Иди-ка, Степан Тимофеич,

          коров собирай да сосчитывай,—

Уже опускается солнце,

          пора подвигаться к жилью.

Степан Тимофеич становится

          на кочку под куст под ракитовый,

Степан вынимает из сумки

          кленовую дудку свою.

И дудка запела кленовая

          о той ли о гордой красавице,

Что молодцу сердце изранила,

          другого нашла жениха…

Крестьянским коровам, наверно,

          печальная музыка нравится,

И тихо выходят коровы

          на зов своего пастуха.

А дудка поет, разливается,

          что жизнь пролетела, промчалася.

Что все-то дороги исхожены,

          что пройдены все большаки.

А радость на тех на дорогах

          ни разу еще не встречалася,

А только на тех на дорогах

          царевы стоят кабаки…

Плывут облака белокрылые,

          уходят в просторы безвестные,

Березы качаются белые.

          закат за рекою горит.

Коровы сошлись полукругом,

          стоят и молчат, бессловесные,

А дудка все плачет и плачет,

          и плачет, и говорит.

Она говорит-приговаривает,

          что больше и маяться нечего,

Что время настало Степану

          лежать под сосновым крестом…

И умер Степан Тимофеич

          осенним безрадостным вечером

Под тем ли зеленым ракитовым,

          под тем ли под частым кустом.

В наследство потомкам осталась

          лишь дудка его деревянная,

Да палка еще оставалась,

          да новая пара лаптей…

Давно уж сравнялась с землею

          могила его безымянная,

Давно заросла, затерялась,

          и все позабыли о ней.

Весной на заре

          заиграли, запели гармоники,

На все голоса разливаясь,

          на все рассыпаясь лады,

Про то, как степями широкими

          да ехали красные конники,

Про то, как Семен да Михайлович

          просил у казачки воды;

Про то, как врагу-притеснителю

          последняя служба отслужена,

Про то, как машину стальную

          привел комсомолец в село…

Ты слышишь, Степан Тимофеич, —

          то радость твоя обнаружена,

То счастье твое долгожданное

          к тебе на могилу пришло.

Вставай же, Степан Тимофеич!

          Разбей свою горницу тесную,

С ребятами, с девками вместе

          на пашню веди трактора.

Тебе на Ивановской фабрике

          соткали рубашку чудесную,

Тебе сапоги приготовили

          московские мастера.

Вставай же, Степан Тимофеич!

          Заря разгорелась широкая,

Во ржи перепелки запели,

          выходит луна за рекой.

Зазноба твоя ненаглядная,

          Наташа твоя черноокая,

К тебе на свидание вышла

          и машет навстречу рукой.

Вставай же, Степан Тимофеич!

          дороги проведены торные,

По тем по дорогам поедешь

          в какие захочешь края.

Не серые волки лесные,

          не хищные вороны черные,

А всюду, на всех перекрестках,

          тебя повстречают друзья.

Вставай же, Степан Тимофеич!

          Вставайте, раздетые, босые,

Чьи годы погибли бесследно,

          чьи жизни погасли во мгле,

Чьи русые кудри не чесаны,

          чьи темные хаты не тесаны,

Чьи белые кости разбросаны

          по всей необъятной земле;

Чьи сохли посевы невсхожие,

          чьи стежки-дорожки заплаканы,

Над кем напевала родимая:

          «Похлебку слезой посолю»;

Кого захлестали нагайками,

          кого затравили собаками,

Кого забивали прикладами,

          кого загоняли в петлю.

Вставайте, сермяжные пахари,

          оратаи вечно голодные,

Взмахните широкими крыльями,

          не знавшие взлета орлы!

Весна перед вами раскрыла

          просторы свои хлебородные,

Колхозная осень богатая

          для вас накрывает столы.

Вставай же, Степан Тимофеич!

          Минула пора беспросветная,

Сверкает высокое солнце,

          сияет во всех уголках,

И найдена книга великая,

          отыскана книга заветная,

И та нерушимая книга

          находится в верных руках.

В ее золотые страницы

          заложены силы могучие,

И слово ее непреклонное

          на свете не знает границ.

Пред ним расступаются горы,

          ломаются сосны дремучие,

Пред ним короли-императоры

          в смятении падают ниц.

То слово железное сказано.

          И руки, над миром простертые,

Зовут угнетенных, истерзанных,

          зовут обойденных судьбой.

Вставай же, Степан Тимофеич!

          Вставайте, живые и мертвые!

Идите последним походом

          в последний, решительный бой!