— Иди за мной, я покажу тебе истинного воина, — сказал Генрих. Он заскользил над телами, которые устилали разоренный внутренний двор «Купола», словно по мелкой луже.

Ричард против воли последовал за ним, каждый раз ступая то налицо, то на руку какого-нибудь павшего воина. И каждый раз, когда он чувствовал под ногой мертвое тело, по его спине пробегала противная дрожь. Не просто естественное отвращение живого перед мертвым. А нечто более ужасное. Шаг за шагом ему передавалась их смертельная мука. Страх, который бежал по их венам, когда Азраил приходил забирать их души. Ангел смерти, словно великолепный актер, всякий раз принимал другое обличье и никогда не повторялся. Для одних он являлся стрелой, попавшей прямо в испуганный глаз обреченного. Для других — кривой саблей, сильным ударом перерубающей шею. Или языками пламени, пожирающими человеческую плоть, когда каждый нерв отчетливо ощущает предсмертную муку.

Прошу тебя, Господи, прекрати это! Ричард отчаянно надеялся, что в результате одной из многочисленных пыток, которые ему приходилось выносить, Всевышний тоже призовет его к себе, высвободив его душу из измученного тела. Но пытка продолжалась, пока его закованные в латы ноги по собственной воле шлепали по рекам крови, текущим по главной улице Иерусалима. Он понял, когда ступил в море смерти, что это кровь не мучеников-крестоносцев, не воинов-безбожников. Это кровь невинно убиенных женщин и детей, на чьи мольбы о пощаде никто в неистовстве сражения не обращал внимания. И эта кровь обжигала Ричарда, словно кипяток, когда ноги несли его вдоль разрушенных городских стен в сторону объятых пожарищем холмов, видневшихся чуть поодаль.

Потом так же внезапно, как и налетели, страдания прекратились, рассеявшись, словно туча после полуденного ливня. Он перестал ощущать боль и страх. Его охватило всеобъемлющее чувство: путешествие по руинам Священного города подошло к концу и ему вот-вот преподадут последний урок. Небо над головой почернело, наступило затмение солнца. Но один-единственный лучик спустился с небес на землю, чтобы осветить удивительную картину, развернувшуюся у него перед глазами.

Они стояли на вершине холма. Даже без лишних примет Ричард точно знал, где они находятся.

Голгофа. Перед ним на распятиях висели трое мужчин. Двое крайних уже давно были мертвы, стервятники выклевали им глаза и растерзали плоть. Но вокруг распятого человека в центре собралась небольшая толпа. Ричард с благоговением и удивлением смотрел на истощенную фигурку, на голову несчастного, склонившуюся под тяжестью пропитанного кровью тернового венца.

ХРИСТОС.

— Вот во имя кого я борюсь, — сказал Ричард, и его голос эхом разнесся над пустынной вершиной.

Генрих взглянул на сына с состраданием и смирением.

— Ты не можешь сражаться во имя Христа, сын мой. Он уже победил.

Между отцом и сыном сгустилась дымка, а когда она рассеялась, король Генрих исчез. Ноги понесли Ричарда к распятию. Слезы хлынули из его глаз, когда он узрел плачущих учеников, склонившихся перед своим умирающим учителем. Высокий римский центурион с устрашающим копьем яростно отталкивал их назад. Всех, за исключением одной женщины, сидевшей на земле и раскачивающейся взад-вперед, как будто в молитве. Голова женщины была покрыта блестящим голубым платком, и, хотя Ричард не мог видеть ее лица, в глубине души он знал, кто она.

Мария. Святая Дева Мария оплакивала своего умирающего сына, ее крики, словно кинжал, пронзили сердце Ричарда. Когда король Англии обнаружил, что он стоит, испытывая благоговейный трепет, перед фигурой Христа, ноги его подкосились. Не в знак глубокого почитания, а словно в бреду. Он обливался потом, а кожа его пылала лихорадочным огнем.

Лихорадка. Вон оно что. Это «лагерный» тиф вызвал ночной кошмар. Он не на Голгофе. Он сносит муки раненой совести в бреду. Он в Акре, лежит на кровати. И умирает…

— Господи, пожалуйста, помоги мне, — вновь проваливаясь в кошмар, попросил Ричард у Христа, образ которого возник в его воспаленном воображении. — Ты излечивал слепых и прокаженных. Я покинул свой дом ради Твоей славы. И ради Тебя сейчас я умираю.

Подул унылый ветер. И распятая фигура зашевелилась.

— Нет, сын мой, — мягко произнес Христос. — Это я умер ради тебя.

Распятый поднял голову, и Ричард увидел его окровавленное бородатое лицо. Внезапно сердце Ричарда сковал холодный ужас. Это был не его Господь, Иисус из Назарета. И хотя сам король никогда лично не видел этого человека, одного взгляда в темные раскосые глаза было достаточно, чтобы понять правду.

На распятии висел Саладин.

Ричард с ужасом всматривался в богохульное, непристойное видение, пока не почувствовал, как его оттолкнул в сторону быстро отреагировавший центурион. Римский солдат шагнул вперед и одним тяжелый ударом вонзил копье глубоко в бок Саладину. Султан вскрикнул в предсмертной муке, а центурион повернулся к молодому королю, и на его веснушчатом лице застыла наводящая ужас улыбка.

Центурионом был Ричард.

Ричард закричал. Он попытался убежать, но не мог отвести глаз от ужасного зрелища. В этот момент один из учеников, преклонивших колени перед Христом, повернулся к нему. На его необычайно спокойном лице читалось прощение.

Ричард тут же узнал его, хотел закричать о помощи, но было уже слишком поздно. С невероятным грохотом земля затряслась и разверзлась у него под ногами. Он падал вниз, его затягивало в пылающую воронку, возникшую в самых глубинах ада. Когда Ричард летел вниз, погружаясь все глубже и глубже во всеобъемлющий мрак, он видел повернувшуюся к нему Деву Марию. Ее лицо сияло ярче тысячи солнц.

Она была самой прекрасной женщиной на свете. Когда ревущий ветер сорвал с ее головы голубой платок, черные кудри разметались по плечам. Ее зеленые глаза, словно изумрудные воды моря, смотрели на него с легкой печалью, а он погружался все глубже в пустоту.

— Пресвятая Богородица… пожалуйста… прости меня!.. — Крик Ричарда эхом утонул в бесконечности, и мрак поглотил его.

Вздрогнув, Ричард проснулся. Он был не в огненном озере, не в когтях демона. Но, тем не менее, находился в аду Ричард обвел взглядом всю в прорехах ткань выцветшего командного шатра и понял: из царства мертвых он вернулся в почти такое же неприветливое царство — на враждебные берега Акры.

В шатер пробивался яркий солнечный свет и больно бил по глазам. Король сощурился и попытался встать, но его слабые ноги упорно не хотели слушаться. Его руки шарили по пропитанному потом шерстяному одеялу, которым он был укрыт с головы до пят. Ричард чувствовал себя как человек, которого ошибочно приняли за мертвеца и разбудили, уже начав процесс бальзамирования. Ему кое-как удалось приподняться на локтях, но к горлу тут же подкатила тошнота. Ричард едва успел перегнуться через кровать, как его вывернуло наизнанку.

Когда короля начало рвать, у его кровати появилась молодая женщина в синих одеждах. Он не знал ее имени, но ему казалось, что он уже где-то раньше видел ее. Под легким покрывалом виднелись иссиня-черные кудри, а изумрудно-зеленые глаза с тревогой смотрели на него. Девушка наклонилась и помогла больному монарху лечь, осторожно обойдя противную лужу рвоты на полу.

— Потихоньку, ваше величество, — сказала она по-французски со странным акцентом. — Вы еще очень слабы.

Ричард в замешательстве уставился на этого синего ангела. Потом вспомнил. Сон… или не сон?

— Ты — Дева? — Голос его звучал хрипло, как у старика с больным горлом.

Красавица с высокими скулами удивленно воззрилась на короля: вероятно, она ослышалась? Он заметил, как запылали ее бледные щеки.

— Приличные люди не задают дамам подобные вопросы, сир.

Ричард Львиное Сердце, король Англии и Франции, предводитель Третьего крестового похода, почувствовал себя круглым идиотом.