Через несколько дней состоялся мой сольный концерт. Зрители принимали меня так же тепло. Каждую верхнюю ноту они встречали овацией. Когда я пел на бис «О мое солнце», то поразился, как принимают эту неаполитанскую песню. Можно было подумать, что прозвучал китайский гимн. Потом я говорил, что они аплодировали этой неаполитанской песне, как неаполитанцы. А может быть, и горячей.

По-моему, теперь в Китае о нас знали все. Однажды утром в гостинице нам сообщили, что мы приглашены к Генеральному секретарю Коммунистической партии Китая господину Ху Яобаню. Наши китайские друзья особо подчеркнули, что это большая и редкая честь, которая оказывается даже не всем сановным особам, посещающим страну (после моей мальчишеской велосипедной поездки я и вовсе был удивлен, что меня считают сановной особой).

Нас привезли на «мерседесе». Повсюду было много журналистов и телеоператоров. Господин Ху оказался невысоким человеком, приятным и мягким в обращении. Как многие официальные лица в Китае, он не выпускал изо рта сигареты. Обед был торжественный, присутствовало много официальных лиц. Мы с супругой чувствовали себя польщенными оказанной честью и получили большое удовольствие от этого приема. Когда-то в Модене, когда мы были молоды, влюблены и слишком бедны, чтобы купить автомобиль, то не могли и мечтать, что когда-нибудь будем сидеть в китайском дворце и нас будут принимать первые лица страны. Для нас это был волнующий момент.

Во время обеда господин Ху сообщил через переводчика, что приглашает меня спеть в зале Всекитайского собрания народных представителей. Мне объяснили, какая это большая честь.

Этот зал — самый большой в Китае, он вмещает 10 000 человек. Здесь собираются руководители компартии и члены правительства, чтобы обсудить государственные дела. В зале у каждого места — столик с микрофоном. Для китайцев этот зал — одна из самых важных достопримечательностей страны.

Мне сказали, что я первый иностранный певец, который будет в нем выступать. И когда увидел, как господин Ву и госпожа Хуа удивлены и польщены, что их правительство оказало мне такую честь, понял, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Но у этого события была и оборотная сторона: мы не ожидали ничего подобного, а в распоряжении у нас оставалось только несколько дней, чтобы вместо запланированного ранее обычного сольного концерта спеть один из самых больших концертов (в закрытом помещении), которые мне когда-либо приходилось давать за всю мою артистическую карьеру.

К многим проблемам прибавилась еще одна: наша акустическая система наконец прошла таможню, но времени установить ее уже не хватало. Как правило, когда я даю большой концерт, требуются сутки, чтобы смонтировать акустическое оборудование. У нас же было всего шесть часов для установки его в огромном зале, не рассчитанном на музыкальные представления. К тому же китайские техники налаживали освещение и сказали, что наши акустики не должны заходить на сцену, пока они не закончат свою работу. Вот именно в таких ситуациях и возникали трения между нами и китайцами. И чтобы все уладить, требовалась большая дипломатичность с обеих сторон. Большой проблемой и для нас, и для китайцев стали билеты: их нужно было напечатать и распространить за несколько часов.

Так или иначе, но всё все успели. Вечером я вышел из артистической во фраке, в белом жилете и галстуке. Прошел мимо техников и рабочих сцены, мимо госпожи Хуа, нашего руководителя от министерства культуры. Остановился, поцеловал ее на счастье в щеку и вышел на сцену: в зале передо мной сидело 10 000 китайцев.

Оркестр аккомпанировал прекрасно. Публика на концерте была просто потрясающая: при каждой высокой ноте начинали хлопать, а в конце просто неистовствовали от восторга. Этот концерт стал одним из самых ярких впечатлений моей жизни, замечательным завершением наших необыкновенных двух недель, проведенных в Китае. В тот же вечер мы вылетели в Европу.

В Пекине меня всегда глубоко трогал прием китайских зрителей. Полагаю, что до этого я нигде не встречал ничего подобного. Они так добры, открыты и великодушны, в них нет ни зависти, ни национализма. Их отклик шел из самого сердца, их души раскрывались нам навстречу. Конечно, звуки нашей музыки, безусловно, непривычны для слуха китайцев, но они воспринимали ее очень чутко. И это было не просто проявление интереса к другой культуре. Ничего подобного прежде я не испытывал, и меня это очень трогало.

Оказывается, концерт транслировали по телевидению и одновременно его смогли посмотреть двести миллионов китайцев. Трудно себе представить такое. Невероятно! Это было замечательное завершение нашей необычной поездки.

Перед отъездом возник вопрос: что делать с кухонными принадлежностями, особенно с холодильником? Я решил подарить его нашему переводчику г-ну Ву, который был так добр и внимателен к нам все время.

К нашему изумлению, он не принял подарка. Когда его спросили почему, он ответил, что на его улице ни у кого нет холодильника и соседи могут невзлюбить его за это. Мы подозревали, что дело не только в этом, но он отказался от холодильника наотрез.

Кое-кто из моих друзей любит поддеть меня и говорит, что, когда я отправляюсь в поездки по экзотическим странам, то мало что вижу, потому что всегда нахожусь либо в лимузине, либо в роскошном отеле. А отели и лимузины везде одинаковы. «Как там лимузины в Венгрии, Лучано? Они не такие, как в Чили?» В какой-то степени это утверждение справедливо. Но я всегда стараюсь прорваться сквозь искусственный барьер, чтобы лучше узнать то место, где нахожусь. Иногда же (как в случае с господином Ву) жизнь страны сама прорывается ко мне.

Китайцы — совершенно необычные люди, со своим особым менталитетом. Люди везде хотят жить лучше, так или иначе стремиться вперед. Мы, итальянцы или американцы, в большинстве своем стремимся иметь дом побольше, машину получше. Но китайцы — другие. Хотя мне и говорили, что лет через десять на улицах Китая будет полно машин, я не уверен, что они хотят этого. Да, они хотят лучшей жизни (как все люди), но, может быть, по-своему? Может, им не нужен ни новый дом, ни автомобиль?

Как бы там ни было, поездка в Китай стала одним из самых ярких впечатлений моей жизни. Я, разумеется, не забуду ее, а если и начнет что-то забываться, у меня есть видеофильм «Далекая гармония», чтобы я мог вспомнить прекрасные места, замечательных людей, их сердечный прием.

Правительство Китая еще не раз приглашало меня приехать вновь. Но я всегда отклонял эти предложения: знаю, сколь бы удачной ни была следующая поездка, она никогда не будет такой удивительной, наполненной непредвиденными ситуациями, как в 1986 году. Такое в жизни не повторяется. Такое не случается дважды.

Всю жизнь я был отчаянным болельщиком, почти фанатом. Мне нравятся все виды спорта, но самым любимым остается футбол (американцы называют его «соккером»). Помню, в детстве я играл в него каждую свободную минуту. Если был не в школе и не за семейным обедом, то гонял на улице мяч с соседскими ребятами. Играл я и в школьный команде, и в местной футбольной лиге. А если не играл в футбол, то занимался другим видом спорта. Я всегда был в движении, никогда не стоял на месте. Моя чудная бабушка Джулия, бывало, говорила: «Тише, Лучано. Напугаешь лошадей».

В футбол я играл неплохо, но не настолько хорошо, чтобы стать профессионалом. Он у меня в крови — как музыка. Я внимательно слежу за игрой профессиональных команд. Могу не знать, кто пел на прошлой неделе в «Ковент-Гарден» или в «Ла Скала», но скажу наверняка, кто победил — «Флоренция» или «Мадрид». Где бы ни находился, я звоню друзьям, чтобы узнать счет матча. Футбол повлиял и на мою карьеру оперного певца. Именно из-за футбола состоялся первый «Концерт трех теноров», когда мы пели вместе с Пласидо и Хосе.

Мне нравится и теннис: я постоянно играл, пока меня не подвела коленка. Когда не мог быстро бегать, то какое-то время играл в парный теннис, но, в конце концов, пришлось бросить и его. Говорят, я был атакующим игроком. Мы часто играли с Ренатой Нэш и ее мужем. Когда я был ее партнером, то, бывало, стоял на одном месте и вопил: «Бери мяч, бери мяч!» Теперь колено мне прооперировали. Надеюсь, что скоро смогу играть в теннис и сам брать мячи.