Это был крупный, высокий мужчина, примерно с меня ростом, но более массивный, широкий в кости. Еще черные кустистые брови были выгнуты дугой, а серебристая шевелюра, откинутая назад, придавала его большой голове сходство со львом. Он носил очки, а сейчас снял их и положил между нами на дубовый столик. Темно-карие глаза не отрывались от моего лица, внимательно изучая, словно ища в нем ответа своим мыслям. Черты лица будто вытесаны из камня: крючковатый нос, крупные губы, четко очерченные скулы, но все его лицо в целом оставляло впечатление пустой каменной скрижали, готовой к тому, что кто-нибудь высечет на ней заповедь.

— Я почти ничего не знаю о вас, Скаддер, — наконец произнес он.

А вот мне о нем кое-что было известно. Зовут Кэйл Хэннифорд, около пятидесяти пяти лет от роду, проживает в одном из северных штатов, занимается оптовой торговлей аптекарскими товарами и владеет фирмой по продаже недвижимости. Ездит на «кадиллаке» прошлогодней модели, в данное время припаркованном у бордюра отеля «Карлайл», где Хэннифорда сейчас ждет жена.

А еще у него была дочь, лежащая теперь в стальном ящике городского морга.

— Да знать-то особо нечего, — пробормотал я. — Ну, раньше был полицейским инспектором.

— И отличным инспектором, как сказал мне лейтенант Келер.

Я пожал плечами.

— А теперь вы работаете частным детективом?

— Нет.

— Но мне казалось…

— Частные детективы имеют патент на свою деятельность, частные детективы совершенно официально прослушивают телефонные разговоры и ведут слежку, заполняют разные дурацкие формуляры и все такое прочее. Я ничего подобного не делаю. Просто время от времени оказываю кое-какие услуги, за что получаю щедрую плату от благодарных заказчиков.

— Понял.

Я поднес к губам чашку. Мой заказ состоял из кофе с коньяком; перед Хэннифордом стоял нетронутый стакан с разбавленным виски. Оба мы находились сейчас в баре Армстронга, тихом, неприметном заведении. Стены были отделаны красным деревом и украшены чеканкой. Было два часа пополудни, второй четверг января; в пивной почти пусто. В глубине зала парочка медсестер из близлежащей больницы Рузвельта крохотными глоточками прихлебывала пиво из высоких бокалов, а за столиком возле окна поглощал гамбургер какой-то юнец с пробивающейся щетиной на подбородке.

— Даже трудно толком объяснить, чего я от вас хочу, Скаддер, — произнес Хэннифорд.

— А я и не уверен, смогу ли чем-нибудь вам помочь, — отозвался я. — Ваша дочь мертва, этого уже не изменить. Убившего ее парня сцапали прямо на месте преступления. Из газетных заметок я узнал, что картина убийства была так ясна, будто все происходило на глазах у зрителей.

Лицо моего собеседника омрачилось: он тоже на миг увидел страшную картину так отчетливо, словно она прямо сейчас проходила перед его глазами. Я поспешил сказать:

— Его схватили, зарегистрировали по всем правилам и сунули в «Томбз». Когда это было? В четверг? — Хэннифорд кивнул. — Ну вот, а в субботу его нашли в камере повесившимся. Итак, дело закрыто.

— Вы с этим согласны? Ну, с тем, что дело закрыли?

— С точки зрения правосудия — да.

— Я имею в виду не это. У полиции, естественно, нет причин сомневаться. Убийца установлен, а теперь он и вовсе вне досягаемости карающей руки закона. — Он подался вперед. — Но есть кое-что, что я хотел бы выяснить.

— Например?

— Я хочу знать, за что ее убили. Я хочу знать, кем она была на самом деле, кем она стала. За последние три года я так толком и не понял, где обосновалась Венди. Господи, я и понятия не имел, что она живет в Нью-Йорке. — Его глаза скользнули в сторону. — Мне сказали, что на работу она так и не устроилась, а следовательно, и средств к существованию у нее не было. Я видел дом, где она жила, но подняться в квартиру не отважился. Знаю и то, что Венди платила за нее почти четыреста долларов в месяц. Вам это о чем-нибудь говорит?

— Кто-то оплачивал ее квартиру.

— Вместе с ней жил молодой Вэндерпол, ну, тот самый парень, что ее убил. Он работал у торговца антиквариатом, за что получал около ста двадцати пяти долларов в неделю. Если Венди содержал как любовницу какой-нибудь мужчина, он бы ни за что не потерпел, чтобы Вэндерпол делил с ней квартиру, разве не так? — Кэйл тяжело перевел дух. — Чего уж тут скрывать, Венди была проституткой, это вполне очевидно. Полицейские, конечно, так прямо мне об этом не сказали, они вели себя с поразительной сдержанностью. А вот газетные репортеры не были столь тактичны.

Да, действительно, газетенки никогда особым тактом не отличались, а уж дело Венди для них просто лакомый кусочек. Во-первых, девушка была очень красива, во — вторых, убийство произошло в Гринвич-Виллидж, ну, а в-третьих, явно на сексуальной почве. К тому же Ричарда Вэндерпола сцапали, когда тот метался по улице в залитой кровью одежде. Какой же мало-мальски уважающий себя газетчик пройдет мимо такой истории?

— Теперь вы понимаете, почему для меня дело не является закрытым, Скаддер? — задал вопрос Хэннифорд, выведя меня из задумчивости.

— Теперь понимаю. — Я заставил себя посмотреть прямо в темные глаза сидящего напротив. — Для вас убийство дочери — слегка приоткрывшаяся дверь в темную комнату, и теперь вы хотите выяснить, что там, за ней.

— Вот именно.

Конечно, я его понял, хотя с большим удовольствием предпочел бы не понимать. Я вовсе не стремился заняться расследованием этого дела. В работе я не нуждался, браться за нее старался как можно реже. Мне не нужно много денег — за жилье с меня берут недорого, на собственные нужды трачу в разумных пределах — я неприхотлив. Да и Хэннифорд мне, в принципе, нравился, а ведь гораздо сподручнее брать деньги с тех клиентов, к которым не очень лежит душа.

— Лейтенант Келер в отличие от вас меня не понял. Нисколько не сомневаюсь, он направил меня к вам только для того, чтобы избавиться от моих докучливых приставаний. — Дело обстояло не совсем так, но я не стал уточнять. — Мне надо выяснить все до конца. Кем была моя дочь? В кого превратилась? И кому понадобилось ее убивать?

А зачем вообще кому-то кого-то убивать? В Нью-Йорке каждый день происходит четыре-пять убийств. А прошлым летом, например, выдалась одна жаркая неделька, когда эта цифра возросла до пятидесяти трех. Люди убивают своих друзей, своих родственников и любимых. Один тип на Лонг-Айленде убил свою двухлетнюю дочурку, когда демонстрировал на ней старшим детям приемы каратэ. Почему такое случается, кто может дать ответ?

Каин сказал, что он не сторож брату своему. Неужели нужно быть только сторожем или — в противном случае — убийцей? Третьего не дано?

— Так вы согласны работать на меня, Скаддер? — Он выдавил из себя слабую улыбку. — Назовем это по-другому. Согласны ли вы оказать мне услугу? А это и будет великой услугой с вашей стороны.

— Но нужно ли это на самом деле?

— Что вы имеете в виду?

— Да я об этой самой приоткрывшейся двери. За ней ведь может оказаться что-то такое, что вам совсем не понравится.

— Я догадываюсь.

— Поэтому и хотите узнать все до конца?

— Да, поэтому.

Я допил кофе, отставил в сторону чашку и глубоко вздохнул.

— Хорошо, я согласен.

Откинувшись на спинку стула, он вытащил из кармана пачку сигарет и закурил. В первый раз с тех пор, как вошел в пивную. Некоторые тянутся к сигарете в момент крайнего напряжения, другие закуривают, когда напряжение отступает. Хэннифорду сейчас явно полегчало; он выглядел так, будто гора свалилась с плеч.

Передо мной дымилась очередная чашка кофе, а на столе лежал блокнот, в котором я успел исписать несколько страничек. Хэннифорд все еще цедил единственный стакан виски.

Он поведал мне множество всякой всячины о своей дочери, чем вряд ли придется воспользоваться, однако я исправно делал пометки в блокноте, ибо любая безделица может каким-то образом послужить на благо дела — никогда не угадаешь, какая именно. Я уже давно привык выслушивать человека до конца.