При таком большом количестве раненых и изможденных людей, — среди выживших из группы Штеммермана, — потребовались бы месяцы отдыха, тренировок и восстановления, прежде чем эти войска снова можно было бы использовать в боевых действиях. Их будет сильно не хватать на Восточном фронте, но прежде чем начинать другие операции, солдат группы Штеммермана нужно было отправить в тыл. 1-я танковая армия подготовилась к тому, чтобы принять и быстро перевезти измученных солдат, но погода по-прежнему затрудняла перевозки.

Тем, кто еще мог ходить самостоятельно, как правило, приходилось идти пешком через слабо защищенный выступ, который обороняли передовые группы III танкового корпуса. Транспорт в основном был задействован для перевозки раненых, а времени было мало. III танковый корпус был опасно растянут, и 19 февраля он начал отход из Лысянки и выступа. К этому времени считалось, что из группы Штеммермана больше не удастся спасти никого.

После окончания Корсуньской битвы обе стороны постарались изобразить ее своей победой. Очевидно, прежде всего это делалось в целях пропаганды. В любом случае, у Красной армии имелись некоторые основания считать исход этих тяжелых боев победой. Немцы были окончательно отброшены от Днепра на территории Украины, а два вражеских корпуса были разбиты. Но реальный успех был меньше заявленного. Советская пропаганда утверждала, что ни один немецкий солдат не вырвался из окружения. Утверждалось также, что группа Штеммермана потеряла 52 000 убитыми и 11 000 взятыми в плен, что было чрезвычайным преувеличением, во всяком случае, в части числа убитых. К тому же заявлялось, что немецкие силы, брошенные на освобождение окруженной группировки — III и XXXXVII танковые корпуса, — потеряли 20 000 солдат и офицеров убитыми и более 600 танков, что тоже являлось грубым преувеличением. Советские источники ничего не говорили о потерях, понесенных своими войсками, поскольку упоминание количества потерь, которые Красная армия несла в отдельных битвах, было практически запрещено до 1990 года. Согласно Кривошееву советские потери в Корсунь-Шевченковской операции (24 января — 17 февраля) составили 80 188 человек, из которых 24 286 погибли или пропали без вести[213].

Донесения двух советских фронтов подтверждают уровень потерь, приведенных Кривошеевым. 1-й Украинский фронт Ватутина докладывал о 16 545 убитых, 46 410 раненых и 14 997 пропавших без вести между 20 января и 20 февраля. За тот же период 2-й Украинский фронт Конева имел 10 669 убитых, 34 613 раненых и 1886 пропавших без вести. Материальные потери составляли 1711 орудий и 512 минометов у 1-го Украинского фронта и 221 орудие и 154 миномета у 2-го Украинского фронта[214].

Для сражений на советско-германском фронте советские потери, понесенные в Корсунь-Шевченковской операции, были не особенно велики, а с учетом достигнутых результатов их можно считать низкими по стандартам Красной армии. Однако потери в танках ни по каким стандартам нельзя было считать низкими.

В Москве 18 февраля был дан салют в 20 залпов из 224 орудий, но последствия решения Сталина переложить ответственность за уничтожение окруженных сил немцев на 2-й Украинский фронт были заметны и в этом случае. В поздравлении Сталина 1-й Украинский фронт не упоминался вообще. Военный совет фронта Ватутина слушал сообщение о салюте и приказ Верховного Главнокомандующего по радио. Член военного совета фронта Крайнюков впоследствии вспоминал, что, выслушав приказ по радио, они очень огорчились. Тогда им казалось, что кто-то не совсем объективно доложил Верховному Главнокомандующему о вкладе войск 1-го Украинского фронта в разгром окруженной группировки. Немного успокоившись, Ватутин сказал: «Главное — разбить врага, а историки потом разберутся во всем»[215].

Как мы уже видели, потери, понесенные группой Штеммермана, составили приблизительно 19 000 убитыми и пропавшими без вести и около 11 000 ранеными. Немецкие части, действовавшие против внешнего фронта окружения, тоже понесли потери, но гораздо меньшие, чем у двух окруженных корпусов. За время попыток освобождения окруженных войск 1-я танковая армия потеряла около 3300 солдат, более 70 % из которых составили раненые. Части танковой армии, которые не принимали участия в ударах навстречу окруженным, за первые двадцать дней февраля потеряли менее 900 человек, что красноречиво свидетельствует о низкой интенсивности боев за пределами участков III и VII танковых корпусов.

Несколько удивляет, что дивизии, сражавшиеся у основания выступа, созданного III танковым корпусом, — 34-я и 198-я пехотные дивизии, а также 1-я танковая дивизия СС, — понесли заметно большие потери, чем три танковые дивизии, пробивавшиеся к группе Штеммермана. Фактически 1-я, 16-я и 17-я танковые дивизии потеряли около половины от количества потерь 34-й и 198-й дивизий и 1-й танковой дивизии СС, несмотря на то что первые вели преимущественно наступательные действия, тогда как последние в основном держали оборону. Есть несколько правдоподобных объяснений этого обстоятельства. Во-первых, следует отметить, что, как правило, наступление дается более высокой ценой, чем оборона. Обычно наступающий обладает какими-либо важными преимуществами, такими как превосходство в огневых средствах, внезапность, численное превосходство, местное господство в воздухе, большие запасы боеприпасов или резервы. Эти факторы часто перекрывают преимущества положения обороняющихся[216].

Часть

Убито / Ранено / Пропало без вести

1-я танковая дивизия

35 / 212 / 3

1-я танковая дивизия СС

82 / 219 / 17

16-я танковая дивизия

90 / 380 / 50

17-я танковая дивизия

77 / 225 / 25

34-я пехотная дивизия

170 / 707 / 105

75-я пехотная дивизия

23 / 64 / 6

198-я пехотная дивизия

105 / 509 / 147

1-я бригада реактивных минометов

17 / 32 / 0

Другие части 1-й танковой армии

205 / 637 / 39

Всего

804 / 2985 / 392

В случае наступления III танкового корпуса навстречу группе Штеммермана не следует забывать, что основную тяжесть советских ударов на острие наступления принимали на себя танкисты, а у основания выступа — пехота. Поэтому вполне можно было ожидать, что немецкие части у основания вбитого в советскую оборону клина понесут большие потери в людях, но меньшие потери в бронетехнике. Действительно, передовые танковые группы имели гораздо большие потери в танках, но откуда брались эти потери, возможно, не является очевидным и требует дополнительных комментариев.

Примечание: Таблица не включает все части 1-й танковой армии. Более подробные данные приведены в тексте.

В целом танковые части потеряли 138 танков, но лишь 35 из них были потеряны от вражеского огня. К тому же не все танки, подбитые противником, были потеряны безвозвратно: отсутствие ремонтных и эвакуационных средств и плохая погода не дали немцам спасти эти машины до начала отступления. Вместо этого их пришлось взорвать. Трудности с восстановлением поврежденных танков также послужили причиной их потери из-за технических неисправностей. Кроме этого, были танки, которые также имели механические повреждения, но были отремонтированы.

Девять случаев самовозгорания имели место у восьми «Пантер» и одного «Тигра», в чьих моторных отделениях возникли пожары. Ни один из них не удалось потушить вовремя, чтобы спасти танки от полного выгорания. Таким образом, самоуничтожение составило заметную долю в безвозвратных потерях «Пантер». Однако главной причиной потерь все же стали трудности с ремонтом поврежденных танков. В начале операции «Ванда» в частях III танкового корпуса на ходу была лишь половина от положенных по штату ремонтных и эвакуационных машин, а поломки чаще всего возникали в глубокой грязи, по которой танкам приходилось двигаться большую часть операции. Грязь и снег создавали дополнительные сложности для ремонтных бригад, а отход из выступа вокруг Лысянки был проведен слишком быстро, не позволив вернуть в строй значительное количество ремонтопригодных танков[217].