Примеры трудностей, вызванных распутицей, можно найти в журнале боевых действий танкового батальона 14-й танковой дивизии. Задачи посыльного в батальоне пришлось возложить на огнеметный танк. Для доставки запасных частей к нескольким танкам, оставшимся в батальоне, использовались шасси танков Pz-IV. Изначально предназначенные для тренировки механиков-водителей, они до окончания оттепели оставались главным средством для обеспечения снабжения батальона. С тех пор, как немцы впервые столкнулись с русской распутицей осенью 1941 года, им было ясно, что надежно преодолевать ее могут только гусеничные машины. Помимо танков и полугусеничной техники немцы разработали ряд оснащенных гусеницами транспортных машин, таких как «Молтье» (Maultier) и гусеничный тягач «Восток» (Raupenschlepper Ost), но производство и обслуживание таких машин обходились дорого, а кроме того, они потребляли больше горючего, чем обычные грузовики. В связи с этим их всегда не хватало. И тем не менее дело у немцев обстояло лучше, чем у советской стороны, которая вообще не имела собственного производства таких машин.

8 февраля XXXXII армейский корпус ожидали два сюрприза. Первым из них было советское предложение о сдаче (описанное в прологе книги), а вторым стала советская атака через реку Рось, выше по течению от Стеблева. Переправившись у Николаевки, несколько советских рот вошли в лес к востоку от реки, прежде чем спешно собранные немецкие войска сумели временно сбить советский плацдарм. Восточнее, у Валявы, сложилось тупиковое положение, но ситуация у Городища оставалась сложной. Лиеб отмечал в своем дневнике, что «машины, артиллерия, тяжелое вооружение 72-й, 389-й дивизий и дивизии СС „Викинг“, как и сотни раненых, застряли в Городище. Отход на прежние позиции привел бы к неприемлемым потерям в личном составе и материальной части. Позиции требовалось удержать в течение еще 24 часов».

Рота, в которую был зачислен Мейзер, состоявшая из артиллеристов из его батареи и солдат из пехотной роты, в предыдущий день не участвовала в серьезных боях. Однако Мейзер и сержант из пехоты видели, как советские войска подтягивались на фланги немцев. Оба были уверены, что их позиция была совершенно непригодна для обороны, и постарались убедить командира роты проигнорировать приказ Штельцнера. Но лейтенант Рудель, командовавший их ротой, был направлен на фронт до окончания учебы и практически не имел боевого опыта. В результате он не стал пытаться идти наперекор принятому решению, а вместо этого в точности следовал приказам, полученным от Штельцнера[168].

8 февраля советские войска перешли в атаку, создав угрозу обхода немецких позиций. Как и предсказывали Мейзер и пехотный сержант, немцы оказались слишком слабы, чтобы отбить советскую атаку, особенно с учетом сильно растянутой линии обороны. Немецкие солдаты стали отступать, но сержанту удалось превратить беспорядочное бегство в управляемый отход, хотя потери были значительны. Когда он и его люди встретили пехотного лейтенанта с тридцатью солдатами, то сразу же влились в его отряд. Им было достаточно сидения на безнадежной позиции по приказу окопавшегося в тылу майора-артиллериста.

Мейзер двинулся дальше в сторону командного пункта Штельцнера, где он нашел майора, и доложил ему о случившемся. Мейзер не поскупился на критику приказов Штельцнера, так что прежде, чем он успел закончить доклад, Штельцнер побагровел от злости и закричал, выхватывая пистолет: «Вы с ума сошли! Немедленно назад в роту!»

«Господин майор, вам следует знать, что не можете так обращаться со мной, — отвечал Мейзер. — Господин майор, вы, кажется, не поняли моего доклада. Рота больше не существует. Удостоверьтесь у других подразделений. А теперь, господин майор, сообщаю вам, что я болен! У меня сильно разболелась старая рана».

Штельцнер, казалось, был на грани потери самообладания, но Мейзер направился в ближайший дом, не упуская из вида майора. Как и ожидалось, в доме Мейзер нашел батальонного врача, который сказал, что Мейзер поступил совершенно правильно. В этот момент врача прервал телефонный звонок. Звонил Штельцнер, который потребовал, чтобы Мейзера проверили очень критически, чтобы получить медицинское свидетельство, что он пытался уклониться от боя. Доктор спокойно ответил, что Мейзер не пытался уклониться от боя, а его рана безусловно оправдывает его нахождение в тылу. К тому же Мейзер настолько ослаблен, что нуждается в недельном отдыхе от боя.

Штельцнер сердито бросил трубку, ничего больше не сказав. Мейзер был внесен в список больных, но недолго оставался в доме-госпитале. Не ставя Штельцнера в известность, Мейзер объявил себя здоровым. Доктор назвал Мейзера сумасшедшим, но отпустил его, снабдив болеутоляющими средствами. Мейзер присоединился к наспех собранному пехотному подразделению. Как и многие другие подобные формирования, оно не имело успеха в бою, и вскоре Мейзеру вновь пришлось разыскивать свою дивизию.

Кое в чем события развивались для группы Штеммермана благоприятно. Наиболее важным из таких моментов было весьма успешное снабжение по воздуху 8 февраля. В течение дня согласно первоначальным докладам на аэродром Корсуня было доставлено 20 тонн боеприпасов и 14 кубометров горючего, а кроме этого, в «мешок» были сброшены 127 контейнеров с различными грузами. К тому же в течение ночи на 9 февраля было доставлено еще 100 тонн боеприпасов и 32 кубометра горючего, а 566 раненых обратными рейсами были вывезены в тыл. Фактически позже обнаружилось, что эти первоначальные доклады давали весьма скромную оценку — впоследствии сообщалось, что в промежуток между утром 8 февраля и утром 9 февраля в группу Штеммермана было доставлено по воздуху 150 тонн боеприпасов и 60 кубометров горючего. Это было наибольшее количество, которое до сих пор удавалось ввезти по воздуху за 24-часовой интервал.

Прибытие такого количество необходимых грузов, прежде всего боеприпасов, дало группе Штеммермана некоторую передышку. Она действительно случилась в самый последний момент — начальник снабжения 8-й армии предсказывал, что имеющиеся запасы боеприпасов будут исчерпаны 9 февраля. И все же, когда Шпейдель и Буссе утром 9 февраля обсуждали сложившееся положение, они единогласно пришли к выводу, что группе Штеммермана следует идти на прорыв не позднее 11 февраля.

Хотя значительное количество раненых и вывезли в тыл, многие еще остались в окружении. Поздним вечером 8 февраля сообщалось, что в Корсуне остаются приблизительно 1400 раненых. Некоторые из них были эвакуированы следующей ночью, но, вероятно, оставалось еще около 1000 человек.

Потери, понесенные за две недели, прошедших со дня, когда два советских фронта начали наступление, были немалыми. 389-я дивизия была ослаблена уже к началу битвы, а к текущему моменту ее силы настолько истощились, что входившие в ее состав боевые подразделения были распределены между другими частями, а штаб дивизии использовался для управления движением транспорта в «мешке». Для окруженных солдат в этом, видимо, не было ничего примечательного. Почти с самого начала части перемещались туда и обратно. И хотя каждой дивизии выделялся свой участок обороны, подразделения разных дивизий были в значительной степени перемешаны.

Немецкие части перемешивались не только в результате перемещений согласно приказам вышестоящих командиров. Во многих случаях солдаты оказывались отрезаны от своих частей и блуждали по окруженной территории — кто-то в поисках своей части, а кто-то в попытке уклониться от участия в боевых действиях. Вместе с еще четырьмя солдатами Антон Мейзер добрался до Городища, где, поев и отдохнув, они стали искать свою дивизию. Двое из солдат не очень-то хотели «быть принесенными в жертву», как они называли это. Мейзер пытался убедить их, что если все будут думать подобным образом, то никто не вырвется из «мешка». Но этот аргумент не подействовал, и тогда Мейзер напомнил, что раньше или позже, но дезертирам придется несладко. Однако ему так и не удалось произвести впечатление на солдат. Мейзер оставил их, но двое других солдат последовали за ним и продолжили поиски своей дивизии. Вскоре они встретили унтер-офицера, который сказал им, что видел машины с эмблемой 389-й дивизии к северу от Городища. Мейзер отнесся к этой информации с сомнением, но не стал исключать возможности, что унтер-офицер был прав. В конце концов, их оттесняли на северо-запад.