«Тебя я не хоронила…» Россия… Нет, не плачу я, стремясь домой: скорблю о том, что нет ее со мной. Тебя я не хоронила, твой лоб осенив крестом, и бросив камнем в могилу надежды последний ком. Рассталась, детей спасая на дымной, зажженной войной земле: хоть сроков не зная, но в сердце не допуская сомнений: вернусь домой! Минули десятилетья. Чужой укрощен язык (хоть ум мой к нему привык — на родном продолжаю петь я). Так живу… в стране безанкетной. Что же дом? Ужели забыт? Стала близкой страна мне эта: здесь мир для меня открыт. И клена чуждого ветка мне, вольной птице, милей из звезд построенной клетки, где марш поет соловей над землей иссохшей моей. Но в Сан-Франциско, в Мадриде, где беспечно гостит весь свет — восторг мой теснит обида: почему же тебя здесь нет? «Разум мой — барин, изнеженный, холеный…» Разум мой — барин, изнеженный, холеный, гордый и втайне довольный собой. Сердце же — странник голодный, оборванный, вечно вступающий в схватки с судьбой. Страннику небо синеет дождливое, вспышки улыбок ему шлет гроза; дикий пустырь расстилается нивою, ночь для него открывает глаза. Он на заре просыпается с пением, мир весь готов он с любовью обнять. Барин следит за ним с недоумением: Разуму сердце — вовек не понять. «Сентябрь. Но небо словно в мае…» Сентябрь. Но небо словно в мае слепит голубизной глаза. С ветвей стремительно спадает печально-пестрая краса. Вот клена лист. Лежит, сраженный, у ног моих на мостовой. Один. А мир такой огромный!.. Что будет делать лист с собой? Вчера — он, ветви украшенье, смеялся солнцу и дождю. Но, сбитый бурею осенней, лист чует близкую беду. Куда его погонит ветер? Как долго будет лист в пути? И сможет ли вдали от ветви былую свежесть обрести?.. «Скрывая бровью мысли раздвоенье…»
Скрывая бровью мысли раздвоенье, вновь у приемников склонился мир. В эфире, спотыкаясь, сообщенья несутся из военных штаб-квартир. Взрыв… Раньше в джунглях, а теперь в пустыне — в огне вода, трясина и песок. Следы седых тысячелетий ныне с булыжником стирают в порошок. Перед Стеною Плача — ликованье: навек един… границы больше нет! И брату брат твердит как заклинанье: Шолом, Шолом!.. Что слышит он в ответ? «Я отомщу!» — несется из пустыни (напрасно снится виноград пескам). Она ему: «Сломи, сломи гордыню, и пусть вражды не будет и в помине в твоем ответном «Алейкум Салям!» Вражду слепую унося с собой, уходит брат один… И боя ждет другой «Шла я вдоль спеющий нивы и пела…» Шла я вдоль спеющий нивы и пела: песни о детстве беспечном, голодном; песни о веснах с их дерзкой надеждой — горькие песни о позднем прозренье. С памятью Муза моя подружилась в песнях о невозместимых потерях… Пусть не силен был мой голос, но люди поняли: в песнях был гнев, но не злоба. Шла я в раздумье. Потом осмотрелась — радость волною меня захлестнула и на чужом языке, как умела, новый свой край я с любовью воспела. Хор голосов подхватил, окрыленный песней о крае, огромном, свободном, с тонущим где-то вдали горизонтом, песней о ставших мне близкими людях… Где же друзей голоса? Тех, что прежде слушали песни мои с одобреньем?.. Мимо идут. Скрылись вдруг за стеною. Глухо доносится эхо молчанья. В песню волью сердца жаркого пламень — верю: холодный расплавится камень! «Мы, женщины, все слабые созданья…» Н.Л. и А.С. Виссарионовым Мы, женщины, все слабые созданья, и гениями быть нам не дано. Хоть горько этой истины сознанье — не слишком удручает нас оно. Нет, мы не ропщем: сердце нам большое дал Бог, чтоб силу мускул возместить. Мы это сердце отдаем героям способным в мире чудеса творить. Мы только женщины. Но мир качаем легко рукой мы, словно колыбель. Царей венчаем, их порой свергаем… Вы помните. Забыли? Неужель?.. Всех в мире слабых женщин мы потомки; поэты нас воспели на века. В нужде, в войне, в изгнании — мы стойки, хоть доля ваша вовсе не легка. Предметом шуток наша слабость стала — пословиц, остроумных афоризмов — тьма. Они нас унижают так же мало, как… моськи лай вдоль улицы — слона. Простите столь обидное сравненье: (мы рифмы ради все порой грешим): отважны вы, в том нет у нас сомненья, о слабостях же ваших — умолчим. Мы — не враги: — мы жизни украшенье. Вас не любить не можем мы никак. До гроба иль на миг, для развлеченья — не правда ли, приветствует нас всяк? В одном, я знаю, вы со мной согласны: в значении пред Богом мы равны. Вы льстите нам: «Как женщины прекрасны!» Поем (для виду) мы: «Как вы сильны!» |
