Тем не менее Галерс был убежден, что ремонты даже и не пытались обследовать аборигенов, чтобы выявить их способы борьбы с оперсами. Ведь вполне вероятно, что у этих, хотя и недостаточно технически развитых существ могли иметься свои способы решения проблемы.

И он оказался прав. Если бы ремонты не пытались скрыть свои «грехи» под покровом тайны, они, возможно, не страдали бы от этого паразита лишних полстолетия. Потому что обитатели других материков уже тысячи лет умели бороться с оперсами. Методы их были жестокими, и, вследствие недостаточного развития медицины, пациент обычно умирал. Но у этого лечения было и преимущество — с точки зрения аборигенов, ведь при этом умирал и паразит.

Аборигены возбуждали у «хозяина» искусственную лихорадку. Не в силах вынести жар, оперс постепенно втягивал свои нити в брюшную полость и здесь сворачивался комком. Он образовывал вокруг себя восковую оболочку, чтобы предохраниться от повышения температуры. Когда же лихорадка прекращалась, находившийся в спячке оперс сбрасывал воск и снова разветвлялся по телу.

Но лекари опережали его, разрезая живот пациента и вытаскивая паразита.

Галерс, взяв на вооружение достижения современной науки, прооперировал большое количество туземцев. Все операции завершились успешно — гибли только оперсы. Затем наступил день, когда он сделал операцию и Дебби. Двадцатью часами позже он вошел в палату, в которой лежала девушка.

Он был поражен переменой в ее облике. Но все же задал традиционный риторический вопрос:

— Вы чувствуете себя лучше?

— Мне кажется, что я вот–вот взорвусь.

На лице Марка возникло тревожное выражение. Неужели оперс оставил шрамы в ее психике?

— Глупец! — рассмеялась Дебби. — Ты не так понял меня. Я хотела сказать, что взорвусь, если ты не обнимешь и не поцелуешь меня!

И ей не пришлось взрываться.

Впервые за всю историю морская пехота США была обращена в бегство всего лишь водяными пистолетами.

Экран вздрогнул. Появился новый сюжет. Однако то, что я увидел, не выходило у меня из головы.

Полк морских пехотинцев, в касках, в полном боевом облачении, с карабинами и автоматами, спотыкаясь, отступал перед беспорядочной толпой обнаженных мужчин и женщин. Нудисты, смеясь и дурачась, стреляли в них из игрушечных ковбойских шестизарядных кольтов и водяных пистолетов, таких же, как и в сериале «Повелитель Орбиты». Они разбрызгивали из узких дул струйки жидкости, которые по крутой дуге перелетали через поднятые в отчаянии автоматы и растекались по лицам пехотинцев.

Затем закаленные ветераны побросали свое оружие и пустились наутек. Некоторые, правда, остались стоять с глупым видом, недоуменно моргая и облизывая мокрые губы. А победители брали под руки свои жертвы и уводили по ту сторону нестройных рядов голых людей.

А огнеметы, минометы, безотказные орудия? Толку от них было не больше, чем от дубинок.

Экран погас. Зажегся свет. Майор Алиса Льюис отложила пульт дистанционного управления.

— Так что, господа, есть вопросы? Нет? Мистер Темпер, вам, наверное, не терпится рассказать нам, почему вы уверены, что добьетесь успеха там, где провалились многие другие. Мистер Темпер, господа, изложит нам «голые факты». Он хорошо разбирается во всем, что голо. Здесь он большой специалист.

Я встал. Лицо мое раскраснелось, ладони вспотели. Мне нужно было бы рассмеяться над неуместной шуткой майора по поводу отсутствия волос у меня на голове, но четверть века не убили во мне неловкости, которую я испытывал от своей яйцеобразной головы. Когда мне было двадцать лет, я подцепил лихорадку, которую доктора так и не смогли распознать. А ведь я от нее чуть не умер. Когда я поднялся с постели, я был как остриженный барашек, да так и остался ободранным. Более того у меня оказалась аллергия к парикам. Поэтому меня немного смутила необходимость встать перед аудиторией, после того, как прекрасная майор Льюис продемонстрировала свое остроумие на счет моей сверкающей башки.

Я приблизился к столу, где она стояла, бойкая и, черт побери, хорошенькая. Но, подойдя еще ближе, я увидел, как дрожит ее рука, держащая указку, и поэтому решил пропустить мимо ушей ее дерзкое замечание. Ведь в конце–то концов нам вдвоем придется выполнять одну работу, и с этим ни она, ни я ничего не можем поделать. К тому же у нее была причина нервничать. Пришла пора испытания для всех, и тем более для военных.

Я оглядел заполнивших помещение офицеров, высокое начальство и высшие чины. Через окно виднелась часть покрытого снегом городка Гэйлебург, находящегося в штате Иллинойс. Заходящее солнце светило как обычно. Люди сновали по улицам как ни в чем не бывало, будто они привыкли, что в долине реки Иллинойс сосредоточены пятьдесят тысяч солдат, а необычные создания бродят среди фантастически роскошной растительности уже долгое время.

— Л–леди и д–джентльмены, — заикаясь, начал я, — вчера на б–берегу я видел Сюзи.

Вы понимаете, что произошло дальше. Даже если б таким же тоном я поведал о вспышке чумы в Нью–Орлеане, мои слушатели не могли бы сдержать улыбку и не рассмеяться втихомолку. Я же чувствовал себя полным идиотом.

Мне не следовало столь долго приводить в порядок свои нервы, ибо майор заговорила снова, скривив свои прекрасные в любых обстоятельствах губки.

— Мистер Темпер уверен, что владеет ключом к решению нашей проблемы. Возможно, так оно и есть… Должна, однако, предупредить вас, что его рассказ сочетает такие, казалось бы, не имеющие друг к другу отношения события, как бегство быка из скотопригонного двора, пьяные похождения профессора университета, известного своей непреклонной трезвостью, не говоря уже об исчезновении вышеупомянутого профессора классической литературы и двоих его студентов в ту же самую ночь.

Я подождал, когда стихнет смех. Когда я заговорил, то даже не обмолвился о двух других невероятных фактах, связанных между собой. Я не упомянул о бутылке, приобретенной мною в одной ирландской забегаловке и посланной профессору два года назад. Не сообщил я и о том, что, по моему мнению, изображено на снимке, сделанном одной из камер, установленной на армейском воздушном шаре над городом Онабак. На этой фотографии явно просматривалась огромная статуя быка, выполненная из красного кирпича. Бык стоял посреди футбольного поля Фрайбеллского университета.

— Господа! — произнес я. — Прежде чем я расскажу о себе, я должен остановиться на причинах, побудивших Управление по делам пищи и наркотиков послать агента–одиночку в местность, где до сих пор объединенная мощь всей армии, ее военно–воздушных сил и морской пехоты не смогла ничего сделать.

Лица присутствующих вспыхнули багрянцем, словно цветы осени.

— УДПН по необходимости принимает участие в этом «Деле Онабака». Как вы знаете, в реке Иллинойс, от Чилликута до Паваны, вместо воды теперь течет пиво.

Никто не засмеялся. Это давно уже перестало забавлять всех. Что же касается меня, то я терпеть не могу любые спиртные напитки или наркотики. И для этого у меня есть веские причины.

— Мне следует внести некоторые уточнения. В реке Иллинойс — хмельная вода, однако те из наших добровольцев, которые пили из реки это не то пиво, не то воду, реагировали на алкоголь не так, как должны были реагировать на обычное спиртное. Они сообщили, что после выпитого они впали в эйфорию, а потом ощутили абсолютное отсутствие внутренних запретов. И это состояние длилось даже после того, как весь алкоголь был выведен из системы кровообращения. Напиток действует как возбуждающее, а не как успокоительное. После него нет похмелья. И больше всего нас удивляет, что ученые не могут найти в воде, взятой на анализ, никаких неизвестных веществ.

Тем не менее почти все это вам уже известно, так же как и известно, почему привлечено УДПН. Главные причины, по которым именно меня сюда прислали, заключаются в том, что я родился и вырос в Онабаке, и мое начальство, включая и президента Соединенных Штатов, находится под глубоким впечатлением от моей гипотезы об отождествлении лица, ответственного за это безобразие. Кроме того, — добавил я не без ехидного взгляда в сторону майора Льюис, — все убеждены, что поскольку я первый выдвинул тезис о необходимости психологической подготовки против соблазна, который представляет собой вода реки, то и первым таким агентом должен быть я.