ЧЕРНЫШ Дым горьковатый робкого костра. Вокруг тревожно дышит ночь глухая, Под локтем ветка хрустнула сухая. Трещит в огне смолистая кора. А утром солнце ржавое взошло, И на стволах ружья блеснули слезы… Олений мох и голые березы, Весенний воздух — острый, как стекло. Во мне дрожит звериная душа, А в пальцах, слипшихся от свежей крови, Мохнатые коралловые брови И бархатные перья черныша… ЧУЧЕЛО Тени ложатся, как сети. Письменный стол у стены. В пасмурном, утреннем свете Листья бумаги бледны. А над бумагой ютится, Телом колючим шурша, Старое чучело птицы, Тетерева – черныша. Молью изъедены крылья, Выцвели дуги бровей. Перья, покрытые пылью, Стали, как будто, светлей. Очень давно это было. В хвойной дремучей глуши Пела весенняя сила Тетеревиной души. В лес уходил я с двустволкой. Нежил лицо ветерок. Раз на поляне за елкой Я черныша подстерег. Видел он после немного. Трудное было житье: Бедность, стихи и тревога. Вскоре я продал ружье. Нет ни обиды, ни злобы; Груды бумаги, как снег. Стали мы старыми оба – Тетерев и человек. Думаешь, жив я, – а если Здесь в кабинетной тиши, Чучело в кожаном кресле Без человечьей души… Дождик в окошко стучится, В комнате сизый рассвет, Мертвая, пыльная птица И сумасшедший поэт. ВОЛК Бросить всё, и стать лесным бродягой, И разбойный выработать нрав. Брать где хитростью, а где отвагой. Знать, что сильный в этом мире прав. Пережить тревогу, страх и голод, И устать, и постареть слегка. Пусть под шкуру заберется холод, Осень и звериная тоска. А когда совсем ослабнут ноги, Встретить неожиданно врага: На глухой неезженной дороге — Страшного седого лесника. И глаза зажгутся, словно свечи, Волчье вздрогнет сердце, дыбом шерсть. А потом ударит горсть картечи. Скрипнут зубы. В горле кровь и смерть. РОЖДЕНИЕ ОБРАЗА Морозное яркое утро. Забрать бы ружье – и уйти, И смело, уверенно, мудро Шагать по земному пути. На снежной бумаге по краю — Не строчки, а заячий след, Я заново мир открываю, Охотник, бродяга, поэт. Мечте среди снега отрадно, Как белке, как юному псу, И дышится остро и жадно В холодном стеклянном лесу. А мысль русаком из оврага Мелькнет меж сугробов — и нет И только исчертит бумагу Неровно наброшенный след. И тут удивишься до боли, И жалость и счастье до слез. Такой замечательный в поле, Воистину русский мороз. МЕЧТАТЕЛЬ Не то, чтоб жить, а так — ошибкой Не наяву и не во сне Стоять с мечтательной улыбкой, Прижавшись к каменной стене. И, зимней упиваясь негой, Вдыхая побелевший пар, Смотреть, как серебристым снегом Напудрен скользкий тротуар. СЛАВА Большой поэт, как дерево, растет: Пускает ветви, укрепляет корни. Он вырос, наконец, совсем – и вот Шумит, огромный, сильный, непокорный, Но времени ему не одолеть. Таков удел всего – людей и сосен. Что ж, и поэт обязан умереть. Последняя к нему приходит осень. Земные обрываются мечты. Он засыпает просто, без мучений. И тихо осыпаются листы Из полного собранья сочинений. ПОЭТ Мечталось в детстве сладко, робко Перо царапало листки, И в сердце – маленькой коробке Стихов хранились лепестки. А годы шли, и сердце стало Расти всё больше, вскоре в нем Любовью первой трепетала Тетрадь, разбухшая цветком. Жилось легко, жилось беспечно, И новые пришли мечты, Копились в ящике сердечном Стихов бумажные цветы. И незаметно как-то старость Взглянула зеркалом. Потом Пришла осенняя усталость, Дрожали руки над листком. И вот с седыми волосами Я старый сгорбленный чудак, А сердце — как большой, стихами Набитый доверху чердак. |
