Появился Ник.

— Те четверо уже на улице, — сказал он. — Проводи этих двоих.

— Она еще ничего, а вот господин сам не дойдет.

— Помоги, — рявкнул Ник.

Я подхватил парня под мышки. Девчонка повисла у меня на плече и стала щупать мои бицепсы.

— У него такая большая машина. Пошли, я покажу, — шептала она.

— Вот и иди, — скомандовал я.

Тащить их обоих было бы несладко. К счастью, девица еще могла идти сама.

Я спустился по лестнице и свернул в коридор за баром, там тоже был выход.

— Ну, какая машина?

Некоторое время девчонка соображала.

— Вон та, голубая.

Дальше нужно было действовать быстро. Но свежий воздух все не оказывал на моего клиента никакого действия. Девица открыла переднюю дверцу:

— Пожалуйста, сюда.

Я, в меру своего понимания аккуратности, положил клиента в машину, и он распластался на сиденье.

— Вряд ли он в состоянии отвезти тебя домой.

Она вцепилась в мою руку:

— Что же мне делать?

— Ну, когда-нибудь он проснется.

Я был настроен оптимистически.

— Не уходи, я боюсь. Может, ты отвезешь меня?

— Каким образом?

— Да на его машине.

С меня было довольно. Я хотел домой к жене. Ну и работенка… Девчонка напрашивалась как сучка при течке.

— Брось, хватит, — сказал я.

— Иди сюда.

От нее пахло виски и духами, но я ее уже почти захотел. Не выпуская моей руки, она полезла в машину. Я ее захотел вовсю, когда увидел, как она откинулась на сиденье и рванула пуговицы на платье. Уж эта девочка не набивала лифчики ватой.

— Подожди, — сказал я. — Надо найти место поспокойнее.

— Нет, сейчас… Я не могу больше ждать.

— И все-таки ты потерпишь пять минут.

Ее тихий смешок прозвучал так возбуждающе, что, пока я открывал переднюю дверь, у меня дрожали руки… Я завел машину и поехал к Центральному парку. Я тоже был неоригинален. Мы выскочили из машины, даже не захлопнув дверцы. Я ею овладел прямо на земле, в первом же темном уголке, который мы отыскали.

Было прохладно, но мы так сильно прижимались друг к другу, что от ее кожи поднимался теплый воздух. Мне в спину сквозь пиджак вонзались ее острые ногти. Она не осторожничала. И мне это нравилось.

Сегодня я свое отработал. Я отогнал машину назад к заведению Ника. Парень все дрых, девчонка тоже выглядела не лучше. От меня воняло виски и бабой. Я поставил машину у тротуара и для очистки совести поднялся к Нику. Там все было тихо. Я спустился — пустые столики. Можно было ехать отсыпаться.

Джим, зевая, натягивал куртку.

— Я тут с одной поразвлекся. Ничего себе, — отметился я.

— Но и ничего особенного? — предположил Джим.

— Да, пожалуй.

Ничего особенного. Ничего, кроме того, что так продолжалось уже пять лет. Пять лет, и никто ничего не заметил. Пять лет я набивал им морду, уводил их женщин. Я треснул кулаком по стене, сильно, и, ругаясь, затряс ушибленной рукой. Все из-за них.

Я был белым в гораздо большей степени, чем они, потому что сейчас мне это нравилось. Ну и что из того, если честно?

Да плевал я на это. Да, просто плевал. Не так уж плохо быть белым. Спать с белой женщиной. Иметь белого ребенка, который кем-нибудь да станет.

Что это Джим все зевает?

— Пока. — Я толкнул дверь и вышел. Метро недалеко. И жена моя недалеко. Чуть побаливала поясница… Ну и девица, как она меня своими ногтями… Да нет. Я еще в форме.

Весна в Нью-Йорке — такой нигде больше нет.

Четверть часа в метро. Какие-то люди. Вот и моя улица. Мой дом. Тишина и покой.

Запах виски остался вместе с пиджаком на вешалке у Ника. Но руки у меня еще пахли женщиной. Хорошо пахли. Дочкой голубоглазого ирландца.

В раздумье я бесшумно преодолел три этажа. Я был в форме… Ключи позванивали у меня в кармане. Три ключа. Нужный я всегда распознавал по толщине. Этот.

Толстая дверь легко отворилась. Еще бы.

Не включая света, я на ощупь стал пробираться в ванную.

И тут в темноте я споткнулся о что-то мягкое, распластанное на полу, и упал.

Я вмиг вскочил и кинулся к выключателю. Вокруг разлился свет. Я так и замер, словно прирос к месту. Прямо на полу спал… храпел… конечно, пьяный… Грязный негритос. Это был Ричард. Весь в грязи, тощий. И жутко воняющий. Я чувствовал его вонь даже с того места, где стоял. Сердце то замирало у меня в груди, то вздрагивало, как испуганное животное. Я не мог сдвинуться с места, не мог сделать ни шагу. Я не решался пойти к Шейле и услышать, что она уже знает всю правду. За моей спиной был шкаф. Не сводя глаз с Ричарда, я на ощупь отыскал в нем бутылку, глотнул раза четыре… пять… Но Ричард так и лежал передо мной, а через открытую дверь из комнаты не доносилось ни звука. Мир, окружавший меня, или уснул, или умер. Я посмотрел на свои руки. Ощупал лицо. Передо мной был Ричард, меня разобрал смех: ведь это был мой брат, и он нашел меня.

Он зашевелился, и я нагнулся к нему. Я приподнял его одной рукой — он был полусонный, и мне пришлось его встряхнуть.

— Просыпайся, сволочь!

— Что такое? — пробормотал он.

Он приоткрыл глаза и увидел меня. Выражение его лица не изменилось.

— Какого черта ты здесь делаешь?

— Я нашел тебя, Дэн. Видишь, я нашел тебя. Сам Господь захотел, чтобы я тебя отыскал.

— Где Шейла?

— Какая такая Шейла?

— Кто тебе открыл?

— Я сам вошел… никого не было дома.

Я отпустил его и бросился в комнату. На комоде, как у нас было заведено, лежала записочка от Шейлы: «Я у мамы. Малыш со мной. Целую».

У комода мне пришлось задержаться. Голова у меня была в порядке, но с ногами что-то случилось. Я медленно двинулся в прихожую.

— Убирайся!

— Но, Дэн…

— Убирайся! Чтоб я тебя больше не видел. Я тебя не знаю.

— Но, Дэн, сам Господь помог мне тебя отыскать.

— Убирайся, я тебе сказал!

— У меня нет денег.

— Вот, возьми.

Я порылся в кармане и сунул ему десять долларов. Он поднес бумажку к глазам, пошуршал ею, убрал в карман, и всю его придурковатость как рукой сняло.

— Ты знаешь, что не годится негру приходить к белому домой?

— Я же твой брат, Дэн. У меня и бумаги есть.

В следующий миг я уже сидел на нем верхом. Я держал его за волосы и осыпал проклятьями.

— Ах, у тебя, гад, и бумаги есть! Какие такие бумаги? Сволочь!…

— У нас с тобой одна фамилия, Дэн. А Господь велел нам не отрекаться от отца с матерью.

Я не должен был делать только одного, и я это сделал. Кулак сам собой сжался и обрушился на его нижнюю губу. Я слышал, как хрустнули у него зубы, и меня захлестнула волна стыда. Ричард не поморщился. Но он смотрел на меня в упор, и я увидел в его зрачках — да нет, я схожу с ума. Что там можно увидеть? — Нет, ничего. Я старался сам себя убедить в этом, отчаянно старался. Но Ричард не произнес ни слова, он просто на меня смотрел, и мне стало страшно.

— Ты где работаешь, Дэн?

Из-за разбитой губы голос его изменился, по подбородку у него ползла струйка крови. Он вытер ее тыльной стороной руки.

— Убирайся, Ричард. И если тебе жизнь дорога, чтоб ноги твоей здесь не было.

— Где я смогу с тобой встретиться, Дэн?

— Я не хочу с тобой встречаться.

— Зато, может быть, Шейла захочет, — произнес он задумчиво.

И вновь я испытал желание убить его, желание, пронзившее меня подобно острому клинку.

Он поплелся к двери, осторожно трогая разбитую губу.

— Быстрее!

— Десять долларов — это не так уж много, — буркнул он.

Это был мой брат, а я желал ему смерти. Жуткая тоска сжала мне все внутри. Я боялся, что он вернется. Мне нужно было знать…

— Стой. Кто тебе дал мой адрес?

— Да никто. Приятели, — сказал он. — Я ухожу. До встречи, Дэн. Я загляну к тебе на работу.

— Ты не знаешь, где я работаю…

— Не волнуйся, Дэн. Не волнуйся.

— Как ты открыл дверь?

— Я умею открывать двери. Господь свидетель, я умею открывать двери. Пока, Дэн. До скорого.