Нас час ночной страшит глухим напоминаньем О волнах хаоса. От древнего отца Давно мы отреклись, и сирые сердца Тревожит голос бездн глубинным завываньем. Но день и ночь – одно. За их чередованьем Разгадка истины… Не пальцами ль слепца Нащупываем мы в их лике два лица: Явленья дробные рождаются незнаньем. И наш ребячий страх – наследье косных лет… Нас солнце разума, грядущих дней завет, Сзывает, как жрецов для страды урожайной: Кто в ткань единую соткет и мрак и свет, Тому немая тьма не веет в душу тайной И ужаса тому в стихийных песнях нет. * * * Благословенно в нас дыханье Божества! И призван человек повелевать вселенной, В природе растворясь своей душой нетленной, За Красотой признав державные права. Придет, блеснет любовь, как чудо волшебства, С ней крылья творчество развяжет мысли пленной, Искусство покорит загадкой вожделенной, Исканьем истины вновь будет жизнь нова. Возжаждет знанья дух, как высшего итога, Свобода позовет к вратам ее чертога, Но опыт мудрости постигнет их тщету; Поймем мы, что чрез смерть – к бессмертию дорога, Что только вечность даст блаженства полноту В святых обителях создавшего нас Бога. Февраль 1950 * * * Давно возвещено в пророческие годы, Что разделен в себе — стоять не может дом… И страны казнены страданьем и стыдом За кровь, пролитую меж братьев в дни невзгоды. Блюдите ж жизнь свою, вы, вольные народы! Пусть лживый змей манит запретного плодом, – Храните край отцов, их кровью и трудом Для вас воздвигнутый святой приют свободы! Не слышат… тщетен зов… С безумьем игроков Идут на проигрыш… Смешенье языков – Как в дни надменные у башни Вавилонской… Наш рок неотвратим… Всё громче лязг оков… И мчатся с топотом тяжелой скачки конской Четыре всадника в наш мир из тьмы веков… СОЛНЦЕ Обращенный сонет Слепорожденному, не нужен свет кроту… Пусть низость говорит: «На солнце тоже пятна!..» Друзья, отравим ли и мы свою мечту?.. Благословенный диск! Как мощь его понятна, Как близость дорога за блеск, за теплоту, – Не им ли всё живет, всё дышит, всё в цвету? Равно благой к дворцам, лачугам и темницам, Вершит, как пастырь, он заботу Божьих треб. Святит дома людей, их труд, стада и хлеб, И радости дарит лесным зверькам и птицам. Он мира весть несет испуганным столицам, С ним миру путь ясней к вратам иных судеб. Пророчества о них он, лучезарный Феб, Внушает вдумчивым пастушеским цевницам. ПОД ПЛЕВНОЙ Осман, упорный вождь залитой кровью Плевны На зов царя идет, склонясь к руке врача. В бесстрашном сердце – страх: что, если сгоряча Позором отомстит ему властитель гневный? По степи, там, где бой тянулся многодневный, Раскинут строй полков; под ветром трепеща, Знамен разодранных колышется парча, И вдалеке рожок трубит сигнал напевный. Здесь – свиты полукруг. Почетный караул. И белый падишах… Он исхудал, сутул… Он помнит кровь врагов, победных дней предтечу. Замедлил шаг паша… В ушах тревожный гул… Но русский воин сам ступил врагу навстречу И саблю пленную герою протянул. * * * Я весь в минувшем дне. В мой мир уединенный, Как солнце, ворвался застенчивый привет; Несбыточное дал очей желанных свет, – О, как возликовал я, гордый и смятенный! За полночь далеко… Без сна горю, влюбленный… Под лампой на столе неконченный куплет; Напрасно знойный бред хочу вместить в сонет, Истомных грез прибой оправить в стих стесненный. Невыразима страсть… Пылает грудь моя, И сердце мечется, безумья не тая: Ему гроза любви и мука счастья внове… Свидетельница ночь, – врасплох застигнут я! О том, что никогда не выскажется в слове, Пусть скажет запах лип и песня соловья. БЫЛОЕ В НАСТОЯЩЕМ Надежному другу Дм. Магула – безнадежный <эксерсис> Я жил… Я пел… И юные экстазы Душа моя, с жезлом волшебным фея, Переливала в чистые алмазы Под колдовскую музыку Орфея. Но год отцвел… Я постигал обманы, Дивясь камней подземных дешевизне… И вот я здесь, на нашей общей тризне Лелею зарубцованные раны. Душа живет безмолвствующей жрицей, Надгробный звон растет, звучит <crescendo>. Былое мнится сказкой-небылицей И жизнь сама – сомнительной легендой. 20 августа 1958 Carmel, N.Y. СКАЗАНЬЕ О НАРЦИССЕ
СОНЕТЫ * * * |
