— Замечательно, — заговорила она. — Коль скоро вы явно не поддаётесь на все мои женские уловки, мне ничего не остаётся, кроме как сменить тему. Что за слухи достигли моих ушей, якобы Джемми хочет стать вашим лакеем?

Лорд Рэнд слетел с небес на землю так быстро, что у него даже голова закружилась. Что, вероятно, немало повлияло на то, сколь остроумным оказался его ответ.

— Что? — выдохнул он.

— Как вам, наверно, известно, я продолжаю давать Джемми уроки с того самого дня, когда вы так предусмотрительно привели его с собой. Леди Эндовер позволила мне заниматься с ним дважды в неделю в мастерской, потому что, видимо, обучать его в доме не выйдет. Мистер Джефферс заявляет, что этот ребёнок мало того что отвлекает от дела прислугу, он к тому же ещё и липкий. Очевидно, кухарка даёт ему слишком много варенья. Как бы то ни было, не успели мы толком начать, как Джемми объявил, что знает уже достаточно для того, чтобы стать лакеем. А ваш мистер Гедеон ему в том потворствует.

Лорд Рэнд застонал:

— Этого следовало ожидать. Что ж, если так хочет Гедеон, я ничего не могу тут поделать. Мои слуги вытворяют всё, что им только взбредёт в голову.

— И тем не менее, я решительно не понимаю, почему слуга обязательно должен быть безграмотен. Я хочу, чтобы вы поговорили с Джемми.

— Не понимаю, при чём здесь я. Парень в тебе души не чает. Уверен, он выполнит всё, что ты ему скажешь.

— Боюсь, он мирится с уроками лишь ради моего общества. Лестно, конечно, и я бы не стала жаловаться, если бы вместо занятий он не болтал беспрестанно о ливрее, которую однажды будет носить, и о том, какие отличные парни мистер Гедеон и мистер Блэквуд. Куда обычной грамматике до таких чудес. Однако он, кажется, при всём этом питает к вам некое уважение, и посему я прошу вас использовать своё влияние.

Лорд Рэнд уже начал было думать, что несмотря на недавнее замешательство, сумел таки положить неплохое начало изгнанию мисс Пеллистон, представ перед ней в образе глупого деревенщины. А теперь она вновь втягивает его в свои сугубо личные дела. Что ему до того, если Джемми останется неучем? Более того, если мисс Пеллистон придётся бросить свои учительские делишки, то одним обязательством, удерживающим её в Лондоне, станет меньше.

Сложность с ней… или одна из сложностей… заключалась в том, что Кэтрин владела неутолимая потребность быть полезной. Она вернулась к Луизе главным образом потому, что верила, будто Луиза нуждается в ней. И мальчика она продолжала учить, потому как полагала, что он без этого пропадёт.

Что этой мисс действительно требовалось, так это некое постоянное занятие… к примеру, муж. И чем скорее она его заполучит, тем быстрее виконт сможет избавиться от мисс Пеллистон и её чертовски досадных затруднений. Ей необходим Джек Лэнгдон, и хотя последнего не требовалось учить, ему действительно нужен был кто-то, кто прибрал бы его к рукам. Они прекрасно подходили друг другу. Стали бы дни и ночи напролёт беседовать о книгах и перестали бы доводить других до умопомрачения.

Лорд Рэнд снисходительно улыбнулся спутнице.

— Хорошо, — согласился он. — Я поговорю со зв… с мальчиком.

После прогулки по Грин-парку лорд Рэнд направился в боксёрский клуб Джентльмена Джексона [55]. Эмоции так и переполняли виконта, а успокоиться проще всего, вымотавшись до изнеможения. Нынче сам Джентльмен соблаговолил лично встретить его милость. Покончив с упражнениями, Макс ощутил приятную усталость, вся взбудораженность вышла из него вместе с потом.

Он даже задержался на некоторое время, наблюдая, как боксируют другие джентльмены, и время от времени подкидывая парочку непрошеных советов своим менее проворным собратьям. И лишь благодаря этому испытал величайшее в своей жизни изумление. Только он собрался уйти, как в дверях появился Джек Лэнгдон.

Вероятность обнаружить Джека Лэнгдона в боксёрском зале примерно равнялась шансам встретить архиепископа Кентерберийского у Бабули Грендел… хотя и здесь перевес бы оказался на стороне архиепископа.

— Какие черти принесли тебя сюда? — осведомился виконт у друга.

Секунду мистер Лэнгдон молчал, рассеянно оглядываясь вокруг, словно отыскивая нечто, о чём позабыл.

— Не самое приятно пахнущее местечко, да, Макс? — заметил он с некоторым удивлением. — Странно. Очень странно. Я насчитал трёх виконтов, одного графа, кучку армейских и… боже правый… это Аргойн?

— Да. Одного герцога.

— Кажется, все здесь собрались с единой целью — позволить какому-то огромному мускулистому парню неоднократно себя избить.

— Ну а какова твоя цель?

— Полагаю, — довольно несчастно отозвался мистер Лэнгдон, — быть избитым.

Объяснение сие вышло весьма расплывчатым, на что Макс не преминул указать.

— Я пришёл, чтобы стать решительнее, как ты и советовал. Я тогда обдумал всё, сказанное тобой, и пришёл к выводу, что, говоря словами Ювенала[56], «Mens sana in corpore sano»[57]… или же, как удачно выразился мистер Локк[58]: «Здоровый дух в здоровом теле — вот краткое, но полное описание счастливого состояния в этом мире». Физическая сноровка рождает уверенность. Бокс же, как известно, не только укрепляет тело и придаёт ловкость, но и помогает сосредоточиться. Я посчитал, это как раз то, что мне нужно.

— Значит, ты, наконец, перестанешь размышлять и сомневаться и вместо этого приготовишься действовать, — подытожил Макс. — Что ж, правду говорят: любовь творит чудеса.

Мистер Лэнгдон вспыхнул.

— Я вспоминал твои слова о том, чтобы бросать книги с двадцати шагов. Нет ни одной причины, по которой я должен позволить запугать себя хилому долговязому пропойце, который притом вдвое меня старше.

Джеку, очевидно, не по душе приходились шуточки относительно мисс Пеллистон. Если ему хотелось верить, что в боксёрский зал его привела исключительно мужская гордость, что ж, так тому и быть. Парень, по крайней мере, пытался что-то предпринять, и уже одно это заслуживало поощрения. Вечно колеблющийся, неуверенный в себе Джек Лэнгдон мало вязался с планами лорда Рэнда касательно предстоящего завоевания некой молодой леди.

— Ты совершенно прав. Не должен ни за что на свете, дружище. Обожди минутку, я приведу мистера Джексона.

Лорд Рэнд мог отвести друга к знаменитому боксеру, а не наоборот, но сперва ему нужно было поговорить с мистером Джексоном наедине. Виконт не желал, чтобы при первой же попытке у мистера Лэнгдона отбили охоту к занятиям, и потому решил напёред мягко намекнуть об осторожности в обращении с мечтательными интеллектуалами.

Мистер Джексон оказался человеком понимающим, и первое знакомство Джека Лэнгдона с сим мужским искусством прошло куда менее унизительно, нежели, скажем, у некого высокомерного знатного юнца, с которого все мастера, как один, охотно согласились посбивать спесь.

С мистером Лэгдоном, напротив, обходились как с пресловутой хрустальной вазой, в то время как Макс с Джентльменом энергично подбадривали его. Оба неоднократно отметили, что, несмотря на малоподвижный образ жизни, то, как неофит владеет кулаками, вселяет большие надежды.

К концу занятия мистер Лэнгдон распалился в прямом и переносном смыслах. В нынешнем состоянии Джеку всё казалось нипочём, чем Макс и воспользовался, предложив другу перейти к следующему мужскому искусству… ухаживанию.

— Завтра Альмак, — напомнил Макс, когда они покидали зал. — Это её дебют, и ты просто обязан заполучить вальс. Понимаешь, он более романтичный.

— Понимаю. Сложность в том, что сперва придётся столкнуться лицом к лицу с Горгонами, а они дружно ненавидят меня, потому как прослышали, что я зову их Горгонами.

— Черт возьми, о чём ты толкуешь?

— О вальсе. Горгоны… патронессы… должны дать ей разрешение на вальс, что означает, они сами подберут подходящего кавалера, а я неподходящий. Если я подойду и попрошу их, они просто рассмеются мне в лицо. Единственная причина, почему меня пускают на порог, заключается в том, что им нравится унижать меня на досуге.