— «Не прелюбодействуй… Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего».

Я растер пальцами виски, чтобы прогнать начинающуюся головную боль и сосредоточиться. Интересно, он меня видит? Да нет же! Куда ему — в очках с такой сильной диоптрией! К тому же я сижу в самом последнем ряду, да еще сбоку.

— «Иисус сказал ему: „Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим“. Сия есть первая и наибольшая заповедь; Вторая же подобная ей: „Возлюби ближнего твоего, как самого себя“; На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки».

Мы поднялись и хором запели псалом.

Служба продолжалась более часа. Ближе к концу Вэндерпол цитировал Исайю из Ветхого Завета и Марка из Нового. Потом мы снова пели псалмы и повторяли молитвы, вслед за чем служки стали собирать пожертвования. Я положил на блюдо пять долларов.

Проповедь свою, как и обещалось заранее, Вэндерпол посвятил благим намерениям и дороге в ад. Я не вслушивался в его слова, потому что снова предался размышлениям на главную тему, которая так мучила меня в последнее время и о которой я говорил вчера Трине.

Лишь краем уха я слышал слова Вэндерпола о том, что все благие намерения человека тщетны, если преследуют богопротивные цели.

Когда он закончил, мы поднялись со своих мест, он простер над нами руки, и широкие рукава облачения взмыли, как крылья огромной, невиданной птицы. Громким голосом, отдающимся под сводами церкви, он благословил свою паству на добрые дела.

У выхода люди выстроились в очередь, чтобы пожать священнику руку и обменяться парой слов. Я встал в самый конец. Увидев меня, Вэндерпол растерянно замигал. Лицо было ему знакомо, но вот кто я такой?

Наконец он вспомнил.

— О, это вы, мистер Скаддер! Вот уж никак не ожидал увидеть вас на службе!

— Должен сказать, я получил большое наслаждение.

— Рад, что вам понравилось. Я думал, что больше никогда вас не увижу. Воистину прекрасно, что наша случайная встреча так сильно на вас подействовала, что привела вас в обитель Господа. Правильно сказано, что пути Его неисповедимы. Вы не находите?

— Совершенно с вами согласен.

— Знаете, ваше появление натолкнуло меня на тему очередной проповеди. Буду говорить о том, как несчастие ближнего приводит к осознанию Бога…

— Мне бы хотелось побеседовать с вами, отец Вэндерпол. Наедине.

— Да, я понимаю, — сказал он, покосившись на снующих у алтаря служек. — Сегодня, правда, я очень занят… У вас, вероятно, возникло множество вопросов, связанных с услышанной проповедью, и, безусловно, на эти вопросы, которые переполняют вас, нужны немедленные ответы, но…

— Я не собираюсь задавать вам вопросы на религиозные темы.

— Вот как?

— Да. — Я решительно кивнул. — Речь идет о вашем сыне и Венди Хэннифорд.

— Все, что мне было известно, я вам рассказал.

— Боюсь, на сей раз мне придется кое о чем вам рассказать. Поэтому настаиваю, чтобы разговор состоялся немедленно и наедине.

Вэндерпол уставился на меня пристальным взглядом из-за своих очков. Было любопытно наблюдать за игрой эмоций, сменяющих одна другую, на его лице. Пауза затянулась. Наконец он кивнул и произнес:

— Хорошо. Сейчас мне надо кое-что сделать. Прошу вас немного подождать.

Отсутствовал он минут десять, а когда вернулся, дружески подхватил меня под руку и через заднюю дверь провел в свой дом, в тот самый кабинет, где мы беседовали в прошлый раз.

— После утренней службы я всегда пью кофе. Не желаете присоединиться?

— Нет, благодарю.

Он ненадолго вышел и появился с чашкой кофе в руках.

— Итак, мистер Скаддер, — намеренно легким тоном, скрывающим напряженность, сказал он, усаживаясь в кресло напротив меня, — я вас слушаю.

— Мне понравилась сегодняшняя служба, — неторопливо начал я.

— Да, вы уже говорили, и я очень рад этому. Однако я не совсем понимаю…

— Знаете ли, я ожидал, что вы будете читать совсем другие отрывки из Ветхого Завета.

— Согласен, Исход и книга пророка Исайи достаточно сложны для понимания. Исайя был великим поэтом, обладал даром предвидения. Если вас заинтересовало существо вопроса, могу порекомендовать исключительные комментарии…

— Когда я шел сегодня в церковь, то думал услышать цитаты из Бытия.

— Книгу Бытия я читаю с паствой на Троицу, так что приходите. А… почему вы вспомнили именно Бытие?

— Не всю Книгу Моисееву, конечно; вполне определенную часть.

— Какую же?

— Двадцать вторую главу.

Он прикрыл глаза и сдвинул брови, стараясь вспомнить, потом посмотрел на меня и виновато пожал плечами.

— С годами у меня стала слабеть память. Одну минуту, сейчас возьму Библию.

Остановив его жестом, я торжественно произнес:

— «И было, после сих происшествий Бог искушал Авраама, и сказал ему: Авраам! Он сказал: вот я. Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа, и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе».

— Да, конечно, искушение Авраама. Теперь вспомнил: «Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения…» Превосходный отрывок! — Вэндерпол внимательно посмотрел в мои глаза. — Поразительно, мистер Скаддер, что вы так хорошо знаете Писание.

— Ничего удивительного. Вчера я читал Бытие, и это место запало мне в память.

— Вот оно что…

— Я надеялся, что вы сможете пролить свет на эту главу.

— В свое время я с удовольствием объясню непонятное, только, боюсь, не могу взять в толк, в чем срочность…

— Так уж и не можете?

Я поднялся и сделал к Вэндерполу шаг; он не сводил с меня глаз. Мрачным голосом я продолжил:

— Сомневаюсь, вы ведь очень понятливы. Я думаю, что вы сможете объяснить мне интересные параллели между Авраамом и собой. Например, вы могли бы поведать о том, что случается, если Бог не усмотрит агнца для всесожжения. И еще мне хочется, чтобы вы развили тему сегодняшней проповеди. О благих намерениях.

— Мистер Скаддер…

— Я жду вашей исповеди, Вэндерпол. Почему вы убили Венди Хэннифорд, а затем позволили собственному сыну умереть вместо себя?

— О чем вы говорите? Я вас не понимаю.

— Бросьте, все вы прекрасно понимаете.

— Мой сын совершил страшное преступление. Я совершенно уверен, что он и сам не знал, что делает, что он был невменяем. Я его простил и теперь ежечасно молю Господа, чтобы и Он простил Ричарда…

— Вы сейчас не на кафедре, а я не ваш прихожанин. Я тот, кто знает все, о чем, как вы надеялись, не ведает больше ни единая живая душа. Ваш сын совершил единственный грех — он убил себя. Но больше никого. Ричард не был преступником.

Долгое время он сидел молча, переваривая услышанное. Голова его склонилась; со сложенными вместе ладонями он был похож на молящегося. Однако я был уверен, что он сейчас далек от вознесения молитв.

— Что заставляет вас… думать так, мистер Скаддер? — В тоне Вэндерпола сквозило искреннее любопытство.

— Те факты, которые мне удалось разузнать, да еще то, как все они совпали и подошли друг к другу.

— Не поделитесь со мной своими изысканиями?

Я кивнул. Затем и пришел, чтобы высказаться до конца, чего не сделал при последней встрече с Хэннифордом, к чему был очень близок во вчерашнем разговоре с Триной, но вовремя сдержался.

Вэндерпол был единственным человеком, которому я должен был сказать все.

— Вам известно, что дело об убийстве Венди было сразу же закрыто. С точки зрения полицейских, все было ясно. Однако я зашел с другой стороны. Я не стал искать убийцу, а принялся собирать информацию о Венди и вашем сыне. И чем больше узнавал о них обоих, тем труднее мог поверить общепринятому мнению, что Венди убил Ричард.

На него как на единственно возможного преступника указывало то, что в приступе истерии он бегал перед домом, а его одежда была заляпана кровью. Но стоит отбросить на время этот факт, как стройная картина начинает рушиться.