После ужина все отдыхающие устроились в гостиной возле камина. Доктор Эйве и Андонов, то есть товарищ Марчев, уселись за шахматы. Маринкова заработала спицами. Ее муж сел напротив камина и уставился на огонь, Фифи и Бармен занялись игрой в нарды. Суфлерша училась играть, поминутно ахая и восторженно восклицая, ее партнеру это явно было приятно, и, глядя на них, я сказал себе: а почему бы и нет? Фифи симпатична, а ему, наверное, до смерти надоела аптека с се стерильной чистотой, к тому же на безрыбье и рак рыба! Вэ Петрова, как всегда, села напротив экрана телевизора и с мрачной сосредоточенностью приготовилась смотреть экономическую передачу. Я спросил Лелю:

— Не хочешь прогуляться?

— Нет, — холодно ответила она. — Пойду к себе и буду читать.

Когда она выходила, капитан Андонов повернул голову. Возможно, они обменялись каким-то знаком, но я не уверен. Мне пришлось удовольствоваться компанией Выргова. Мы сидели на диване, он моргал глазками, словно подбадривая меня: Ну спрашивай же!

Минут пять я притворялся, что смотрю передачу. Потом, повернувшись, улыбнулся:

— Как вы себя чувствуете? Он тут же отозвался:

— Чудесно. Пока чудесно. А вы?

— Я тоже.

— Если вам скучно, — продолжал приветливо он, испытующе глядя мне в глаза, словно хотел проникнуть в мои мысли, — мы могли бы пойти к Любе и поиграть в карты, Я уверен, что она нам обрадуется.

Я не ожидал такого приглашения. Капитан сказал, что я должен охранять Лелю, но несколько позднее — начиная с одиннадцати. Кроме того, он сам советовал мне поддерживать контакт с Любой. Выргов напряженно смотрел но меня:

— Вы Любе очень поправились.

— Меня приглашает она или вы?

— Считайте, что она.

— А кто будет четвертым?

— Ее муж, естественно.

Я согласился. Предположения Выргова оправдались. Директор долго тряс мне руку, словно мы виделись впервые, и все время повторял:

— Как я рад, как я рад! Любе очень нравится, когда к нам приходят гости.

А она усадила меня напротив, глядя с материнской улыбкой.

— Сейчас мы им покажем, на что способны, дорогой Ваньо!

Игра была любительской, ставка — один лев, и мы с Любой выиграли, как мне кажется, не без помощи директора, игравшего подозрительно плохо. Ничего интересного не произошло, даже было скучновато, и я подумал, что это напрасная трата времени, потому что, играя в карты, люди почти не разговаривают, так что никакой информации не получишь. Я внимательно наблюдал за всеми. Директор был просто неузнаваем — нежный, внимательный, мягкий, как воск: «Клади козырь, птенчик, браво, птенчик». Куда только подевалась вся его фельдфебельская важность! Люба мило хитрила, мы делали вид, что не замечаем. Из тупой сосредоточенности на игре нас вывел внезапно раздавшийся собачий вой, Мы перестали играть и тревожно прислушались. Выргов встал, открыл окно. Вон повторился — раз, другой, потом смолк. Спустя немного послышался снова, но уже откуда-то издалека. Директор сказал:

— Надо убить эту собаку, а то она взбесится.

Почти в тот же миг раздался выстрел — негромкий, но достаточно ясный, чтобы мы его услышали. Я машинально отметил: пистолет ТТ-34. Вой оборвался, наступила тишина.

Люба спокойно произнесла:

— Ну что ж, с собакой покончено. Директор растерянно пробормотал:

— Как нее так? В самом деле стреляли, Кто стрелял? Кто может стрелять в такое время?

Выргов быстро закрыл окно.

— Может, нам просто послышалось? Глаза его лихорадочно блестели.

— Нет, пет, стреляли на самом деле, — заметила Люба и стала ловко сдавать карты. — Продолжим игру! Ну что вы вес остолбенели! Тут сейчас полно милиции.

Я сказал:

— А я думал, что это волк.

— Какой там волк! — снисходительно взглянул на меня директор. — Это собака Царского. Уже вторую неделю бродит, как ненормальная, людей пугает. Не знаю почему, но стала приходить и сюда, к дому отдыха.

— Говорят, это большой, страшный пес, — сказал Выргов. — Мне все хотелось увидеть его, да не удалось.

— Так ты поэтому лазил по кустам сегодня утром? — насмешливо спросила Люба.

— По каким кустам? — невинно посмотрел на нее Выргов.

— Я, дорогой, — улыбнулась она, — все вижу. Не забывай, что у меня есть окно, выходящее на северную сторону. Мне известны все тропки прелюбодеев. Если бы я не знала, что все дамы заняты, я бы решила, что и ты покатился по наклонной плоскости.

Выргов виновато заморгал. На помощь ему пришел директор:

— Ты не права, дорогая, наш друг — истинный святой. За столько лет ни одного приключения!

— А я думал, — вмешался я, — что вы здесь тоже в первый раз, как и я.

Директор гордо засмеялся:

— В восьмой, товарищ Тихов, в восьмой! Кто отдыхал здесь один раз, уже не думает о других курортах. Твой доктор Эйве, например, сейчас в шестой раз, Маринковы — в третий. Новички только вы с девушкой и товарищ Марчев.

— А Фифи и Бармен?

— Какой бармен? — удивился директор.

— Я хотел сказать — фармацевт.

Люба засмеялась:

— Не знаю, как выглядят бармены, двадцать лет назад барменов не было, но я всегда представляла их такими, как наш аптекарь.

В свою очередь раздавая карты, директор сказал:

— Так как я уже столько лет работаю в этой сфере, у меня есть интересные наблюдения. Курортное дело у нас, как вам известно, окружено большой заботой и вниманием. Мест в домах отдыха достаточно, особенно если использовать их во все сезоны. Беда в том, что в отношении отдыха болгарин — абсолютный консерватор. Он хочет отдыхать непременно летом. А хитрецы — их у нас хоть отбавляй! — берут путевки в незагруженные смены. Есть некоторые, кто каждый год, буквально каждый год отдыхает дважды, а то и трижды. Один дом отдыха на море, другой в горах. Но есть и такие, кто за всю свою жизнь ни разу не отдыхал в профсоюзном доме отдыха, кто вообще не пользовался правом члена профсоюза на отдых. А у меня половина отдыхающих — постоянные клиенты. Это совсем неплохо: я уже хорошо их знаю и успешно справляюсь с любыми капризами. Козырь!

— Сто! — воскликнул я, показывая четверку королей. Партнерша наградила меня прелестной улыбкой.

Игра продолжалась. В половине одиннадцатого директор взглянул на часы и собрал карты.

— Пора на отдых, товарищи! Мы встали, я наклонился и поцеловал Любе руку.

— Спасибо! Было очень приятно!

— И мне, Ваньо. Приходи, дорогой. В любое время, когда захочешь.

Она заставила меня взять выигранные шесть левов, заговорщицки подмигнув:

— Мы честно их заработали, так что можно и отметить!

Значит, в следующий раз надо принести с собой бутылочку — так я истолковал ее слона. Снаружи было ясно и безветренно, на небе ярко сияли звезды.

— Похолодает, — сказал Выргов, а я, пробормотав «спасибо», вспомнил, что через полчаса мне надо встать на пост под лелиным окном.

— Все же, — произнес я, — этот сезон не самый подходящий для отдыха в горах.

— Это как посмотреть, — отозвался он. — Лично я предпочитаю его потому, что дом отдыха наполовину пуст.

— А вам не надоело? Восемь лет одно и то же.

— Как раз это мне нравится. Спокойной ночи!

Явно, ему не хотелось разговаривать. Как тогда мне узнать, кто он такой, откуда и так далее? Может, Андонов прав — я еще слишком зелен для профессии, которую избрал?

Без пяти одиннадцать я вышел из своей комнаты. Ил ногах у меня были кеды, под курткой — толстый свитер. Выходя, я услышал из соседней комнаты богатырский храп доктора Эйве. В коридоре горела тусклая лампочка, дом отдыха уже погрузился в глубокий и — как бы выразился директор — полезный для здоровья сон.

До двух часов ночи все было спокойно. К моему несчастью, ночь выдалась именно такой, как предполагал Выргов, — холодной и ясной. Я несколько раз менял место, откуда наблюдал за фасадом здания, а точнее — за лелиным окном. Перепробовал все известные мне по армии способы, чтобы время шло незаметно, но сейчас они почему-то не помогали. Тогда, например, я мог пришпорить свое воображение в любом направлении и предаваться всевозможным сладостным мечтам, но сейчас это никак не получалось. Я думал о своей дипломной работе, о девушке, напрасно ждавшей от меня письма. Наше знакомство продолжалось уже более трех лет, но застыло на одной точке. Началось оно с поисков «лишнего билетика» у Театра сатиры и успешно прошло развитие до совместных походов в театр, на концерты и на Витошу, но на этом и застопорилось. На первый взгляд все выглядело нормально: девушка была красивой, интеллигентной, звали ее Бисерной — это имя мне определенно нравилось, жила она в мансарде, красиво и уютно обставленной. Может, нужен был лишь один только шаг с ее или с моей стороны, чтобы мы очутились в загсе, но никто этою шага не делал. К счастью или к несчастью — этого пока никто не знал…