Однажды Старец сказал мне:

— Бог дал тебе много дарований. Он наделил тебя редкими дарами. Что ты должен чувствовать? Постоянно благодари Его и смиряйся в Его любви.

Проси Бога даровать тебе святое смирение. Не то смирение, когда говорят: «я последний», «я смиренный». Это сатанинское смирение[157]. Святое смирение является даром Божиим. Слышишь? Даром, наградой, а не результатом наших собственных усилий. Ты подготовь себя и проси у Бога этот святой дар. Не говори: «У меня есть такие‑то недостатки». Ничего не говори. Трудись, считай себя за ничто, а все остальное предоставь Богу.

Подвизайся, чтобы еще здесь, на земле войти в Нерукотворную Церковь Божию.

Однажды я сказал отцу Порфирию:

— Геронда, я не могу работать вместе с этим братом… он постоянно ропщет.

— Чадо мое, в тебе есть эгоизм. Ты это знаешь? Отсюда все твои беды.

— Я это знаю, Геронда, эта страсть у меня с детства. Помолитесь, чтобы Бог даровал мне в сердце смирение.

— Когда в сердце есть святое смирение, тогда оно все видит по–доброму и живет в Нерукотворной Церкви Божией уже сейчас.

Но это не то смирение, которое заключается в смиренных словах, и не то, о котором мы думаем, что мы его достигли. Святое смирение является Божиим даром душе. Его дает Бог, когда найдет чистое сердце, готовое принять его. Тогда душа с благодарностью взирает на Бога и устремляется к Нему.

Итак, ты не говори: «Он постоянно ропщет, он все время ворчит, он гневается» и т. д. Не говори: «У меня с ним нет никакого контакта и никогда не будет».

Это не выход из положения. Это не по–православному, не по–христиански. Поступая так, ты далеко отстоишь от любви Божией, ты отделяешь себя от благодати Божией, потому что ты отделился от твоих братьев.

Наоборот, не замечай их слабости, не подражай их немощам, так ты станешь единым с ними в совместных послушаниях. Что они хотят делать и как хотят… Так хотят? Хорошо, так. По–другому? По–другому. Так рушатся стены, отделяющие нас от наших братьев. Так мы соединяемся со Христом.

Чем ближе ты каждый день соединяешься со своими братьями, тем глубже таинственно входишь в любовь Христову.

Старец, будучи истинным врачом, видел не только мои телесные немощи. Еще больше он переживал о моих бесчисленных духовных недостатках и заботился о том, чтобы я приобрел смирение. Однажды вечером отец Порфирий позвонил мне в больницу, а непосредственно перед его звонком одни супруги, мои пациенты, пришли и долго, горячо меня благодарили за лечение. Отец Порфирий сказал: «Георгий, это Геронда. Мы с тобой вместе пойдем в ад. Мы услышим: Безумный! В сню ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?[158]» Я прервал его: «Что мы имели в этой жизни, Геронда? Машинуразвалюху, пустой счет в банке и наши несбывшиеся мечты?» Старец ответил немедленно: «Что ты такое говоришь? Разве не говорят тебе люди: «Какой Вы хороший врач, как Вы нас любите, как заботитесь о нас, не берете лишних денег…«И ты все это принимаешь, проглатываешь. Ну вот, ты и теряешь свою награду. Точно так же поступаю и я. Мне говорят, что у меня есть «дарования», что я могу дотронуться до человека и сотворить чудо, что я святой. А я, слабый и безумный, все это принимаю. Поэтому‑то я тебе и сказал, что мы вместе пойдем в ад». — «Ну, раз так, то давайте пойдем вместе, — ответил я. — Вместе пойдем в ад». Вешая трубку, Старец сказал: «Я с тобой говорю серьезно, а ты всегда шутишь. Дай Бог нам обоим доброго покаяния».

Однажды я спросил отца Порфирия: «Геронда, какая разница между послушанием и смирением?» Старец с улыбкой ответил мне: «Это одно и то же». Действительно, когда мы оказываем непослушание воле Божией, не слушая советов духовника, можем ли мы серьезно верить в то, что мы смиренны? Можно ли умертвить свившее в нас себе гнездо чудовище превозношения иным оружием, кроме как послушанием воле Божией? Образец смирения явил нам, грешным, безгрешный Богочеловек, Который, по виду став как человек, смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной[159].

Я всегда с величайшим благоговением слушал убедительные отеческие слова отца Порфирия и реально ощущал его любовь и заботу о нас. Он никогда меня не хвалил, напротив, говорил: «Ты виноват. Мо–лись о своих братьях. Молись Богу, чтобы Он даровал тебе святое смирение и дар любви к Нему». Не помню, чтобы я когда‑нибудь возражал Старцу. Однажды я подумал, что отец Порфирий несправедлив ко мне в решении проблемы, о которой мы с ним говорили. Он мне тогда сказал: «Ты не прав», в то время как я считал, что поступаю правильно. Старец понял мои сомнения и сказал: «Ты прав, но у тебя нет прав. Христианин никогда не бывает прав. Он всегда должен считать виноватым самого себя». Быть правыми свойственно сынам века сего. Так ты никого не будешь осуждать.

Потребность в душевном отдохновении, которое обретаешь рядом со святыми людьми, двенадцать лет назад привела меня к отцу Порфирию. Одна из его духовных дочерей представила меня Старцу:

— Геронда, я привела к Вам моего директора по гимназии.

Я невольно возразила:

— Зачем упоминать о должностях? Здесь я просто Панайота. Этого достаточно.

Удивительно, но Старец был очень доволен. Он повернулся ко мне, глубоко–глубоко заглянул в мои глаза и рассмеялся подобно невинному младенцу.

— Ты правильно сказала. Мария не понимает, что Богу ничего этого не надо. Мы приближаемся к Нему посредством добродетелей.

Я села рядом с отцом Порфирием, открыла ему свое сердце, и он меня внимательно слушал. Он держал меня за руку, и мне казалось, что он молился. Взяв у него на прощание благословение, я уезжала со слезами на глазах.

Еще много раз я приезжала к Старцу. Когда у меня были трудности, я устремлялась туда, чтобы обрести покой и получить помощь. У меня всегда была твердая уверенность в том, что по молитвам отца Порфирия Бог исполнит любую его просьбу.

Мой друг рассказал старцу о своих трудностях: несмотря на все его усилия, ему не удалось переубедить в основных положениях своего коллегу, очень консервативного человека. Он был сторонником иностранных педагогических методик и моделей, которые оказались неудачными, главным образом потому, что не были сориентированы на Православие. Отец Порфирий ответил ему: «Не переживай и не трудись понапрасну. Этих людей не изменить. Они привыкли к старому».

После этого совета Старца мой товарищ принял своего коллегу таким, каков он был, не пытаясь больше его изменить. Что же касается своей части работы, то он старался выполнять ее как можно лучше.

Я был сильно тронут помощью, с великой любовью оказанной мне одним братом во Христе, с которым меня недавно познакомил отец Порфирий. Беседуя однажды со Старцем, я сказал ему, что чувствую себя очень обязанным этому человеку. Неожиданно он спросил: «Почему ты чувствуешь себя обязанным? Разве он трудился только лишь ради тебя?» — «Конечно, Геронда, он совершенно бескорыстно все делал только лишь ради меня, — ответил я. — Это стоило ему труда, времени, денег, он должен был приезжать из соседнего городка, где он живет… И все это совершенно бескорыстно».

Старец задал еще один вопрос: «Почему ты обосабливаешься?» — «Как это, Геронда, — спросил я. — Не понимаю». — «Разве ты не читал слов апостола: Страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены?[160] Разве ты не понял, что если, будучи христианином, ты живешь, чуждаясь своих братьев, если ты глубоко не осознаешь себя соединенным живой связью с другими членами таинственного тела Христова, то есть Его Церкви, посредством нерушимых уз любви, то ты не настоящий христианин?» Я понял, о чем говорит Старец, и замолчал. Что я мог сказать? Что все, только что им сказанное, мне знакомо, но лишь теоретически? Чего стоит теория без практики? Отец Порфирий своими словами, за которыми стоял личный опыт, сделал понятным то, о чем он некогда написал: «Это правда, что без любви к людям ты не можешь возлюбить Бога. Но также несомненно и то, что только через любовь к Богу ты сможешь воистину возлюбить людей».