— Что пишется в книгах, что мы теперь должны делать?

Монах ответил:

— Ничего. Христов закон говорит, что если кто ударит тебя по одной щеке, обрати к нему и другую [52].

Разбойники со своей добычей ушли, а монахи, израненные и с пустыми руками, отправились назад в монастырь. Увидев их, игумен сильно опечалился, но не сказал ни слова. Спустя несколько дней он снова, дав им другого осла, послал их в горы за дровами. Но… повторилось то же самое. Игумен был в недоумении и не знал, что предпринять. Однако, поскольку становилось все холоднее, он с трудом нашел еще одного осла и снова послал братьев в горы. В тот момент, когда они уже собрались, нагрузив осла вернуться назад, опять появились те же самые разбойники. Они забрали осла, начали бить монахов. Терпение атамана–монаха было на пределе, но он опять спросил спутника:

— Скажи мне быстрее, что говорит Писание, что нам делать?

— Ничего, закон Христов предписывает терпение и любовь к врагам.

Однако его ответ не удовлетворил атамана–монаха.

— Вспомни‑ка хорошо, — сказал он, — разве нет других Писаний, которые говорят иначе?

Спутник отвечает:

— Есть. Это Ветхий Завет с законом Моисея.

— А что говорит этот закон?

— Он говорит: Око за око, зуб за зуб [53].

— Это хороший закон! — воскликнул атаман–монах и ударил одного из разбойников. Тот как подкошенный повалился на землю. Его товарищи с удивлением посмотрели на монаха. Тогда он распахнул подрясник, и показалась его грудь, густо заросшая волосами.

— Знаете ли вы, кто я? — спросил он перепуганных разбойников. — Я — тот самый знаменитый атаман, который стал монахом. Если вы не хотите, чтобы я вас всех искалечил, оставьте этого ослика и приведите нам тех двух животных, которых вы украли. И не забудьте сначала нагрузить их дровами.

Разбойники сделали так, как им было сказано. Монахи торжественно вернулись в монастырь с тремя нагруженными дровами ослами. Увидев их, игумен осенил себя крестным знамением и прославил Христа. Тогда атаман–монах сказал ему:

— Геронда, не прославляй Христа, но прославляй Моисея. По закону Моисея мы вернули назад все украденное. Потому что если бы мы все еще придерживались закона Христова, то снова вернулись бы назад избитыми и без осла».

Эта история, с необычайным искусством рассказанная Старцем, произвела на меня сильное впечатление.

Я пытался как‑то ее осознать, но тут отец Порфирий начал рассказывать другую притчу: «В одном монастыре не было молодых монахов. Братия мало–помалу старели и умирали. В конце концов остался только один монах. Он продолжал жить в монастыре как пустынник. Будучи совершенно неграмотен, этот брат обладал простой и крепкой верой. Совершая свое молитвенное правило или занимаясь различными работами по хозяйству, монах верил, что Христос и святые живы и находятся рядом с ним, поэтому он часто разговаривал с ними, как с живыми людьми. Как‑то раз, когда монах вышел по делам из монастыря, в обитель пришли разбойники. Они забрали все, что нашли, навьючили вещи на своих мулов и сразу же скрылись. Когда монах вернулся и увидел, что монастырь разорен, то испугался. Он тотчас же побежал в храм, посвященный святителю Николаю, стал перед иконой небесного покровителя монастыря и с негодованием воскликнул:

— Святителю Николае, что же здесь произошло, пока меня не было? Пришли злые люди, обворовали монастырь, ты видел их и ничего им не сказал? Что ты сделал для того, чтобы предотвратить этот грабеж? Вижу, что ничего. Значит, раз ты не защитил монастырь, то ты недостоин находиться там, где сейчас находишься. Я уберу тебя отсюда.

С этими словами монах вынул икону святого из иконостаса, вынес ее из монастыря и прислонил к большому камню. Вернувшись назад, он запер монастырские ворота. Не прошло и часа, как он услышал громкий стук в ворота обители. Открыв их, он с изумлением увидел перед собой разбойников вместе с ослами, навьюченными краденым. Они сказали:

— Мы ограбили монастырь. Сначала наши животные шли за нами как обычно, но затем они вдруг встали как вкопанные. Мы их и били, и тянули, но все было напрасно. Однако, когда мы повернули назад в сторону монастыря, они сразу же побежали вперед быстрее нас. Тогда мы подумали, что Бог хочет вернуть назад украденное, и вот мы все привезли тебе назад.

Монах принял все вещи и, когда разбойники скрылись из вида, возблагодарил Господа. Тут он вспомнил об иконе святого, пошел к тому камню, где он ее оставил, поклонился и сказал:

— Теперь я тебя забираю, отче Николае. Ты действительно защитник монастыря.

С этими словами он торжественно поднял образ святого и вернул его на прежнее место».

Размышляя над этими двумя историями, я пришел к выводу, что Старец хотел мне сказать, что проявление к врагам любви, а не насилия, предполагает святость — игумена в первой истории и простого монаха во второй. Тогда как для монаха–атамана, который еще не достиг святости, обращение к закону Моисея было естественной потребностью.

В нашей компании было шесть–семь человек. В то время все мы были еще неженаты. Однажды летним вечером мы сидели под сосной и слушали Старца. Он говорил нам: «Пусть вас не терзает вопрос выбора между браком и безбрачием. Иногда душевно–плотские пожелания склоняют вас к браку, а иногда эта тяга к созданию семьи уходит, будучи вытеснена Божественными устремлениями, которые выше брака. Когда приходят чувственные искушения, не пытайтесь изгнать их силой, потому что это сатане только на руку. Он будет представлять их вам еще более привлекательными и тем самым наносить вам все большее и большее повреждение. Лучше встречайте их спокойно и обращайте из греховных — в чистые. Скажите себе: «Можно жениться и наслаждаться радостями семейной жизни; и это угодно Господу». А когда приходят пожелания провести жизнь в девстве и чистоте, то принимайте их с благодарностью, таинственно упражняясь в искусстве святости. Когда‑нибудь одна чаша весов перевесит. Одни люди стремятся к святости, сражаясь со своими страстями и грехами, а другие — любя Христа и следуя Его святой воле. Первые достигают немногого, потому что они ведут жестокую «холодную войну». Вторые достигают большего. Для любящих Христа греховные страсти пред радостью ощущаемой ими любви Божией теряют свои очарование и силу. Когда рассветает и в нашу комнату проникает солнечный луч, тьма неизбежно отступает».

Старец прервал свою беседу и, как нам казалось, задумался. Затем он продолжил: «Наверное, не следовало бы вам этого говорить, но я все‑таки скажу это. Иной человек может достичь преклонного возраста и все еще колебаться в выборе между браком и безбрачием. Тогда сатана начинает очень жестоко нападать на него, влагая ему в душу панический страх, что он так никогда и не женится. Человек в панике начинает искать себе невесту, просить своих знакомых, чтобы они нашли для него подходящую кандидатуру, чем вызывает у всех только насмешки, и в конце концов… он становится душевнобольным. Поэтому я вам и говорю, что решение вопроса, брак или безбрачие, не должно стать для вас навязчивой идеей. Вместо того чтобы терзаться, тщетно пытаясь самим найти на него ответ, устремите все силы своей души к тому, чтобы возлюбить Христа. В свое время Он даст вам извещение, соответствующее вашему душевному устроению. И это решение вы примете свободно, не принуждая себя к тому, не печалясь, спокойно и с благодарностью. Таким образом, вы навсегда освободитесь от этой проблемы и будете идти по выбранному пути, прославляя Бога».

Одному человеку, который никак не мог жениться, Старец открыл, что глубокая внутренняя причина его многолетних отсрочек с браком кроется в «угнетенном бессознательном» чувстве его неудачной юношеской любви. Отец Порфирий сказал ему: «…Ты по–любил ее всеми силами своей души, она стала твоим идеалом, но… своим безразличием эта девушка нанесла тебе глубокую рану. В тебе произошло раздвоение. В каждой девушке, за которую тебя потом сватали, ты пытался найти ее, свой идеал, но поскольку это невозможно, твое сердце всегда оставалось закрытым». С помощью Старца этот человек осознал это скрытое препятствие к браку, освободился от него и смог создать семью.