Кэтрин промямлила нечто вроде того, что тоже изумлена. На том и закрыли тему.
Пристыженная откровениями прошедшей ночи, мисс Пеллистон решила провести день в библиотеке за чтением «Событий и памятников наших последних и опасных дней» Фокса[85]. Однако разум её отказывался сосредоточиться на протестантских мучениках шестнадцатого века.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что рандеву леди Дианы с её запретной любовью в основном было посвящено планам скорейшего побега. Будучи соучастницей, пусть и невольной, Кэтрин должна была быть по меньшей мере раздосадована тем, что не разглядела происходящего у неё под носом и не сделала всё возможное, дабы вернуть леди Диану обратно на стезю долга.
Но мисс Пеллистон не могла быть раздосадована или хотя бы удивлена, учитывая настигшее её поразительное озарение касательно собственной проницательности. Едва ли можно надеяться прочесть мысли другой леди, когда в твоей собственной голове царит столь жалкая неразбериха.
Более того, она дерзко призналась себе, что даже рада этой вести. Пусть для неё это ничего не меняло — ведь лорд Рэнд всё равно оставался вне досягаемости, — но, по крайней мере, у него появится второй шанс. Возможно, на сей раз он найдёт по-настоящему любящую его женщину. Это будет не сложно. Только дурочки, вроде неё, могут не заметить его совершенств.
Теперь ей оставалось лишь молиться о возможности извиниться за свое длившееся более месяца неблагодарное и детское поведение. Больше ей не на что надеяться. Она вышла далеко за рамки приличий.
Этим утром после долгого сражения с собственной совестью Кэтрин решила, что её признания никому не принесут пользы. Рассказать кузену или Луизе о Чолли означало бы лишь попусту расстроить их. Лучше она сошлётся на изнеможение и скажет им, что хочет уехать домой.
А после, думается, годы растянутся в вечность.
Вероятно, она продаст владения тётушки Юстасии, вложит деньги и заживёт спокойной, тихой, одинокой жизнью. Посвятит себя благотворительности, помогая тем, чья жизнь не удалась даже больше, чем её собственная. Станет трудиться бок о бок с беднотой. И может, в конце концов заразится какой-нибудь омерзительной болезнью, которая поставит точку в её кошмарном существовании.
Таким вот образом Кэтрин и без «Книги мучеников» быстро низвела себя в омут глубочайшего раскаяния и печали. Она благоразумно закрыла непригодившуюся книгу и приступила к унылому созерцанию ковра.
Раздался стук в дверь. Подняв глаза, Кэтрин встретилась с исполненным собственного достоинства взглядом Джефферса.
— У леди Эндовер посетители, мисс, не соблаговолите ли вы оказать любезность, присоединившись к ней в…
— Можешь не волноваться, — перебил лорд Рэнд, отодвигая дворецкого в сторону. — Я не собираюсь сидеть в какой-то чёртовой гостиной, развлекая собственную сестру светской болтовнёй. Оставь нас, Джефферс.
Джефферс со вздохом удалился.
В несколько шагов лорд Рэнд преодолел разделявшее их расстояние. Под мышкой у него был зажат свёрток, который он теперь бросил к ногам Кэтрин.
— Здесь твоё платье, — произнёс он. — Оно обошлось мне в пятьсот фунтов. Прибавь сюда те пятьдесят, с которыми мне пришлось проститься месяц назад. Получается, всего я заплатил за тебя пятьсот пятьдесят фунтов.
Сердце Кэтрин незамедлительно принялось оглушительно колотиться. Она непонимающе уставилась на свёрток. Затем медленно подняла взгляд на лицо виконта. Его глаза, своей синевой напоминавшие морозные лунные ночи, обдавали холодом. Он ненавидел её. И Кэтрин напомнила себе, что заслужила его ненависть. Но пусть даже так, в душе её нарастало возмущение. Вовсе не было нужды вести себя столь бессердечно… и зло.
— Я смогу решить этот вопрос, — довольно неуверенно отозвалась Кэтрин. — Напишу отцу и попрошу его выслать пятьсот пятьдесят фунтов. Или ты ещё потребуешь проценты?
— Конечно, юная леди, ты напишешь отцу, чтобы сообщить ему, что мы собираемся пожениться.
Кэтрин совсем неэлегантно сглотнула.
— Прошу прощения? — глупо переспросила она. Ей хотелось сказать… и сделать… тысячу разных вещей, и она никак не могла решить, с какой начать.
— Ты не глухая, Кэт, не притворяйся. Мы поженимся, как и следовало поступить с самого начала. — Виконт поспешно отвёл взгляд от её лица и принялся мерить шагами комнату. — И кто только занимался твоим воспитанием, — непреклонно продолжал он, — твоё поведение просто ужасает. Ты же провела ночь в моей постели, помнишь, после вечера в публичном доме? Подбираешь уличных бродяжек, позволяешь целовать себя пьяным бездельникам, да ещё и ввязываешься в драки в ломбардах. Не исключено, что ты уже вконец пропащий человек, но я не теряю надежды тебя исправить. И если будешь хорошо себя вести, возможно, время от времени буду позволять тебе исправлять меня, но ничего не обещаю.
— О, Макс…
Однако он, казалось, не слышал сего жалобного звука, потому как продолжал горячиться:
— И не нужно перечислять мои недостатки, я и без того успел выучить их наизусть. Задира, грубиян, пьяница, игрок и всегда сначала делаю, а уж потом думаю. Ещё я несдержан… и ах да, безумный, порочный и опасный. Впрочем, и ты не лучше… вот почему из нас выйдет превосходная пара.
— О, Макс… — снова повторила она, в то время как с носика её капали слёзы.
Виконт прекратил метаться по комнате и взглянул на неё.
— Плакать бессмысленно, — уже куда менее уверенно добавил он. — Слёзы на меня не подействуют. Я уже всё решил… — тут голос Макса сорвался. — Пропади всё пропадом, — пробормотал он. Секунду он стоял, сжав кулаки и не зная, что делать. Затем со вздохом шагнул к Кэтрин и опустился перед ней на колени: — Ну же, дорогая, неужто всё так ужасно? Неужели я даже ни капельки тебе не нравлюсь?
— Ох, Макс, — воскликнула она, — я безумно тебя люблю.
Лорду Рэнду потребовалось мгновение, чтобы осознать столь важную новость, а потом лицо его озарилось. Более того, у него даже скулы слегка порозовели.
— Это правда, дорогая? — нежно спросил он, беря её за руку. — Ты серьёзно? Ну конечно же, да… иначе просто и быть не может… ведь я так тебя люблю.
Кэтрин остановила его едва заметным печальным жестом.
— Но я всё равно не могу выйти за тебя. — И прежде чем он успел возразить, она, в отчаянии стремясь побыстрее положить конец сей мучительной сцене, поспешила объяснить: — Я не могу выйти за тебя замуж… я ни за кого не могу выйти… потому что… ох, Макс, я уничтожена, действительно уничтожена.
Лорд Рэнд снисходительно разъяснил, что с ней попросту случилась истерика. И принимая во внимания ужасающее испытание, выпавшее вчера на долю Кэтрин, он великодушно извинил её, попутно уговаривая не быть столь глупой.
Но Кэтрин знала, что дело вовсе не в глупости… нет, по крайней мере не в этот раз. Разыскав носовой платок, она вытерла глаза и нос и спокойно, насколько это возможно, передала ему слова лорда Броуди о Чолли.
Когда же она дошла до бросающего в дрожь конца, лорд Рэнд стянул её со стула и заключил в объятия.
— Мне так жаль, любимая, — тихонько выдохнул он в её кудри. — Ужасно, что он сказал тебе такое, но дело прошлое. Скоро мы поженимся. Забудь о Чолли и думай только о нас… о нашем счастье.
Кэтрин слегка отстранилась и всмотрелась в его лицо.
— Ты разве не слышал меня, Макс? Я только что призналась тебе, что не… не чиста.
— Да и я не совсем сэр Галахад, милая.
— Это другое. Мужчины ждут… о, Макс, ты не можешь жениться на мне. Джентльмены ждут, что невеста достанется им нетронутой, — терпеливо напомнила она, в то время как её сердечко безумно трепыхалось, разрываясь между надеждой и отчаянием.
— Ты же знаешь, я не похож на прочих джентльменов. — Он вновь прижал Кэтрин к себе и принялся перебирать пальцами лёгкие каштановые завитки. — Равно как и ты не похожа на других леди. Ты Кэт, та леди, что я повстречал в борделе, леди, что не перестаёт меня бранить, леди, которую я безумно люблю. Выбрось Чолли из головы. — Он легонько поцеловал её в носик. — Ну же, милая, — прибавил он, не дождавшись ответа. — Не верю, что это так сложно. Броуди, вероятно, просто соврал… а пусть даже и нет, ты в то время вообще была без сознания. И кроме того, я ведь разбил Чолли нос той ночью, помнишь? А вчера, похоже, сломал ему челюсть. Если пожелаешь, я ещё что-нибудь ему сломаю, но мне и впрямь кажется, что бедолага и так уже дорого поплатился.
