Наконец, великий князь был вынужден отступить. Впрочем, отступать ему приходилось не раз, чтобы затем, собрав силы, предпринять новую попытку и в конце концов добиться своей цели. И пусть ему самому на это уже не отпущено времени, но то, что не сделал он, сделают его наследники. Отбирать у монастырей земли будут и Василий III, и Петр I, и Екатерина П, но радикально решат этот вопрос большевики, которые закроют все русские обители, захватят веками накопленные богатства и физически уничтожат большую часть монашества.

Зато Иван III не мог отказать себе в удовольствии отомстить тому, кто помешал ему в исполнении замысла. Выждав несколько месяцев (как известно, месть — это блюдо, которое лучше есть холодным), великий князь приказал взять под стражу новгородского архиепископа Геннадия. По доносу владычного слуги архиепископа обвинили в мздоимстве и, хотя вина его не была доказана, заточили в тот самый Чудов монастырь, с которого и начиналась его карьера. Здесь он вскоре скончался. Незадолго до смерти Геннадий принял схиму с именем Галактион, а после кончины был погребен в соборе в честь Чуда архангела Михаила в могиле, где покоились мощи святого Алексия.

Еретики могли торжествовать низвержение одного из своих главных врагов. Однако их собственное положение было немногим лучше. Провал планов секуляризации монастырских земель лишал «жидовствующих» последней надежды вернуть себе влияние при дворе. До них, вероятно, уже дошла простая и страшная истина: они больше не нужны власти.

Впрочем, точно ли не нужны? Будучи рачительным хозяином, Иван III еще мог воспользоваться этим отработанным, но все же представляющим определенную ценность материалом.

После отставки Геннадия Новгородского борьбу с еретиками возглавил Иосиф Волоцкий. К его застарелой ненависти к «жидовствующим» прибавилось чувство личной ответственности. Стало быть, это ему суждено поразить еретическую заразу, которая едва не погубила Русскую православную церковь. Ради этого он не пожалеет ни себя, ни других! И не надо обманываться тем, что ряды «жидовствующих» поредели, а их влияние пошло на убыль. Поди знай, что придумают завтра эти христопродавцы, кого еще совратят в ересь, чем заморочат головы пастве? Нет, с ними нужно покончить раз и навсегда!

Момент для расправы был самый подходящий. С огромным трудом отбитая атака на церковную собственность сплотила духовенство. Теперь уже все иерархи, включая слабовольного митрополита Симона, поняли, наконец, какую угрозу представляют собой еретики, стоящие у трона. На стороне церкви был и наследник престола Василий Иванович, у которого имелись все основания ненавидеть еретиков. Наследник отлично помнил, как те проталкивали на престол его соперника Дмитрия-внука, как настраивали против него отца, как травили его мать Софию Палеолог. Ведь это по вине Курицыных и их соумышленников ему пришлось, спасая свою жизнь, бежать в Новгород после провала заговора Гусева. И теперь Василий Иванович торопился свести счеты с еретиками, причем для него предпочтительнее было бы сделать это еще до смерти отца, дабы не омрачать казнями начало своего уже совсем близкого воцарения.

Но последнее слово, как всегда, оставалось за государем…

Время безжалостно и к сильным мира сего. Здоровье великого князя ухудшалось день ото дня. Пора подводить итоги. Сорок три года единоличного правления (абсолютный рекорд среди всех русских правителей, включая советских генсеков) — и ни единого дня покоя! Блестящие успехи в государственном строительстве — и глубокая семейная драма, горькое одиночество, тяжкие болезни и мысли, мысли…

Зимой Иван III с сыновьями отправился на богомолье, объехал многие монастыри, всюду оставляя щедрые вклады. Чувствуя свою вину перед церковью, он готов был покаяться за то, что держал возле себя еретиков. Еще осенью между ним и Иосифом Волоцким состоялся такой разговор:

«Прости меня, отче, как митрополит и владыки простили меня, — вздыхал государь. — Я знал про новгородских еретиков. У меня Иван Максимов и сноху мою в жидовство свел».

«Мне ли тебя прощать?» — возразил Иосиф.

«Нет, отче, пожалуй, прости меня».

«Государь, — сказал ему на это Иосиф, — если ты подвигнешься на нынешних еретиков, то и за прежних Бог тебе простит».

По сути, Волоцкий предложил великому князю выбор: прощение вины перед церковью в обмен на головы еще уцелевших еретиков.

«А можно ли казнить еретиков?» — спрашивал великий князь.

В ответ Иосиф сослался на слова апостола Павла: «Кто отвергнется закона Моисеева, тот при двух свидетелях умрет. Колми ми паче тот, кто попирает Сына Божия и укоряет благодать святого Духа!»

Чувствуя, что государь колеблется, Иосиф усилил нажим, призвав в помощь государева духовника Митрофания, который то и дело напоминал великому князю данное им обещание «обыскати» еретиков. И все же великий князь медлил, то давая, то отменяя приказание начать розыск. Что скрывалось за этими колебаниями? Вряд ли это было человеческое сочувствие к людям, которые фактически выполняли его волю. Даже теперь, в полушаге от смертного одра, могучий мозг этого «русского Макиавелли» искал выгоду. Возможно, он хотел преподать сыну последний урок государственной мудрости. Нельзя ничего отдавать просто так. Все имеет свою цену, в том числе и головы еретиков, а раз так, церковь должна ее заплатить.

Итак, сделка состоялась. Об этом красноречиво свидетельствуют два высказывания Иосифа Волоцкого. Первое из них было сделано до расправы над еретиками, второе — после. Еще недавно Иосиф бесстрашно заявлял: «Царь Божий слуга есть… Аще ли же есть царь, над человеками царствуя, над собою же имати царствующа страсти и грехи… злейшие же всех — неверие и хулу, такой царь не Божий слуга, но диавол и не царь, а мучитель… И ты убо, такового царя или князя да не послушавши, на нечестие и лукавство приводяща тебя, аще мучит, аще смертью претит!» Проще говоря, Иосиф прямо призывал не покоряться неправедному царю. Но даже праведным царям надо поклоняться и служить «телесно, но не душевно и воздавать им царскую честь, а не божественную».

И вдруг во взглядах на царскую власть Иосифа Волоцкого, а вслед за ним и всего высшего духовенства, происходит радикальная перемена. Из первого среди равных светский государь превращается в сакральное существо высшего порядка. «Царь естеством своим подобен всем человекам, властью же подобен высшему Богу» — во всеуслышание заявил волоцкий игумен. С этого момента начинается обожествление русского самодержавия, имевшее далеко идущие последствия для церкви, для власти и для России в целом. Парадоксально, но факт: тот самый тезис о неподотчетности государя своим подданным, который выдвинули еретики, теперь прозвучал от имени ортодоксальной церкви. Такова была цена, которую церковь заплатила светской власти за головы «жидовствующих».

В декабре 1504 года в Москве открылся Собор, целиком посвященный ереси. Большинство обвиняемых к этому времени были уже схвачены и ждали своей участи в застенках. Все они признали свою вину и покаялись в надежде на снисхождение.

Тяжело больной великий князь на Соборе только молчаливо присутствовал, от его лица фактически руководил судебным процессом наследник Василий. Главным обличителем ереси выступил Иосиф Волоцкий, который обрушил на понурые головы еретиков всю свою обличительную мощь, заклеймил отступников и потребовал для них смертной казни, невзирая на их вынужденное раскаяние. Ссылаясь на библейские примеры, грозный игумен доказывал, что против еретиков все средства хороши, включая хитрость и коварство. Только прижиганием огнем можно обезвредить язву, которая способна поразить все тело церкви.

Не все соборяне были согласны с Волоцким. Князь-инок Вассиан Косой от лица старцев Кирилло-Белозерского монастыря обратился к нему с Посланием, в котором упрекал Иосифа в том, что он руководствуется примерами Ветхого Завета, забыв о христианском милосердии. Фактически Вассиан обвинил самого Иосифа в «жидовствовании»: «Господь не велел осуждать брату брата, а одному Богу надлежит судить человеческие согрешения. Господь сказал: не судите и не судимы будете, и когда к нему привели жену, виновную в прелюбодеянии, тогда премилостивый судья сказал: кто не имеет греха, пусть первым бросит в нее камень. Если ты, Иосиф, повелеваешь брату убивать согрешившего брата, то, значит, ты держишься субботства и Ветхого Завета. Ты говоришь: апостол Петр Симона-волхва поразил молитвой, сотвори же сам, господин Иосиф, молитву, чтобы земля пожрала недостойных еретиков или грешников!» «Ты говоришь, что катанский епископ Лев связал епитрахилью Лиодора и сжег при греческом царе, — язвительно продолжал Вассиан. — . Зачем же, господин Иосиф, не испытаешь своей святости? Свяжи архимандрита Кассиана своею мантией, чтобы он сгорел, а мы тебя извлечем из пламени, как единого из трех отроков!»