Через две минуты он застонал и сел. Олив пристально наблюдала за ним. Она была красивой женщиной, хоть и несколько широкой в кости.

— Нужна помощь, мистер Пендрейк? — спросила она, подойдя ближе.

Мистер Пендрейк! Эти люди с их вежливой заботливостью сведут его с ума. Он был незаконно задержан. В то же время все были исключительно вежливы. Но если он все-таки собирается бежать отсюда, то это надо делать сейчас. Трюк, с помощью которого он избавился от охраны, повторить не удастся. Пендрейк с трудом встал на колено. Затем на оба, слегка покачиваясь, словно от головокружения. Наконец он пробормотал:

— Дайте мне руку.

Он не рассчитывал на то, что женщина поможет ему, хотя даже это было возможным, учитывая вежливое поведение охраны.

Но Олив помогла. Она приблизилась и начала наклоняться над ним. В этот момент Пендрейк словно взорвался. Он нанес удар, не испытывая ни малейшей жалости. Эти “уравненные” дамы с их бесцеремонностью и пистолетами напрашивались на неприятности. Бой был закончен в первом раунде нокаутом в челюсть.

Олив повалилась как бревно. Ни секунды не колеблясь, как если бы он атаковал мужчину, Пендрейк бросился к ней, перевернул на спину и быстро извлек из кармана заранее заготовленный кляп.

Спустя мгновение тот оказался во рту у женщины. Не теряя времени, но и без спешки, Пендрейк задрал рубашку и стал разматывать прочную ленту, обмотанную вокруг поясницы. Женщина только слегка шевельнулась, когда он начал связывать ей руки.

На все ушло не более трех минут. Пендрейк встал, слегка дрожащий, но спокойный. И, не взглянув на пленницу, быстро пошел прочь. Какое-то время он двигался параллельно ограде, потом пробрался между деревьями и внимательно осмотрел местность за оградой. Здесь ничего не изменилось — напротив него находился густой лес. Удовлетворенный увиденным, Пендрейк начал карабкаться вверх по решетке., Как он выяснил во время первой попытки, которая состоялась еще двумя месяцами раньше, влезть на нее сложности не представляло. Все равно что взобраться по канату.

Он достиг верха ограды и, теперь уже торопясь, стал на ее край над копьеобразными стержнями. Секундой позже мелькнула мысль, что он слишком торопился.

Он поскользнулся.

А потом, инстинктивно пытаясь спасти жизнь, Пендрейк сделал еще одну ошибку. Когда он падал, один из стержней вонзился ему в правую руку чуть пониже локтя и проткнул ее насквозь. Он так и повис на руке, насаженный на стержень, как кусок мяса на крюк мясника. Боль нахлынула и вспенилась в теле, что-то теплое, соленое и вязкое брызнуло ему в рот и в глаза.

Удушаюше-ослепляющий ужас. Несколько секунд он не чувствовал ничего, кроме боли.

Он поднимал себя. Это была первая мысль, пробившаяся сквозь раздирающую мозг боль. Он поднимал себя левой рукой, одновременно пытаясь стащить правую с темного неотполированного стержня.

Он поднимался! И стаскивал, стаскивал! Бормоча какую-то несуразицу, он пролетел двадцать футов и рухнул на землю.

Столкновение было жестоким. Мускулы Пендрейка собрались в тугие, натянутые до предела жгуты. Ему показалось, что Земля на мгновение превратилась в разъяренного нападающего быка весом в шестьдесят шесть миллиардов миллионов биллионов тонн. Он попытался подняться, свалился, потом встал. В его разбитом теле сохранился один-единственный живой импульс: убежать! Прочь отсюда! Они придут, они будут искать. Прочь! Пошел!

Он не думал ни о чем другом, пока не вышел к ручью. Вода была теплой, но это была осенняя теплота. Она освежила горящие губы, в лихорадочных глазах опять засветился разум. Пендрейк обмыл лицо, стащил плащ и промыл рану. Вода покраснела. Кровь била из рваной раны и пузырилась в ручье. Пендрейк покачнулся и едва успел откинуться на спину на поросший травой берег.

Сколько он так пролежал — он не имел ни малейшего понятия. Наконец пришла мысль: “Жгут или смерть!”

Собрав в комок волю и остатки сил, он оторвал мокрый окровавленный рукав рубашки и обмотал им несколько раз руку выше раны. Потом просунул под повязку обломок сухой ветки и закрутил жгут так сильно, что заболели мышцы. Кровотечение остановилось.

Пошатываясь, Пендрейк встал на ноги и пошел по течению ручья. Он собирался сделать это с самого начала, теперь он вспомнил об этом. Ему было легче следовать по запланированному пути, чем придумывать новый. Время шло. Когда ему в голову пришла мысль, что эта дорога может и не вести к храму, он не мог впоследствии вспомнить. Но когда по пути ему кто-то встретился, он спросил:

— Где живет ближайший врач? Повредил руку!

Должно быть, ему ответили. Потому что еще через один неопределенный провал во времени он обнаружил, что идет по улице, вдоль которой растут деревья с редкой осенней листвой. Периодически он вспоминал, что должен найти табличку с именем. Боль в руке давно прошла, он вообще больше не чувствовал руки. Она повисла вдоль тела и раскачивалась при ходьбе, но это были безжизненные взмахи неодушевленного предмета.

Он слабел, усталость тяжестью отзывалась во всем теле. Время от времени он ощупывал жгут, чтобы убедиться, что тот не ослаб и что кровь больше не течет. Ступеньки он преодолел на коленях.

— Все святые! — произнес мужской голос — Что это?

А потом образовалась брешь, из которой до него периодически доносился голос; а еще позже он ехал в автомашине и тот же голос то нарастал, то убывал у него в ушах.

— Кто бы ты ни был, ты законченный идиот. Ты закрутил этот жгут минимум час назад. Неужели ты не знаешь — его нужно ослаблять через каждые пятнадцать минут, чтобы кровь могла поступать, иначе рука погибнет. А теперь придется ее ампутировать.

Выход из сна был каким-то внезапным. Пендрейк повернул голову и тупо уставился на обрубок руки. Его плечо было приподнято с помощью своего рода сетчатой перевязи, рука была обнажена и доступна взгляду, инфракрасная лампа изливала на нее свое тепло. Культя не вызывала ни малейшего дискомфорта, боли он тоже не чувствовал.

Она не кровоточила, и на ней имелся росток, скрюченная, розовая, мясистая штука, казавшаяся частью изуродованной руки, которую по какой-то причине решили не отрезать. Потом до него дошло, что она имеет определенную форму.

Он невидящими глазами смотрел на то, что осталось от его правой руки, и в памяти всплывала запись из послужного списка: “Необходимость операции вызвана увечьем, полученным при…”

Пытаясь разрешить загадку, он уснул.

Где-то вдалеке мужской голос произнес:

— Сомнений больше нет. Новая рука растет на месте отсеченной. Мы осуществили незначительное хирургическое вмешательство, но, можете меня повесить, мне кажется, что эта поросль настолько жизнеспособна в своей основе, что справится и без медицинской помощи. Через несколько дней сознание вернется к нему. Шок, сами понимаете. — Голос пропал, потом возник опять: — Тотипотентные… тотипотентные клетки. Давно известно, что в каждой клетке человека содержится в латентном виде информация о всем теле; в далеком прошлом тело могло значительно проще восстанавливать поврежденные ткани.

Наступила пауза. У Пендрейка появилась уверенность, что кто-то рядом с огромным удовлетворением потирает руки. Голос другого человека что-то негромко мурлыкал, но вот первый громко сказал:

— Нет, никаких документов. Доктор Филиппсон, доставивший его сюда, никогда его прежде не видел. Конечно же, в окрестностях Альцины проживает множество людей, но… Нет, мы не заявляли о нем. Сначала нам хотелось бы понаблюдать за развитием этой руки. Да, я позвоню вам.

Мурлыкающий голос произнес еще что-то, потом послышался звук закрывающейся двери.

Пришедший сон обволок его успокаивающим покрывалом забытья.

Когда он проснулся в следующий раз, то не смог вспомнить, кто он такой. Он осознал это, когда сиделка, заметившая, что он больше не спит, позвала доктора. Тот появился в сопровождении сестры, в руках у которой был блокнот. Доктор со счастливым выражением лица присел и бодрым тоном задал вопрос: