— Ты хочешь, чтобы я поверил в невозможное, — сказал он. — Я знаю, что на вашей планете совершается много странного, но то, что я видел… Я не думаю, что…

— Я знаю вас, землян, — прервал его Танд. — Как все это кажется одной из ваших волшебных сказок, мифов. Или же вы называете это явление кошмаром. Но мы, карренцы, не знаем, что такое кошмар…

— Разумеется, — сказал Кармода. — Кошмары начинаются на вашей планете каждые семь лет. И большинство из вас спасается от них, погружаясь в Сон. А мы, земляне, встречаемся с кошмарами только во сне. — Он поморгал глазами, улыбнулся своей холодной улыбкой и добавил: — Но я не такой, как остальные земляне. Я не вижу снов и у меня не бывает кошмаров.

— Я понимаю, — ответил Танд бесстрастным тоном и без всякой злобы. — Я понимаю, что ты отличаешься от остальных землян тем, что не имеешь совести. Земляне, если, конечно, у меня правильная информация о вас, страдают душевно, если им приходится хладнокровно убивать своих жен.

Стены будки заходили ходуном от громовых раскатов хохота Кармоды. Танд бесстрастно смотрел на него, затем хихикнул и сказал:

— Ты смеешься громко, но не громче, чем это.

Он повел рукой по воздуху, изображая сильный ветер на улице. Кармода не понял его жеста, он был разочарован. Он ожидал, что Танд разгневается на насмешку. Может, Танд все же полисмен? Иначе как объяснить его жесткий самоконтроль при насмешках Кармоды? А может, это его не трогает? Ведь преступление совершил землянин и на Земле. Конечно, представитель одной расы не примет близко к сердцу убийство представителя другой расы, которое к тому же совершилось на расстоянии десяти тысяч световых лет от его планеты.

Однако всеми давно признано, что жители планеты Радость Данте самые этичные существа во всей Вселенной и самые чувствительные.

Сразу поскучнев, Кармода сказал:

— Я возвращаюсь к мамаше Кри. Идешь со мной?

— А почему бы нет? Сегодня она устраивает Последний Ужин, а затем будет спать.

Они шли по улице молча, хотя ветер стих и допускал возможность беседы. Вокруг них возвышались громадные, украшенные чудищами и богами здания, построенные навечно, способные выдержать любые катаклизмы, огонь, ветер, пока спят их обитатели. Кое–где появлялись редкие прохожие, спешившие окончить неотложные дела, прежде чем погрузиться в Сон. Толпы, которые еще вчера кишели здесь, исчезли, и с ними исчезли шум, суета, ощущение жизни.

Кармода смотрел на молодую женщину, пересекающую улицу, и подумал, что если ей накинуть мешок на голову, то ее ничем не отличить от женщины Земли. Те же длинные стройные ноги, широкий таз, соблазнительные округлости бедер, узкая талия, упругая грудь… Да и все остальное… Внезапно свет мигнул, изменяя цвет. Он посмотрел на солнце. До этого ослепительно белое, оно превратилось теперь в громадный бледно–фиолетовый диск с темно–красной окантовкой. Кармода ощутил головокружение, жар, солнце расплылось в его сознании, превратилось в растаявшую ириску, медленно плывущую по небу.

А потом так же внезапно головокружение и слабость исчезли, солнце опять превратилось в ослепительно белый, раскаленный шар, и Джон отвел от него глаза.

— Что же, черт побери, это было? — спросил он хриплым голосом, не обращаясь ни к кому и забыв, что Танд идет рядом с ним. Он вдруг почувствовал, что весь дрожит от холода, что силы вдруг оставили его, как будто из него выкачали половину крови. — Что же это? — снова спросил он хриплым голосом.

Теперь он вспомнил, что подобное уже произошло час назад. Солнце тогда тоже изменило цвет. Какое было оно? Фиолетовое? Голубое? Тогда ему тоже стало невыносимо жарко, как будто жар проник до самых его костей. И тогда тоже все поплыло у него перед глазами. Но тогда все произошло быстро, в одно мгновение. Воздух в трех футах от него вдруг сгустился, стал ярким, как будто молекулы воздуха сфокусировались в зеркало. И в зеркале появилось это лицо, нет, не лицо, только кожа, тонкая пленка, которую подхватил ветер и понес.

Он задрожал. Снова поднялся ветер, и это отнюдь не помогло ему согреться. Вдруг он вскрикнул: в десяти футах от него катился по земле гонимый ветром кусок кожи, свернутый в шар. Кармода сделал шаг вперед, готовясь броситься за ним, затем остановился, покачал головой, потер в замешательстве длинный нос и неожиданно ухмыльнулся.

— Она не зацепит своими крючками Джона Кармоду, — громко сказал он. — Пусть эта кожа, или что там такое, катится к тому, кому она принадлежит.

Он взял сигарету, прикурил, потом посмотрел на Танда. Тот, стоя посреди улицы, склонился над девушкой. Она лежала на спине. Ноги и руки ее были сведены судорогой, остекленевшие глаза были широко раскрыты, изо рта вытекала окрашенная кровью пена.

Кармода взглянул на нее и сказал:

— Конвульсии. Ты сделал все правильно, Танд. Старайся, чтобы она не откусила себе язык. Ты тоже получил медицинскую подготовку?

Сейчас, однако, он готов был откусить язык самому себе. Теперь Танд узнает еще что–то о его прошлом. Конечно, это мало поможет Танду в сборе свидетельств против него. Но Джон не любил открывать свои карты. Во всяком случае, даром ничего не отдавал. Чтобы быть живым, необходимо забирать себе как можно больше, а отдавать как можно меньше. Закон природы.

— Нет, — сказал Танд, следя, чтобы платок, всунутый в рот девушки, не задушил ее, — но моя профессия требует знания правил оказания первой помощи. Бедная девушка, ей нужно было уснуть еще вчера. Но я полагаю, она не знала, что это так подействует на нее. А может, знала и искала шанс излечить себя.

— Что ты имеешь в виду?

Танд показал на солнце.

— Когда оно меняет цвет, в мозгу человека начинается буря. И тогда может проявиться скрытая предрасположенность к эпилепсии. Так происходит, если человек не спит. Те, кто ищет шанс, обычно погибают, хотя и не всегда. Если человек пройдет через это, он излечится навсегда.

Кармода недоверчиво посмотрел на солнце.

— Вспышка на нем в восьми миллионах миль отсюда может вызвать такое?

Танд пожал плечами и встал. Девушка уже не корчилась в судорогах и, судя по всему, мирно спала.

— А почему нет? Мне говорили, что и на твоей планете тоже ощущается влияние солнечных бурь и других флуктуации солнечного излучения. У вас, как и у нас, уже созданы карты климатических, психологических, деловых, политических, социологических и других циклов, которые непосредственно определяются изменением на поверхности Солнца. Эти изменения можно предсказать на столетия вперед. Почему же ты удивляешься, что наше солнце делает то же самое, только гораздо сильнее?

Кармода в замешательстве махнул рукой, но затем опомнился. Он не хотел, чтобы кто–нибудь видел его растерянность.

— А как объяснить эти… эти странные физиологические трансформации… эти физические проекции мысленных образов?

— Мне бы тоже хотелось это знать, — сказал Танд. — Наши астрологи изучают эти явления уже тысячу лет. И ваши ученые основали базу на астероиде для изучения этого феномена. Однако после первых же опытов земляне покинули базу, когда пришло время Сна. Это явление не поддается анализу, подробному изучению. Ученые слишком заняты борьбой со своим физическим состоянием в этот период. Им не до изучения самого явления.

— А приборы? Уж они то не подвергаются действию излучения?

Танд обнажил в улыбке голубые зубы:

— Разве? Они регистрируют какие–то дикие всплески волн, как будто сами страдают эпилепсией. Может, эти записи имеют огромную ценность, но кто может их интерпретировать? Никто. — Он помолчал, затем сказал: — Но это неверно. Есть трое, кто мог бы все разъяснить. Но они не хотят.

Кармода проследил взглядом направление, куда указывала рука Танда, и увидел бронзовую группу статуй в конце улицы: богиня Босита, защищающая своего сына Иесса от нападения Алгула, бога зла, брата–близнеца Месса. Алгул был изображен в виде дракона.

— Они?

— Да, они.

Кармода насмешливо улыбнулся и сказал:

— Я удивлен, что такой интеллигентный человек, как ты, исповедует такую примитивную философию.