Литмир - Электронная Библиотека

— С радостью поехал бы тоже, фрейлейн, но — увы! — занят!

— Я вернусь, герр оберст, — предупредил барон.

Павлюк проводил Галину безнадежным взглядом. Как подступиться теперь к ней?

— Вы чем-то расстроены, лейтенант? — в голосе полковника сквозило раздражение, искавшее выхода.

— Никак нет, герр оберст, — вытянулся Павлюк.

— Как вы оцениваете последние события, лейтенант? Армия отступает на широком фронте.

— Никак нет, герр оберст, — заученно отчеканил Павлюк, — сокращение коммуникаций…

— Не болтайте, как попугай. Вы служите в рядах германской разведки и обязаны знать больше любого офицера. Не забывайте, победа русских для вас… — полковник выразительно провел ребром ладони по горлу.

— Но, герр оберст, — пугаясь, заикнулся Павлюк и вспомнил труп на лестнице.

— Никаких «но», лейтенант. Положение осложняется, и мы должны сделать все для победы. А если бог отвернется от нас, не надо падать духом, — излюбленная тема воодушевила полковника, и он продолжал с пафосом: — Россия — наш вечный враг, и пока она существует, Германия всегда будет нуждаться в своей верной, столетием испытанной разведке… — полковник подозрительно умолк:

— Вы слушаете, лейтенант?

— Так точно, слушаю, герр оберст!

— Вы больше интересуетесь женщинами, чем судьбами Германии. По моим сведениям, список ваших любовниц растет быстрее ваших заслуг. Запомните, лейтенант, эта фрейлейн не для вас. Я не желаю иметь из-за вас неприятности с бароном…

— Но, герр оберст…

— Опять «но»! — повысил голос полковник. — Как вы стоите? Женщины, лейтенант, редко приносят счастье. На них нужно смотреть проще, — полковник раздавил окурок в пепельнице, — как на выкуренную сигару. Где шифровка?

Павлюк расстегнул полевую сумку, передал бланк. Полковник прочитал: «Задание АГ. Наступление русских подготовлено…». Когда фон Хлюзе, проводив Галину, вернулся, фон Крейц подошел к стене, сдвинул шторку с топографической карты укрепрайона.

— Барон, доложите генералу об успехе. Смотрите!

Всякое движение войск на войне, всякая военная операция находит отражение на штабных картах в виде стрелок. Эти стрелки имеют разную форму и направление. Иногда у них широкое основание, и они похожи на большие клинья. Иногда они проводятся тонкими линиями с утолщениями на конце. Неисчислимые усилия прилагают воюющие стороны, чтобы овладеть тайной стрелок на картах противника.

Читая барону радиограмму, полковник чертил на карте красным карандашом:

«Дислокация: квадрат Б6 — две танковые бригады, три стрелковые дивизии, две артиллерийские бригады, артполк РГК; квадрат Б9 — кавалерийский корпус, мотодивизия, гвардейская стрелковая дивизия, две гвардейские минометные бригады, артиллерийская дивизия. Наименование соединений, дату штурма радирую, данные четыре. Подпись РМ».

Офицеры сосредоточенно изучали нанесенные полковником две широкие клинообразные стрелки, которые, словно раскрытые клещи, готовы были стиснуть горловину укрепрайона. Барон возбужденно сказал:

— Знакомый маневр, охват клещами. Теперь мы на флангах подготовки встречу. Это великолепно, герр оберст! Но за вами… — многозначительно добавил он.

— Передайте генералу, — уверенно заявил полковник, — время атаки будет известно…

Дверь бесшумно отворилась. Взгляд Галины мгновенно зафиксировал обстановку: все три офицера у топокарты, у полковника в руках бланк и карандаш, на карте красные стрелки. Она виновато улыбнулась.

— Простите, герр оберст, я забыла сумочку.

Полковник задернул шторку, сказал недовольно:

— В вашем возрасте, фрейлейн, нельзя быть рассеянной. Барон, поухаживайте за своей дамой.

Барон взял сумочку и подхватил женщину под руку. Галина одарила полковника еще одной виноватой улыбкой, скрывая свое ликование.

Когда на улице взвыл мотор «оппель-капитана», полковник лаконично сказал Павлюку:

— Обеспечьте непрерывный прием по данным номер четыре.

Отпустив лейтенанта, он вызвал шестой номер.

— Штирнер? Это я… Запросите Одессу. У обергруппенфюрера Гортнера личная переводчица Галина. Проверьте…

Потом полковник выпил стопку коньяку и устало лег на диван. Мохнатый паук в груди снова душил его.

Жена сержанта Панько

I

Километрах в десяти юго-восточнее Марфовки редкий перелесок окаймлял изгибы лимана. В том месте, где деревья спускались к грязной воде, прилепился к старому осокорю камышовый шалашик. Любовно поставил его какой-то рыбак, а может, охотник в мирное время, и стоял шалаш одиноко, ветшая от непогоды.

Но не пропадает доброе дело рук человека, рано или поздно приносит пользу. И шалашик пригодился людям в трудную минуту. Двое уместились в нем, прижались друг к другу. Гаврик лежал на спине, а Семен, чтобы не стеснить его, на боку.

Куча старых листьев в изголовье сладко и покойно пахла прелью, и оба видели одно и то же: вдали все глубже окуналась в розовую воду вечерняя заря, а на пологом берегу ложились и ширились лиловые тени камыша.

Гаврик терзался, глядя, как пламенел закат над лиманом. Пожар в плавнях осложнил и без того нелегкую для партизан обстановку. А он валяется тут! И Колька Маленький убит! И не только обидно, что нет уже верного друга. Страшно, что не в бою, а по навету предателя Колька погиб, и песковатский отряд лишился командира, Григория Белана…

Еще страшнее, что Петька Охрименко скрылся от пули. В отряде Белана ему не много дел доверяли, но кто поручится, что не продаст он еще кого-нибудь. Гаврик прикидывал и так, и эдак. Выходило, что Петька должен быть не иначе, как в Энске, и что, кроме городских хлопцев из отряда Боровика, никто не сумеет рассчитаться с ним. Лишь бы весточку Виктору скорее доставить.

Сдерживая стоны, Гаврик проклинал свою слабость. Горели ссадины на лице, на темени ныла здоровенная шишка: сволочь-полицай двинул прикладом. Спеленутая разодранной Семеновой рубахой нога распухла, давит ее тугая перевязка.

Уму непостижимо, как Семен приволок его ночью сюда. Но теперь не дойти ему ни до Энска, ни до штаба. Семен предлагал повести его, он не согласился. Как стемнеет, сам пойдет в Песковатку, к тетке Параске. Она известит товарищей, поможет. Тут километра четыре, от силы пять, дойдет, доползет до рассвета. А Семену с запиской надо в Энск. Одна надежда на него…

Хотелось Гаврику как-то отблагодарить Семена. Слава богу, чудом подвернулся, спас от петли. Куда там! Двух слов не дал сказать.

Начал было Гаврик выпытывать, как он из лагеря сбежал. Промолчал.

А когда Гаврик предложил ему в партизанах остаться, Семен нехорошо усмехнулся: «Без меня обойдетесь». И весь разговор.

Лежит человек рядом, думает целый день. О чем? Кто его разберет. Только и спросил, верно ли, что наши войска в наступление переходят. Чудной он все же. Самое бы дело ему в отряд, потом вместе бы в армию пошли. Не поймешь его, что он делать собирается и как.

Зато поручение принял. Выслушал про Петьку Охрименко, переспросил адрес, пароль, бросил коротко: «Сделаю».

Опять же вид у него никудышный. В Энске штаб укрепрайона, там патрули днем и ночью разгуливают. На любого наткнется — и конец. А где его переодеть да побрить?

И еще одно обстоятельство смущало Гаврика: сумеет ли Семен ночью отыскать нужный дом?

— Ты в Энске не заплутаешься, найдешь адрес? — кривя губы от боли, спросил Гаврик. — Опасаюсь я…

Семен оперся на локоть, приблизил лицо к Гаврику, с какой-то тоской всмотрелся в глаза партизана. Или это в сумерках так кажется?

— А ты сам-то бывал там? — почти беззвучно опросил Семен.

— Ясное дело, сколько раз! — тоже прошептал Гаврик.

— Про Галину Петрусенко ничего не слыхал? Ни с кем не было разговора?

Гаврик насторожился. Не дело опрашивает, совсем не то. Может, он у бабы мыслит схорониться? Оно и само по себе нехорошо, да еще что за баба? А то как бы скверно не вышло. Партизан снова пожалел, что не в силах сам добраться до Энска.

21
{"b":"175985","o":1}