Литмир - Электронная Библиотека

— Вот и не верьте в приметы, — удовлетворенно засмеялась Галина. — У меня с утра было предчувствие удачи. Такое знакомство, да еще у вас, доктор. Это чудесно! Мы обязательно станем с вами друзьями.

Рябинин зашел вперед и, глядя на женщину, спросил медленно, настороженно:

— Мадам, что же все-таки вам сделать?

— Три коронки, доктор, — тихо, совсем другим тоном сказала Галина, — два резца и один клык с правой стороны.

— Я постараюсь не очень портить вам зубы.

— Вы угадали мое желание… — Галина порывисто вскочила с кресла и протянула руку доктору. — Ох, наконец-то я дома! Здравствуйте, Сергей Иванович! Я привезла вам приказ объединенного штаба…

Две радистки

I

Желтый пучок света переползал по стропилам и, расплываясь и бледнея, выхватил из тьмы дальний угол чердака, затянутый паутиной. Майор всмотрелся в освещенное пространство и повел фонариком вправо. И в тот же миг сухо и негромко, как хлопок в ладоши, щелкнул выстрел.

Левую руку майора ожгло, она обмякла, бессильно упала, уронив фонарик, и в аспидно-черной темноте майор услышал прыжок человека и треск разрываемого камыша. «А, чёрт!» — вырвалось у майора, и в следующее мгновение его пистолет послал на звук первую пулю. Тенькнуло разбитое стекло, майор чуть приподнял пистолет, и три выстрела один за другим прогремели на чердаке, заглушив стон и проклятье человека, спрыгнувшего на землю.

В затхлую духоту ворвалась струя прохладного воздуха. А на улице кто-то истошно завопил: «Стой! Стой, сволочь!» И опять сухой щелчок выстрела, чей-то стонущий вскрик и длинная очередь из автомата…

II

Майор отказался лечь в санбат. Пуля прошила навылет мякоть предплечья, не задев кости. Ему сделали перевязку, отрезав намокший кровью рукав гимнастерки, подвесили раненую руку на грудь. Он вернулся к себе, переоделся с помощью Сотникова в новую гимнастерку.

А через час вызванный к Ефременко командир хозвзвода комендантской роты заполнил бланк похоронной на красноармейца Шрамова Якова Емельяновича, 1898 года рождения.

Ездовой Шрамов и сержант Осетров ожидали на улице, чем кончится обыск. Выстрелы заставили обоих броситься с разных сторон за хату, и тут Шрамов первый увидел соскочившего с чердака человека. Ездовой закричал, кинулся за ним и упал с предсмертным стоном. Автоматная очередь Осетрова свалила убийцу в нескольких шагах от хаты.

Трое офицеров по-разному думали о рядовом Шрамове. Командир взвода, вчера отругавший ездового за перерасход фуража, вспомнил, как любовно, по-хозяйски заботился Шрамов о лошадях взвода. Найдется ли из пополнения такой ездовой?

Отец Сотникова погиб в боях с деникинцами, и капитан понимал, какую беспросветную тучу горя обрушит похоронная на семью Шрамова. А он, наверное, писал жене и детям, что служба на фронте у него совсем, как в колхозной конюшне. И не искал он ни подвигов, ни наград, делал свое маленькое, незаметное дело…

Майор Ефременко записал адрес. Он представит Шрамова к медали «За отвагу» и сообщит об этом его жене в заволжскую деревушку Андреевку. Никакая награда не восполнит семье вечной утраты, но пусть хоть знают, гордятся дети, что отец их, малограмотный конюх, был отважным, зорким человеком и смертью своей уберег от гибели тысячи людей…

Однако, долго думать было некогда, дела призывали к себе живых. И командир взвода ушел, а майор закурил, отбросил волосы со лба и, усмехаясь, сказал Сотникову:

— Ну, товарищ Шерлок Холмс, выкладывайте ваши умозаключения!

Гимназистом шестого класса Ефременко взахлеб читал копеечные выпуски Конан-Дойля, но, став взрослым, начисто забыл об удачливом сыщике. Он не помышлял об оперативной работе и лишь по воле партии пришел в контрразведку. Но он внес в эту суровую ответственную службу придирчивую строгость инженерной мысли и многолетний опыт партийного организатора.

Его насмешило бы сравнение деятельности контрразведчика с приключениями Шерлока Холмса. Но однажды он увидел в чемоданчике Сотникова любовно переплетенный томик Конан-Дойля. Сотников, тогда еще старший лейтенант, восторгался тонкостью анализа знаменитого сыщика. И, почувствовав, что молодой офицер подводит некую теоретическую базу под свое увлечение, Ефременко сказал:

— Не тот век сейчас, старший лейтенант, не та техника, не те у нас враги. Так что надо не в одиночку действовать, а с людьми работать, на людей опираться…

Последние события опять подтверждали правоту майора. Но капитан любил быстрые, иногда парадоксальные выводы. И еще там, в хате, когда майор спустился с чердака, прижимая к окровавленной гимнастерке простреленную руку, капитан шепнул начальнику:

— Наша опера, товарищ майор, ручаюсь. Оба солиста здесь…

На театральном лексиконе Сотникова это означало, что убитый и хозяйка хаты — пышная брюнетка с красным ожерельем на шее — составляли ту пару, которая в шифровке обозначалась Р2 и РМ. Майор скептически хмыкнул, выводы делать было рано. Он не сердился на помощника. Суждения капитана бывали разумными, зрелыми, а иногда и оригинальными, им только не хватало житейского опыта, который придает мысли устойчивость. Но романтический пыл куда лучше холодного равнодушия! Майор не упускал случая дать Сотникову высказаться. И сейчас, когда все данные этой неожиданной операции были у них в руках, он ждал, что скажет помощник.

На столе лежала разбитая выстрелом майора походная рация, снятая с чердака, и рядом немецкий офицерский пистолет, складной нож с маркой «Золинген», зажигалка, три пачки болгарских сигарет, офицерская фляжка, две плитки датского шоколада, швейцарские наручные часы «Лонжин» и французская авторучка с золотым пером. Все это было взято у убитого радиста, кроме одежды — серой рубашки и полосатых брюк. Документов и бумаг ни при нем, ни на чердаке, ни в хате обнаружить не удалось.

Брюнетка на допросе вела себя вызывающе. По ее словам, она овдовела еще до войны и работала счетоводом в сельпо. Связь с убитым она отрицала и плакала, призывая всех святых в свидетели, что умерла бы со страху, если б знала, что на чердаке кто-то есть. Поездки в Ростов она объясняла желанием подыскать работу в городе, потому что в селе ей мужа не видать, а она еще женщина в соку. Записку, принесенную Шрамовым, признала своей и сказала, что в этом магазине устраивается кассиршей.

Излагая свои соображения, капитан настаивал на том, что брюнетка работала в паре с убитым. Ее поездки он оценил, как способ сбора сведений или получения готовых материалов от кого-то. Майор кивнул в знак согласия. По мнению капитана, радист был немецким офицером. И с этим выводом майор не спорил. Вещи из всех стран Европы плюс армейские пистолет, фляжка и рация изобличали гитлеровского офицера. На этом основании капитан считал, что угроза передачи полковнику фон Крейцу второй шифровки ликвидирована.

— Допустим, — сказал майор. — Кто же из них Р2?

— Конечно, радист!

— Итак, по-вашему, эта неумная бабенка не кто иная, как РМ, то есть доверенный человек полковника фон Крейца? Плохого вы мнения о полковнике — и напрасно! — Поморщившись от боли, майор вышел из-за стола, вынул из сейфа шифровку и вдруг сказал с какой-то страстной, несвойственной ему горячностью: — Знаете, капитан, если бы не подлое нутро гитлеровских выкормышей, я бы их уважал, да, да, я не боюсь этого слова, уважал бы за филигранную работу. Чем больше сталкиваюсь с ними, тем яснее вижу, как дорого мы платим за недооценку вражеской разведки. — Он положил радиограмму, разгладил и придавил ее ладонью. — Наше счастье, что радиограммку нам словили, с ней мы найдем концы. Они где-то рядом, я чувствую… Только не это. — Майор ткнул пальцем в рацию. — Вы даже не присмотрелись к ней, а ведь это же люфтваффе, капитан, воздушные силы. И разве пошлет фон Крейц агента с таким разнокалиберным снаряжением! Я не утверждаю, но возможно сегодня Ростов бомбить не будут…

Красная волна затопила рябины на лице капитана, но он не любил сдаваться и, чуть наклонившись вперед, запальчиво возразил, что для радиста-наводчика Ново-Федоровка слишком отдаленный от Ростова пункт. Гулять на людях радисту незачем, так что его снаряжение не играет роли. А главное, в условиях отступления, теряя лучших агентов, даже фон Крейц должен мириться с такими брюнетками, лишь бы служили.

16
{"b":"175985","o":1}