— Я почувствовал возбуждение, понимаете, физическое возбуждение!

— Это вполне может случиться.

— Разве? — Лицо его закаменело, глаза подернулись влагой. — Все это было так омерзительно, что я себя буквально возненавидел и даже вспоминать о случившемся не мог без содрогания. Я же любил девочку как собственное дитя, никогда и в самом страшном сне не мог себе представить, что…

— Я не эксперт в данной области, мистер Хэннифорд, но, по-моему, это обычная вещь, просто физиологическая реакция. У некоторых возникает эрекция даже от езды в автобусе.

— Нет, это было совсем другое чувство.

— Возможно, спорить не берусь.

— Уж поверьте мне на слово, Скаддер. Я ужаснулся тому, что со мной творилось, а когда представил, к чему все это могло привести, в тот же день принял окончательное решение. — Он опустил глаза и вновь принялся рассматривать сцепленные на столе пальцы. — Я отстранился от Венди, свел к минимуму наше общение и, уж естественно, положил конец поцелуям и тисканьям на диване. В общем, сделал все, чтобы подобное больше никогда не повторилось.

Собравшись с силами, Хэннифорд вперил в меня тяжелый взгляд:

— Ведь вы это подозревали, Скаддер?

— Да, ошибся я в немногом. Мне представлялось, что вы зашли дальше.

— Хорошего же вы обо мне мнения! Я же не животное!

— Знали бы вы, что подчас творят люди, не говорили бы так. Ну, хорошо, так что случилось, когда вы в последний раз виделись с Венди?

— Я никому в жизни об этом не говорил, почему же должен раскрывать душу перед вами?

— Вас никто не заставляет раскрывать душу, мистер Хэннифорд, вам это нужно самому.

— Может быть, вы правы. — Он тяжело вздохнул. — Венди тогда приехала на каникулы из своего колледжа. Все было как всегда, но я чувствовал, что в ней самой что-то изменилось. После вашего рассказа я могу предположить, что к тому времени она уже начала встречаться со своими преподавателями.

— Да, так оно и было.

— Однажды она вернулась домой очень поздно. Вечером сказала, что идет на какую-то вечеринку, и исчезла на несколько часов. — Вспоминая события той ночи, он прикрыл глаза, потом глухо продолжил: — Когда она пришла, я еще не спал. Мне и в голову не приходило специально поджидать ее возвращения, просто я купил интересную книгу и намеревался ее почитать на сон грядущий. Когда она появилась на пороге кабинета, было два часа ночи. Венди была пьяна. Не то чтобы валилась с ног, но выпила, видимо, порядочно.

Такой… я ее еще никогда не видел, но то, что последовало дальше, совершенно выбило меня из колеи. Она сделала мне… недвусмысленное предложение.

— Какое?

— Ну, предложила отправиться в ее спальню и заняться любовью. Она говорила непристойности, цеплялась за меня.

— И что же вы?

— Залепил ей пощечину, разумеется.

— Понятно.

— Я сказал ей, что она пьяна. Велел немедленно подняться к себе и лечь в постель. По-моему, пощечина ее отрезвила, ибо на ее лицо вдруг набежала какая-то тень, она повернулась и без единого слова вышла из кабинета. Потом послышались шаги по лестнице. Признаюсь, я совершенно не знал, что делать. Первой мыслью было подняться вслед за ней, успокоить, сказать, что все в порядке, что я не сержусь и что нам просто следует забыть об этом недоразумении, но ничего этого так и не сделал. Просидел в кабинете еще часа два, тупо уставившись в книгу. — Он снова посмотрел на меня. — А утром мы встретились за завтраком и дружно сделали вид, будто ничего и не было.

Я допил виски. После его рассказа все недостающие ячейки были заполнены.

— С тех пор я все время мучаюсь. Я ведь не поднялся к ней в спальню потому, что она вела себя омерзительно. Мне было противно. Но… скажу как на духу — я опять почувствовал необычайное возбуждение.

Я понимающе кивнул.

— Самое страшное, Скаддер, — это то, что в ту минуту я за себя не отвечал. И если бы поднялся вслед за ней…

— Ничего бы не случилось, — закончил я.

— Откуда вы знаете?

— В каждом человеке есть темная сторона, но с катушек срываются лишь те, кто не дает себе в этом отчета. Вы же чувствовали свою ответственность, понимали, что может случиться непоправимое, а значит, владели ситуацией.

— Да, возможно…

В последний раз хорошенько все обдумав, я проговорил:

— Вам больше не следует казниться чувством вины. В том, что творилось с Венди, вы совершенно ни при чем, механизм был пущен значительно раньше. С раннего детства Венди кокетничала с вами, привлекала к себе внимание. И даже то, что она крутилась на ваших коленях, прижималась и тискала вас, — она это делала преднамеренно, хотя тогда, может быть, и сама этого не понимала. Тут смешалось и подсознательное соперничество с матерью, и стремление найти в вас собственного отца, который, как ей казалось, прячется в каждом привлекательном мужчине. С мужской частью преподавательского состава в колледже она играла в те же игры. Кстати, учителям частенько приходится сталкиваться с чрезмерным обожанием своих учениц. А у Венди это получалось лучше, чем у остальных.

— Забавно… — ни с того ни с сего заявил Хэннифорд.

— Что забавно? — слегка обалдев, спросил я.

— Раньше вы говорили о Венди как о жертве, а теперь…

— В каждом из нас уживаются жертва и злодей.

По дороге в аэропорт мы почти не разговаривали. Хэннифорд казался более спокойным, лицо его разгладилось и стало почти умиротворенным. Я тоже был доволен результатами беседы. Если бы он раскрылся перед духовником или психоаналитиком, они, возможно, помогли бы ему больше, чем я. Но так уж получилось, что мне пришлось взять на себя их миссию.

Когда мы уже подъезжали, я сказал:

— Как бы там ни было, мне хочется, чтобы вы помнили то, о чем я вам говорил: Венди непременно встала бы на путь истинный. Не знаю, сколько времени бы это заняло, но думаю, не больше года.

— Это опять-таки ваши предположения.

— Да, конечно, доказать я ничего не могу, но чувствую это вполне определенно.

— Но ведь это ужасно. Она могла исправиться…

В здании аэропорта мы распрощались, и я направился к расписанию. Ближайший рейс на Нью-Йорк ожидался через полчаса. Диспетчер проставил в моем обратном билете дату и час вылета, и я повернулся к выходу, чтобы немного размяться после длительного сидения в кабинете и автомобиле. К моему удивлению, от дверей ко мне направлялся Хэннифорд с чеком в руках.

На мой безмолвный вопрос он сказал, что очень доволен проделанной мной работой и что я честно заслужил небольшую премию. Как и в первый раз, он попросил назвать сумму. Я смутился и вознамерился отказаться от всяких премий, но вовремя вспомнил лекцию, которую прочитал юному Льюису Пэнкау. Если тебе предлагают честно заработанные деньги, бери их.

Сумму я так и не смог назвать — от неожиданности предложения, наверное. Хэннифорд что-то черкнул, и я взял протянутый чек.

Только усевшись в удобное кресло в самолете, я развернул бланк. Тысяча долларов! Так до сих пор и не могу понять, почему он выписал такую огромную сумму.

В своем номере я снял с полки словарь с перечнем святых и начал листать страницы, пока не наткнулся на статью о Святой Марии Горетти. Родилась она в 1890 году в Италии и в возрасте двенадцати лет попалась на глаза одному молодому человеку. Тот стал домогаться ее любви и пригрозил в случае отказа убить упрямицу. Мария решительно воспротивилась и действительно была им убита — он колол ее кинжалом до тех пор, пока она не скончалась от полученных ран. Мучения Марии продолжались двадцать четыре часа!

Парня заключили в тюрьму; через восемь лет он полностью раскаялся, но был выпущен на свободу только после отбытия всего срока, то есть еще через двадцать семь лет. А на Рождество 1937 года получил причастие вместе с матерью убитой им девушки. С тех пор его часто приводят в пример завзятым сторонникам смертной казни.

Замечательный словарь! Всегда нахожу в нем что-нибудь интересное.