— Заткнись! — взвыл он и вновь встряхнул ее. Она вырвалась и упала на колени. Он сразу же поставил ее на ноги, отметив, что колени были ободраны. Вид крови, вместо того чтобы смягчить, разъярил Лейна еще больше.

— Веди себя нормально, или тебе будет хуже! — прорычал он.

Она бросила на него короткий взгляд, откинула назад голову и издала странный придушенный звук. И сразу же ее лицо приобрело синеватый оттенок. Секундой позже она тяжело рухнула на пол.

Испуганный, он перевернул ее. Она была в смертельном шоке.

Он вытащил кляп, залез ей в рот и захватил корень языка. Язык выскользнул, но Лейн схватил его вновь. Язык стремился вырваться, словно живое существо, не повиновавшееся ему.

Наконец Лейн извлек ее язык из глотки: она проглотила его в стремлении убить себя.

Лейн ждал. Когда стало ясно, что она приходит в себя, Лейн снова засунул ей кляп в рот. Когда он завязывал сзади узел, ему в голову пришла мысль, от которой руки его опустились. Что, если это будет продолжаться? Если позволить ей говорить, она произнесет слово, которое повергнет его в рвоту. Если оставить ее с кляпом, то она вновь проглотит свой язык.

Он может спасать ее много раз, но в конце концов она преуспеет в своих попытках задушить себя.

Единственное, что спасло бы Лейна, было для него невыполнимо. Если ее язык будет вырван с корнем, она не сможет ни говорить, ни убить себя. Некоторые люди сделали бы это. Но он не мог.

Чтобы добиться ее молчания, надо было убить ее.

— Я не могу сделать это хладнокровно, — объяснил он громко. — Итак, Марсия, если ты хочешь умереть, ты должна кончить жизнь самоубийством. Я мешать не буду. Вставай! Я беру твой багаж, и мы отправляемся.

Марсия посинела и осела на пол.

— Я не буду спасать тебя на этот раз! — заорал он, но обнаружил, что руки его неистово стараются развязать узел.

Идиот, твердил он себе, какой же он идиот! Конечно! Решение есть: нужно использовать ее собственное оружие. Повернув регулятор на парализующее действие, он выстрелил в нее, когда она начала приходить в сознание. Это, разумеется, означало, что он понесет ее и снаряжение — тридцать миль по трубе до ближайшего к базе выхода. Но он должен сделать это. Он соорудит что–то вроде упряжки. Он это сделает! Его ничто не сможет остановить. И Земля…

В этот момент он, услышав незнакомые звуки, оглянулся. В комнате стояли двое ээлтау в защитных костюмах, и еще один выползал из туннеля. У каждого в руке было оружие с грушевидным концом. С отчаянием Лейн схватился за оружие, висевшее на его поясе. Левой рукой он повернул регулятор в сторону ствола, надеясь, что это обеспечит полную мощность. Затем он направил грушу на группу…

Он очнулся, лежа на спине, одетый в свой костюм. На нем не оказалось шлема. Лейн ощутил, что его связали ремнем. Его тело было беспомощно, но он мог повернуть голову. Он так и сделал и увидел множество ээлтау. Тот, который парализовал Лейна своим оружием, стоял рядом.

Зазвучал английский язык с едва заметным акцентом:

— Успокойтесь, мистер Лейн. Вам предстоит долгое путешествие. Вам будет удобнее, когда мы окажемся на нашем корабле.

Лейн открыл было рот, чтобы спросить, как они узнали его имя, но тут же закрыл его, поняв, что они, должно быть, прочитали записи в вахтенном журнале на базе. И было неудивительно, что некоторые ээлтау знали земные языки. Столетия их патрульные корабли ловили передачи по радио и телевидению.

Тут к капитану обратилась Марсия. Ее лицо было ужасным, покрасневшим от слез и исцарапанным.

Переводчик обратился к Лейну:

— Марсийяа просит сказать ей, зачем вы убили ее ребенка7 Она не понимает, почему вы так поступили.

— Я не могу ответить, — объяснил Лейн. Его голова была словно в тумане. Комната медленно поплыла вокруг.

— Я скажу ей почему, — проговорила переводчица. — Скажу, что такова природа зверя.

— Это не так! — закричал Лейн. — Я не злобный зверь. Я сделал это, хотя я и собирался… Я не мог принять ее любовь и остаться человеком! Не разновидностью человека…

— Марсийяа, — объяснила переводчица, — просит, чтобы вы были прощены за убийство ее ребенка. И чтобы вы впредь после нашего обучения стали не способны на такие вещи. Сама она, хотя и поражена горем в связи со смертью ребенка, прощает вас. И надеется, что придет время, когда вы будете воспринимать ее как… сестру Она думает, что в вас есть что–то хорошее.

Лейн сжал зубы и прикусил кончик языка, когда они начали надевать на него шлем. Он не смел заговорить, потому что это означало бы, что он станет кричать и кричать. Он чувствовал, как нечто словно внедрялось в него, разрушало его оболочку и вырастало во что–то, напоминающее червя. Оно поедало его. А что должно было случиться, прежде чем это пожрет его, он не знал.

На земле было бы жутко видеть человека, который гонится за кожей лица, тонкой пленочкой, которую, как бумажку, гонит ветер.

На планете Радость Данте это привлекло внимание лишь нескольких прохожих. И это любопытство было вызвано только тем, что занимался этим землянин, который сам по себе представлял очень любопытное зрелище.

Джон Кармода бежал по длинной прямой улице мимо высоких башен, сделанных из огромных гигантских плит. Из темных ниш на него смотрели каменные изваяния каких–то чудовищ, с балконов и галерей его благославляли каменные боги и богини.

Маленький человечек, казавшийся еще меньше рядом с громадой каменных стен, как безумный, преследовал прозрачную порхающую пленку, которая трепыхалась в воздухе, гонимая сильным ветром. Она вертелась, показывая то отверстия для глаз, то для ушей, то ухмыляющийся рот. На лбу развевалась прядь длинных светлых волос.

Ветер завывая возле него, как бы пылая яростью вместе с ним. И вдруг кожу, которая была совсем рядом, подхватил порыв ветра.

Кармода выругайся и прыгнул за ней. Его пальцы коснулись кожи. Но она вырвалась, взлетела и приземлилась на балконе на высоте около десяти футов от земли. Прямо у ног каменного изображения бога Иесса.

Задыхаясь, держась за больную грудь, Джон Кармода прислонился к основанию колонны. Когда–то он был в хорошей форме и даже завоевал звание чемпиона Федерации по боксу в своем весе, но с тех пор живот его увеличился, чтобы соответствовать возросшему аппетиту, а под подбородком появился жировой мешок, подобный зобу.

Однако это его не волновало. У него была грива черно–голубых волос, жестких и прямых, напоминающих птичьи перья.

Голова его имела форму редьки, лоб чересчур высок, левый глаз чуть прищурен, что придавало ему слегка глуповатый вид. Нос его был слишком длинный и острый, рот слишком тонкий зубы слишком редкие.

Он посмотрел наверх, свесив голову набок, как птица, и понял, что по стене ему не взобраться. Окна дома были закрыты тяжелыми железными ставнями, а железная дверь была заперта. С дверной ручки свисала табличка с надписью на языке планеты Радость Данте «Мы спим».

Кармода пожал плечами и улыбнулся. Его мягкая улыбка была в разительном контрасте с тем безумием, что только что. владело им, когда он пытался завладеть кожей. Он пошел прочь. И тут ветер подул с новой силой, обрушив на человека всю свою ярость.

Кармода шел против ветра, наклонившись и опустив голову, но его светлые голубые глаза смотрели вперед. Еще никто и никогда не заставал его врасплох с закрытыми глазами.

За углом стояла телефонная будка, такая большая, что могла вместить человек двадцать. Кармода постоял возле нее, но при следующем порыве ветра вошел внутрь. Он подошел к одному из шести телефонов и взял трубку. Однако не стал садиться на широкую каменную скамью, а предпочел нервно подскакивать на месте, переминаясь с ноги на ногу и по птичьи склонив голову, скользя взглядом по входящим.