— Благодарю за прекрасную утреннюю прогулку! Желаю приятного отдыха!

Я хотел от нее отделаться, чтобы поговорить с капитаном. Он, как всегда, ел медленно, рассеянно, с отсутствующим выражением на лице. Пообедав, любезно отклонил предложение доктора Эйве сыграть «одну-единственную партию в шахматы».

— Польщен вашим вниманием, Доктор, но у меня болит голова, и мне сейчас необходима прогулка на свежем воздухе. Давайте отложим шахматы на вечер!

Его глаза на какую-то долю секунды встретились с дойми, что означало: «Надо поговорить». Когда мы затем «случайно» встретились на аллее и сели на скамейку, моим первым вопросом было:

— Вам известно, что вчера вечером Леля была с ветеринаром? И что они допоздна пили?

— То есть они были в гостях у корчмаря.

— Тогда зачем вы ее ищете в комнате? Почему беспокоитесь, что ее пет в доме отдыха?

— Потому что в два часа она была у себя в комнате.

— Вы хотите сказать, что я не видел ее? Что спал, когда она вернулась?

— Нет, тогда ты не спал. Но спал позже — без четверти три.

— Но, капитан… Если Леля была в селе, как она вернулась, чтобы затем снова выйти? Не разыгрывайте меня!

Андонов улыбнулся и пояснил:

— Она вернулась через кухню. Думаешь, я что делал, пока ты стоял возле кипариса? Наблюдал за входом в кухню.

— Но он же всегда заперт!

— Заперт для тех, у кого нет ключа, ефрейтор! Ты разве не заметил, что здесь почти у каждого есть ключи? Но не это сейчас главное. Нужно распланировать сегодняшний вечер.

Тут я уже не выдержал и вскипел:

— Какое еще планирование и ночное бдение без толку? Мы тут подозреваем один другого, а преступник живет себе припеваючи. Если, конечно, он вообще существует. Извините, товарищ Марчев, но мне кажется, что мы играем в какие-то бессмысленные прятки. Чем больше я думаю, тем больше убеждаюсь, что если имело место преступление, его совершил кто-то, не имеющий ничего общего ни с домом отдыха, ни с отдыхающими. Что из того, что Леля вернулась в два, а бег четверти три вышла? Если хотите знать, я даже не совсем убежден, что позапрошлой ночью кому-то понадобилось ее душить. Если надо что-то делать, то давайте делать, поставьте передо мной серьезную задачу вместо того, чтобы заставлять меня сторожить пустую комнату некоей особи, которая в это время пьет с неким типом!

Капитан строго взглянул на меня:

— Откуда тебе известны эти подробности? От Фифи?

— Кроме них, мне известно еще кое-что. Что Леля и Бармен сейчас где-то вместе.

Капитан усмехнулся.

— Тебе известно и это? Я кивнул.

— А ведь ты, Иван, ревнуешь!

— Ревную? Глупости! Зачем мне ревновать, когда между нами ничего не было и не будет? Если хотите знать, я даже сомневаюсь, можно ли до конца доверять Леле. Ее поведение заставляет меня подозревать, что тут дело не чисто.

— Вот как? — Капитан пристально посмотрел на меня. — Что ты имеешь в виду?

Я не мог ясно ответить на этот вопрос, настолько все было туманно, сложно, запутанно, а потому выпалил:

— Все! Все ее поведение. Он назидательно произнес:

— Если тебе не понятно чье-то поведение, это еще не значит, что его следует подозревать. Не мелочись и не суетись! Поспешность — самый опасный враг в нашем деле!

— Но до каких пор мы будем попусту терять время?. Мне уже невмоготу!

В ответ последовал совет за пастись терпением, что-де завтра станет ясно, кто сват, а кто кум, то есть кто есть кто.

— И вы узнаете, кто преступник? Еще завтра?

— Может быть, — неопределенно кивнул капитан. — Если все пойдет нормально и мои помощники, включительно и ты, ефрейтор, не будут поддаваться провокации ям и принимать поспешных решений.

— Значит, и Леля…

— Что Леля?

— Ну, ваш, то есть наш помощник…

— Я не знаю, помощник или нет, но она тоже участвует в игре, как и еще кое-кто из отдыхающих… вольно или невольно…

Тут я вспомнил, что завтра будут хоронить повариху, и спросил:

— Как вы думаете, прояснится завтра ситуация?

— Может, прояснится, а может и нет. Зависит от подготовки сценария.

— Сценария? Я не понимаю, капитан.

— Терпение, Ваньо, терпение! Я тоже многого не понимаю. Если бы понимал, не обращался бы к тебе за помощью. Сейчас я хочу от тебя лишь одного: чтобы ты не отдыхал после обеда — и без того проспал до десяти утра, а прогулялся бы в буковый лес, где есть такой маленький памятник, точнее — каменный крест. Сделаешь это, хорошо?

— Прогуляться дотуда? Только и всего?

— Этого вполне достаточно.

— Вы меня устраняете, чтобы я не мешал? Как вчера?

— Ничего подобного! Меня интересует, там ли эта собака, а также не выберут ли этот маршрут для послеобеденной прогулки некоторые из наших друзей или врагов. Смотри и слушай! И пожалуйста, будь осторожен!

Я подумал, что он шутит, но нет — глаза его смотрели на меня абсолютно серьезно.

— И не проси у меня оружия! Оно тебе не полагается. В данном случае оно не поможет, а наоборот — навредит. Выполняй задание!

Встав со скамейки, он положил руки мне на плечи.

— А что потом? Какие задачи на вечер?

— Увидимся у камина. Я обещал твоему доктору Эйве сыграть с ним.

До леса я не дошел.

Дело в том, что я был заядлым грибником. Этой слабостью я обязан своей милой бабуле. Помнится, после каждого дождя она будила меня еще до восхода солнца коротким возгласом:

— Пора!

Я вскакивал с постели и быстро одевался под ее строгим и нетерпеливым взглядом. Она бывала уже готова к штурму: одетая в брезентовую куртку, оставшуюся от покойного деда, в галошах и толстых шерстяных чулках, с двумя корзинками в руке. В одной лежали хлеб, брынза и фляжка с водой, в другой два ножа: один большой и несколько тяжеловатый для работы, которая нам предстояла, другой — маленький, кухонный. Я наскоро умывался холодной водой и молча отправлялся вслед за бабулей. Мы выходили из села еще затемно. Бабуля шла быстро, опираясь на отполированную ладонями кизиловую палку, и все время подгоняла меня:

— Давай быстрей, а то хунвэйбины нас опередят!

«Хунвэйбинами» мы называли грибников из города. С того времени, как горожане стали массово обзаводиться автомашинами, конкуренция стала поистине жестокой. Горожане приезжали на заре и, оставив машины у реки, устремлялись в лес, как саранча. Если их не опередить, не найдешь ни боровика, ни моховика, ни рыжика. Когда, случалось, мы опаздывали, бабуля, глядя на срезанные ножки, ругалась, как грузчик:

— Работы, что ли, нет у этих нелюдей? В лес их понесло, а кто будет за них, мерзавцев, нормы выполнять?

Тому, кто не испытывает этой страсти, никогда не понять какое удовольствие найти молодой боровичок — пузатенький, с темно-коричневой шляпкой, храбрый и самоотверженный, готовый доставить радость тем, кто встает рано, тем, кто посвящен в великое таинство природы — рождение, тем, чье имя — грибники. А какое удовольствие найти шампиньон — снежную россыпь белых головок на зеленой поляне, мечтающих о прикосновении твоей руки!

Я шел по самому гребню, шагая легко и весело. Воздух был прохладным и чистым, горные вершины были освещены солнцем, в ущельях таилась тишина, а поляны еще зеленели, покрытые поздней травой. Первый шампиньон я заметил метрах в двадцати от тропинки. Я не устоял перед этим искушением, подошел и после некоторого колебания отломил его. Оглядевшись, я увидел второй шампиньон, потом третий и так далее. У меня был в кармане полиэтиленовый пакет, и я сказал себе: нечему бы не набрать грибов? Когда вся компания усядется возле камина, я преподнесу им сюрприз, а шампиньоны, запеченные на гаснущих углях, — нужно в каждую шляпку положить кусочек масла и посолить — чудесны на вкус! К тому же, если обмануть бдительность директора, можно принести и вина… Вот такие мысли вертелись у меня б голове. Когда собираешь грибы, думаешь о тысяче вещей, причем, всегда приятных: плохой человек обычно и плохой грибник, грибы прячутся от него. Наполняя пакет, я незаметно достиг нижнего края поляны, за которым начинался кустарник, рядом с ним журчал быстрый ручей, о котором я уже упоминал. Довольный, я присел на землю возле пожелтевшего папоротника, намереваясь выкурить сигарету, а затем уже отправляться на задание. Мне было так хорошо, что не хотелось вставать; я даже прилег на сухой папоротник, глубоко вдыхая воздух, напоенный знакомыми мне с детства чудесными ароматами.