БЫВШИЙ ПЕЧОРИН Что ни год, то моложе, На десятке восьмом, Без мундира — он всё же Статным был молодцом. Не умом жил, а чувством — Без руля и ветрил, С прирожденным беспутством Княжий титул носил. Был любителем истым Трехэтажных словес. Крайним слыл монархистом Без царя в голове. Есть и хуже, и лучше… Всяк на разный покрой В разобщении сущий Эмигрантский герой. ДВОЙНИК Потрясен своей судьбою, В вестибюль входя иль в зал, Встретясь в зеркалах с собою, Я себя не узнавал. Что мне делать с этим снобом?.. Явь ведь это, а не сны. Ни до гроба, ни за гробом Мне такие не нужны. Навязал себе обузу. Без него хватало бед. Он ласкает мою музу И съедает мой обед. Разобраться трудно в этом: Началось давным-давно. Он ли сделался поэтом Или я?.. Не всё ль равно. Спаяно и неделимо, Всё с ним вместе, всё вдвойне. В самом деле, а не мнимо, – В нем мое, его во мне. ГОЛЫЙ КОРОЛЬ За короля за голого Готов отдать я голову: Его отвага мне милей Лукавой выдумки ткачей. С наивностью парнишкиной, С улыбкой князя Мышкина, Совсем он, как Амур, раздет И беззащитен, как поэт. Нелепость положения — Через воображение. Он мой лирический герой, Но сам я все же не такой. ОТРАЖЕНИЕ Во дворце или в избе, Всюду мне не по себе. О тебе везде тоскую, Проклиная долю злую. Не подруга ты моя, Это «ты» — второе «я», Подлинное, основное; Потерял его давно я. Лишь в стихах мелькнет порой Настоящий облик мой. СЕРДЦЕВЕД Натешились хирурги власть Над беззащитным грешным телом, Над пациентом омертвелым. И пересадка удалась. Мне сердце вставили чужое. Всё это было как во сне. Чье сердце? Не сказали мне. С тех пор не ведаю покоя. Где бывшие мои друзья?.. Ведь в прошлом два теперь истока. Боль двусердечная жестока. Что будет с этим новым «я»? Как стану дальше жить – не знаю. И стану ли писать стихи? Чужие чувства и грехи Мое сознание терзают. Лжет медицина, врет печать… Коль дело до конца рассудим, Поймем мы, что не надо людям Сердец подержанных вставлять. РАЗОБЩЕННОСТЬ Тут ни к чему прелюдия, Совсем понятно ведь, Что в тишине безлюдия О дружбе трудно петь. В безумии раздумия, Во тьме и в свете дня Воспоминаний мумия Не радует меня. И потому без ропота, Смиряя чувств прибой, Я приглушенным шепотом Беседую с собой… Без имени и отчества, А просто некий я Вдруг понял: одиночество – Основа бытия. РАЗЛАДЫ Ни в тьме ночей, ни в свете дня, Презрев насмешки и суровость, Уйти не хочет от меня Моя измученная совесть. Был с ней я с детских лет знаком, Уже тогда случались ссоры. И за столом, и за углом — Бесцеремонные укоры. Живем недружно. Как ни злись, Годами терпим эту муку. Характерами не сошлись И не способны на разлуку. Но совесть все-таки — моя, Хоть ни к чему ее старанья. С ней до сих пор пытаюсь я Наладить сосуществованье. МЕТАФИЗИКА Рожденья плач и смерти стоны — В них биологии права, Неумолимые законы Физического естества. И тут же, дикие вне меры, Растут, ничем не смущены, Ума дерзанья, крылья веры, Души пророческие сны. А потому узоры тленья Основой жизни не зови: Не победить им вдохновенья, Не потушить земной любви. БЛИЗНЕЦЫ У смерти и любви Один и тот же нрав. Они, как ни живи, Придут вне норм и прав. Душа тревогу бьет, Бунтуя и горя, Почуя их полет — Зигзаг нетопыря. Висит над жизнью сеть Предчувствия беды. Любовь — прыжок в бассейн, В котором нет воды. |
