и все», пока наконец не…
— ПОМОГИТЕ! — раздался голос из темноты где-то за кромкой выступа, прервав эти жутковатые размышления. — Я ослеп! Ничего не вижу!
Пронзительный, испуганный голос, без всякого сомнения, принадлежал крысу Септимусу. Кертис опустился на живот и подполз к самому краю, потом помахал Прю, и она подала ему фонарь. Опустив его в темноту, мальчик заметил движение примерно футах в тридцати, на таком же булыжнике, застрявшем в узкой щели между склонами.
— А, — сказал Септимус, подняв взгляд на фонарик и моргая. — Забудьте. Я не ослеп. Просто немного перенервничал.
Кертис улыбнулся:
— Ты живой?
— Кажется, да. А вы?
— Мы тоже. Только Прю ударилась ногой. А так все хорошо. Прямо чудо какое-то.
— А что с той женщиной? Ну, которая лиса.
Прю, нахмурившись, ответила:
— Не знаем. Но вторая разбилась — та, которую назвали Каллистой. Третья, наверное, наверху еще.
— Нам спуститься к тебе? — крикнул Кертис.
— Не стоит. Тут ничего интересного. Погоди. Можешь опустить свет чуть пониже?
Из рюкзака Прю извлекли веревку. Привязав к ней фонарь, они сумели спустить его туда, где оказался крыс. Тот отряхнулся, и в тусклом свете затанцевало облачко пыли. Этот выступ был немного крупнее, чем тот, на котором ютились Прю с Кертисом; границы его тонули во тьме.
— Тут обрыв. С обеих сторон. Внизу может быть еще площадка.
Крыс подбежал к краю и бросил в темноту камешек. Короткий стук возвестил, что до следующего выступа совсем недалеко.
— Ага, — подытожил Септимус. — Значит, только спускаться.
Кертис чертыхнулся и с отчаянной страстью посмотрел вверх, на далекую светлую полоску.
— Застряли. Нам конец. Крышка. Тут мы и сгнием.
— Или нет… — перебила Прю, вглядываясь в темную бездну.
— В смысле?
— Ну, Древо мне еще кое-что сказало через того мальчика.
— Что?
Она окликнула Септимуса.
