И тут, в миг победы, венчавший сражение всей его жизни, перед внутренним взором Ричарда вновь пронеслось страшное видение, настолько реальное, как будто его самого какая-то дьявольская сила перенесла в этот сон…

…Он увидел Саладина, окровавленного, всего в шрамах, висевшего на распятии, а римский центурион с лицом Ричарда наносил распятому человеку удар копьем в бок.

И потом он услышал голос отца, эхом пронесшийся над Голгофой:

— Ты не можешь сражаться во имя него, сын мой. Он уже победил.

Ричард поднял голову и воззрился на Саладина, который смотрел на него с распятия не с ненавистью, не с упреком, а с тихим состраданием. Женщина в платке, склонившаяся перед распятием — как он понимал, Дева Мария, — тоже смотрела на Ричарда. Ее платок упал, и король увидел заплаканное лицо Мириам…

…Ричард замер, не в силах пошевелиться, и перевел взгляд на Мириам. И тут Саладин, воспользовавшись замешательством Ричарда, внезапно атаковал короля. С невероятной для человека его возраста скоростью султан набросился на Ричарда и выбил из его рук меч. Воины короля в беспомощном ужасе наблюдали, как ситуация коренным образом изменилась. Теперь Ричард Львиное Сердце стоял перед султаном с приставленной к горлу саблей.

Он без страха смотрел в черные как ночь глаза Саладина, ибо был окончательно готов принять смерть.

— Убей меня, и покончим с этим.

Ричард увидел, как Саладин взглянул на Мириам, которую продолжал удерживать один из стражников, хотя девушка уже перестала вырываться. И потом, не задумавшись даже на секунду, султан опустил ятаган и бросил его в другой конец комнаты. Тот с лязгом упал поверх королевского меча.

— Королям не пристало разрывать друг друга подобно бешеным собакам, — сказал он тоном учителя, открывающего тайну не по годам развитому ученику. Саладин протянул Мириам руку. Стражник, совершенно сбитый с толку, посмотрел на короля. Ричард кивнул. Стражник отпустил Мириам, и она бросилась в объятия Саладина.

Султан вновь повернулся к Ричарду Львиное Сердце.

— Ни один из нас не выиграет в этой войне, — тоном, не допускающим возражений, заключил Саладин. — И мы оба знаем, что это правда. Давай прекратим дальнейшее кровопролитие.

Султан помолчал, его лицо посуровело.

— Мир больше не должен терять Уильямов, — добавил он.

При упоминании имени друга перед глазами Ричарда в последний раз возникло видение…

…Один из учеников, стоящих на коленях у распятия, повернулся к нему лицом, на котором было написано удивительное умиротворение, а глаза исполнены прощения.

Это было лицо Уильяма…

И король в конце концов понял.

— Да будет так, — с поклоном ответил Ричард. Когда эти простые три слова согласия слетели с его губ, он почувствовал, как с плеч свалился огромный груз. Бремя, которое всегда давило на его душу, но о котором он даже понятия не имел. В миг, когда Ричард Плантагенет освободился от сокрушительного бремени истории, он вновь почувствовал себя человеком.

Саладин кивнул и шагнул к выходу из комнаты, где разворачивалась эта заключительная драма. Воины Ричарда дернулись, чтобы преградить ему путь, но король поднял руку и остановил их. Удивленные стражники отступили, а Саладин и его любимая Мириам пошли навстречу свободе.

Саладин обернулся и в последний раз улыбнулся своему врагу. Ричард же произнес в ответ на его улыбку слова, которые ошеломили его самого, ибо он не мог представить, что когда-нибудь скажет их сарацину:

— В другой жизни мы могли бы стать братьями.

Глаза султана блеснули. Он взял Мириам за руку и нежно поцеловал ее, долго и пристально вглядываясь в омут ее зеленых глаз. А потом Саладин с улыбкой, которая лучилась, словно тысячи светил, повернулся к Ричарду Львиное Сердце, своему заклятому врагу:

— Может быть, мы уже стали ими в этой жизни.

Маймонид взирал с противоположной стороны равнины Яффы на зрелище, которое даже не мог себе вообразить. По обе стороны равнины все еще были разбиты лагеря обеих армий, но над ней уже больше не летали стрелы. Вместо этого тысячи воинов обеих армий стояли навытяжку перед массивным деревянным помостом, спешно возведенным во время заключительных дней переговоров. Церемония была тщательно продумана представителями враждующих сторон, чтобы подчеркнуть равное положение и честь противоборствующих королей.

Солнце стояло в зените, но испепеляющая августовская жара отступила перед приятной сентябрьской теплотой. С побережья дул легкий ветерок — армада Ричарда готовилась поднять якоря и отправиться в долгое путешествие назад, в Европу.

В нескольких шагах от раввина стояли Ричард и Саладин. Оба были при полном параде. На Ричарде Львиное Сердце были сверкающие латы, ни дня не побывавшие в бою. Султан, в свою очередь, упрямо отказывался расставаться с продавленной и поношенной пластинчатой кирасой, которая многие годы спасала ему жизнь, но из уважения к предстоящей церемонии надел блестящую зеленую чалму и серый плащ с вышитым орлом — его символом. Саладин что-то негромко говорил Ричарду, и король весело смеялся. Любой, кто не знал горькой истории этих двух мужчин, мог бы подумать, что они ближайшие союзники, — стареющий монарх играл роль мудрого отца для золотоволосого юноши, в чьи руки была вверена судьба государства.

Султан взглянул на Маймонида и, к радости раввина, тепло улыбнулся старому другу. Пока стена отчуждения между ними до конца не растаяла, но раввин был уверен, что по окончании войны они смогут заново построить свою дружбу. Что касается султана и его любимой племянницы, то в их отношениях он не был настолько уверен.

Взгляд старика упал на Мириам, которая стояла рядом с Саладином. Она была великолепна в блестящем платье из синего шелка и сверкающем шарфе, который, казалось, был расшит настоящими алмазами. Сердце раввина опечалилось. Он не знал, что ждет Мириам впереди, да и она сама вряд ли могла ответить на вопрос о своем будущем. Она отказалась разговаривать с дядей о Саладине, когда они наконец-то со слезами на глазах воссоединились после ее освобождения. Она лишь сообщила, что с благословения султана отправляется в Каир. Приедет ли к ней Саладин, как он когда-то обещал, она не сказала. А раввин не стал спрашивать. Но по нежным взглядам, которыми обменивались султан с Мириам, раввин понял, что чувства между ними останутся, даже если эти двое никогда не будут вместе по законам Божьим и людским.

За спиной султана стояло бледное рыжеволосое создание, которое, как сообщили раввину, и было сестрой Ричарда Иоанной. Принцесса о чем-то шепталась с аль-Адилем — человеком, за которого она чуть было не вышла замуж, пытаясь положить конец порочной войне. Среди злопыхателей ходили слухи, что аль-Адиль был настолько польщен готовностью прекрасной девушки лечь в его постель во имя мира, что он стал тайно добиваться ее руки. Маймонид обычно не верил сплетням, которые распространяют бездельники, но, видя, как красавица хихикает и покрывается румянцем от слов, которые невежда аль-Адиль шепчет ей на ухо, раввин все-таки задумался. А может, это правда?

Церемония должна была вот-вот начаться, и все внимание было приковано к облаченному в черную сутану патриарху Иерусалимскому, который подошел к церемониальному дубовому столу в центре возвышения, где стояли Саладин и Ричард. Перед каждым монархом лежал экземпляр длинного документа на арабском и французском языках, в котором перечислялись условия заключения перемирия.

Ираклий передал обоим монархам перья, а сам зачитал вслух договор о перемирии для тысяч собравшихся на этой церемонии. Голос священника с такой силой летел над равниной, что Маймонид задумался: а не сам ли Всевышний велел ветрам разнести весть о торжественном провозглашении мира?