Элен виновато смотрела на Софи.

— О Господи. Мне показалось, что это такая хорошая идея, — сказала она, накрыв своей ладонью руку Софи. — Судя по выражению твоего лица, это не так?

— Пожалуй, нет, — сказала Софи, стараясь придать своим дрожащим от обиды губам некое подобие улыбки.

— Хочешь поговорить со мной об этом?

— Пожалуй, нет. — Она вынула из сумки носовой платок и приложила его к глазам, стараясь остановить готовые брызнуть слезы. — Давай лучше как следует пообедаем и поговорим о театре, хорошо?

Два дня спустя Софи встретилась с Джои Гилмором и объявила, что решила сниматься в фильме Лучани.

Джои терпеливо вздохнул.

— Согласен, готовый фильм, возможно, получит восторженные отзывы в маленьких журналах для высоколобых и в студенческих газетах. Но я уже говорил, что он не заработает ни пенни, и это я тебе гарантирую. Ты получишь на руки несколько сотен фунтов в качестве прямого гонорара, и для тебя будет большой удачей, если сверх этого тебе обломится хоть что-нибудь еще. С моей помощью ты можешь заработать в десять раз больше, играя в телерекламе здесь, в Лондоне!

Софи смотрела на висящую на стене фотографию, на которой Джои обменивался рукопожатием со знаменитым театральным актером, умершим пару лет назад.

— Я ни разу не была в Пизе, — сказала она с отсутствующим видом.

— Она ни разу не была в Пизе, — передразнил ее Джои, бросая на стол карандаш. — Позволь мне обеспечить тебе настоящий контракт в настоящем фильме. Тогда ты заработаешь кучу денег и сможешь поехать в свою Пизу, чтобы просто отдохнуть.

Софи устало улыбнулась.

— Боюсь, что я уже все решила, — сказала она, как бы извиняясь перед ним. — Я хочу сняться в фильме Франко, и деньги меня не волнуют.

— Прекрасно, значит, деньги тебя не волнуют! — вспыхнул Джои, хлопнув ладонью по столу. — Как ты не понимаешь, что сейчас для твоей карьеры наступило самое решающее время!

— К черту мою карьеру! — с внезапным упрямством сказала она.

— Я не уверен, что понимаю тебя, — вздохнул Джои, проведя пятерней по своим густым волосам. — Последнее время ты что-то не очень весело выглядишь, Софи, какая-то бледная, отрешенная. Сидишь у меня в кабинете и говоришь, что тебе наплевать на карьеру. Что с тобой происходит?

— Ничего особенного, — мягко сказала Софи. — Просто я чувствую этот фильм. Сделает ли он миллион или не принесет ничего, я знаю: это именно то, что мне нужно.

Джои пристально посмотрел на нее и пожал плечами.

— Хорошо, в таком случае я не буду спорить с тобой. Хочешь, чтобы я начал переговоры об условиях контракта?

— Да, пожалуйста.

— И ты согласна начать съемки в середине сентября?

— Да. Вероятно, я буду отсутствовать всего лишь два месяца. Франко хочет успеть закончить съемки прежде, чем начнет рано темнеть. Так что я смогу вернуться как раз вовремя, чтобы заняться чем-нибудь другим, что может к тому времени подвернуться.

— Ну что ж, тебе решать, милая моя. Итальянец будет вне себя от восторга, скажу я тебе. Всю последнюю неделю он буквально не вылезал из моего кабинета, о'кей, я тут же займусь этим. — Он встал, чтобы проводить Софи из своего кабинета. — Только, пожалуйста, никуда не исчезай, — предупредил он, похлопывая ее по плечу. — Мне нужен будет твой номер телефона в Пизе, чтобы я мог связаться с тобой в любое время суток. Перед тобой, малышка, начинают открываться блестящие перспективы, поэтому я всегда должен знать, как мне тебя найти.

Сидя в вагоне подземки, Софи задумалась, впервые откровенно признаваясь себе, что больше не хочет быть актрисой.

Да, конечно, у нее есть определенный талант, и, раз сделав себе имя, она, вероятно, всегда будет иметь работу. Впереди у нее была карьера, имевшая все основания стать вполне успешной. Но Софи сомневалась, что ей удастся добиться по-настоящему блестящих результатов. Она же не Элен ле Бон. Что-то произошло с ней, что-то такое, из-за чего у нее появилось отвращение к своей профессии.

Жизнь, основанная на иллюзии, на мечтах, на изображении эмоций, которых она не чувствует. Восторженные похвалы людей, которые ее не знают. Чужие страсти, чужие слова… Разве этого она хотела?

, В восемнадцать, когда она поступила в школу драматического искусства, эта жизнь казалась ей такой заманчиво-прекрасной. У нее всегда был талант лицедейства, она всю жизнь хотела стать актрисой, но за прошедшие с тех пор пять лет она сильно изменилась, особенно за последний год, когда в ее жизнь вошел Кайл Харт.

Как это часто случается в жизни, все оказалось далеко не таким простым, каким виделось в самом начале. Драма как приятное увлечение, хобби — это одно; и совсем другое — драма как образ жизни. В этом случае она должна удовлетворить какие-то глубинные эмоции и чувства, иначе все может закончиться потерей иллюзий и разочарованием в жизни. Если по-настоящему не любить сцену — неважно, театральную или кинематографическую, — то трудно выдержать далеко не легкую жизнь профессионального актера. Так много в ней зависит от умения создать иллюзию, притвориться, сымитировать реальность. А она так устала притворяться.

Но что ей оставалось делать? Ничего другого она не умела, даже печатать на машинке или стенографировать. Значит, у нее нет иного выхода, как продолжать быть актрисой. Во всяком случае, в ближайшем будущем. Она подумала о Пизе и фильме «Первый день осени». Какие бы внутренние изменения ни происходили в ней, сейчас для нее главное — как можно скорее уехать из Лондона.

Она вышла на остановке Сент-Джонс-Вуд и медленно побрела домой. Было уже за полдень, когда, повернув на свою улицу, она внезапно остановилась как вкопанная.

Рядом с ее домом стоял сверкающий спортивный «ягуар» Кайла. Ее сердце лихорадочно забилось и затем ухнуло камнем куда-то вниз. Дженни не было дома. Утром она ушла по магазинам и должна была вернуться ближе к вечеру.

В автомобиле, откинувшись на спинку сиденья, сидел Кайл. Его глаза были закрыты, и Софи в какой-то момент подумала с облегчением, что он спит. Но когда она попыталась незаметно проскользнуть мимо его машины, до нее донесся его низкий голос.

— Торопитесь?

— Я боялась разбудить вас, — вздохнула она, медленно поворачиваясь к нему лицом.

— Я не спал. — Кайл вышел из машины. В черной рубашке и черных джинсах, плотно облегающих его бедра, он больше чем всегда походил на хищную пантеру. Его гибкая талия была охвачена кожаным ковбойским ремнем с тяжелой, начищенной до блеска медной пряжкой. Он улыбнулся, глядя на нее изумрудно-зелеными глазами в обрамлении густых темных ресниц.

— Где же ваша прелестная кузина?

— Пошла по магазинам, — коротко сказала Софи. — Скорее всего, накупить себе модных платьев, чтобы вы могли повести ее в модные места и вскружить ее взбалмошную головку.

— Прекрасно. Именно это мне и хотелось услышать. — Улыбка растворилась в усмешке, заставив ее пульс забиться в беспорядочно-учащенном ритме.

Господи, подумала Софи, глядя на него с вымученным вызовом на лице, из всех подверженных идиотским эмоциям женщин она, должно быть, самая глупая. Почему одно его присутствие делает из нее какое-то жалкое, не умеющее совладать со своими нервами существо? Ведь она прекрасно знает, что он из себя представляет.

— Мы так и будем стоять здесь весь день? — спросил он, насмешливо глядя на нее. — Могли бы предложить мне бокал вина.

Софи молча провела его к себе в квартиру.

— Чем же вы были заняты все это утро, моя маленькая актриса? — спросил он ее на кухне.

— Встречалась со своим агентом, — коротко ответила она.

— Он нашел для вас какую-нибудь работу?

— В общем, да, — с удовлетворением заметила она, открывая штопором бутылку. — Я буду сниматься у Лучани.

Он, прищурившись, взглянул на нее.

— Я слышал, что этот парень предлагает мизерную оплату, на которую можно едва свести концы с концами.

Софи бросила на него сердитый взгляд.

— Как видно, вы в курсе всех моих дел.