– Надеешься разжалобить меня?

– Я не убегу, отпустите меня… Мне больно!

– Конечно, больно.

Оцу вырвалась из цепких пальцев старухи, но Осуги мгновенно схватила ее за волосы. Дождь лил на запрокинутое лицо Оцу.

– Сколько я натерпелась из-за тебя, беспутная! – хрипела старуха, дергая Оцу за волосы.

Оцу упала, и старуха стала бить ее ногами. Оцу не шевелилась. Осуги, оцепенев, выпустила волосы Оцу.

– Что я наделала! – выдохнула Осуги. – Оцу?

Старуха склонилась над бездыханным телом.

– Она… умерла…

Осуги испугалась. Она не собиралась убивать Оцу. Осуги со стоном попятилась назад, но вскоре опомнилась.

– Надо идти за помощью, – пробормотала она. Осуги обхватила недвижное тело Оцу и потащила его в пещеру.

Лаз в пещеру был узким, но внутри было просторно. В стене была выбита ниша, в которой в давние времена паломники предавались молитвенным бдениям.

Старуха хотела было выйти наружу, но дождь припустил с новой силой. «До утра не стихнет», – подумала Осуги. Присев на корточки, она стала ждать, когда кончится ливень.

Сидеть рядом с телом Оцу было жутковато. Осуги чудилось, что Оцу повернулась к ней мертвенно-бледным лицом. Осуги пыталась успокоить себя.

– Чему бывать, того не миновать, – забормотала она. – Обрети радость в раю и не держи на меня зла.

Осуги, закрыв глаза, начала читать сутры. Когда она открыла глаза, а губы ее перестали произносить слова молитвы, снаружи светило солнце, дождь кончился, щебетали птицы.

– Да святится имя Будды! – воскликнула Осуги.

Из глаз ее хлынули слезы. Она плакала долго, забыв обо всем, пока перед нею не всплыло лицо Оцу. Старуха взглянула на простертую рядом Оцу, для которой уже не существовало ни солнечное утро, ни пение птиц.

– Прости меня, я была зла и несправедлива, – запричитала Осуги, нежно обнимая Оцу. – Ужасно! Материнская любовь ослепила меня и погубила дитя другой матери. Ведь и у тебя была мать, Оцу! Она считала бы меня злым демоном. Я никогда не сомневалась в своей правоте, но другим казалась чудовищем.

Причитания Осуги эхом отдавались в пещере. Здесь никто не слышал и не видел ее. Темноту ночи озарил свет мудрости Будды. Осуги прижалась заплаканным лицом к Оцу.

– О, если бы мой сын был таким же добрым и ласковым, как ты! Открой очи, внемли моим мольбам! Отверзни уста и прости меня. Я этого заслуживаю, Оцу!

Осуги мучилась от собственной злобы и несправедливости. У нее мелькнула мысль остаться рядом и ждать собственную смерть.

– Нет! – решительно воскликнула Осуги. – Хватит слез и стонов. Может, она еще не умерла. Вдруг я сумею выходить ее. Она молода, и у нее вся жизнь впереди.

Осторожно опустив Оцу на землю, старуха выползла наружу. Закрыв глаза от слепящего солнца, она приложила ко рту руку и крикнула:

– Есть ли кто-нибудь? Скорее на помощь!

В роще послышался шум и голоса:

– Она здесь! Жива!

К храму подбежал десяток людей из клана Хонъидэн. Они отправились на поиски, как только в деревню прибежал окровавленный парень, уцелевший в схватке с Дзётаро. Все были в дождевых соломенных накидках, а лица после блуждания по горам измученные и хмурые.

– Обо мне не беспокойтесь, – распорядилась Осуги. – Поскорее тащите девушку из пещеры. Она без чувств несколько часов. Если немедленно не дать ей лекарства… – Голос у Осуги сорвался. Она слабо махнула рукой в сторону пещеры. Впервые после смерти дядюшки Гона из ее глаз потекли слезы печали.

Прошла осень. Минула зима. В один из дней в начале четвертого месяца 1612 года от причала Сакаи в провинции Идзуми отплыл корабль, направлявшийся в Симоносэки в Нагато.

Когда объявили, что корабль готов отчалить, Мусаси, сидевший в конторе Кобаяси Тародзаэмона, поднялся и поклонился провожавшим его. Среди них был Хонъами Коэцу. Его добрый друг Хайя Сёю не мог прийти по болезни, но послал на проводы сына Сёэки. С ним пришла жена, женщина ослепительной красоты, которой повсюду смотрели в след.

– Это Ёсино? – спрашивал кто-то у соседа.

– Из квартала Янаги-мати?

– Ёсино-таю из заведения «Огия».

Сёэки представил жену Мусаси, но он, разумеется, не мог ее узнать, поскольку это была вторая Ёсино-таю. Никто не знал, что сталось с первой, где она теперь, вышла ли замуж. В призрачном мире веселого квартала время течет неимоверно быстро.

Ёсино-таю. В памяти всплыла картина снежной ночи, потрескивание пионовых стеблей в очаге, разбитая лютня.

– Восемь лет минуло со дня нашей встречи, – проговорил Коэцу.

– Да, целых восемь лет, – отозвался Мусаси.

Ему казалось, что, ступив на корабль, он расстанется с чем-то важным в жизни.

Мусаси направлялся в Кокуру в провинции Будзэн, где собирался померяться в силе и мастерстве с Сасаки Кодзиро. Поединок мог наконец состояться благодаря усилиям Нагаоки Садо. Долгие и трудные переговоры потребовали переписки и согласований. Даже после того, как Садо узнал, что Мусаси живет у Хонъами Коэцу, понадобилось полгода для назначения даты встречи.

Мусаси не представлял, что у него так много сторонников и благожелателей. Его смущала огромная толпа, собравшаяся на пристани. Посторонние мешали ему поговорить с самыми близкими друзьями. Суета проводов поражала Мусаси бессмысленностью. Он никогда не жаждал преклонения перед собой, но люди любили его, и он не мог запретить им выражения чувств.

Мусаси раздражала волокита приготовлений к поединку. Было бы лучше встретиться с Кодзиро там, где их свел случай. Теперь их поединок приобрел широкую огласку и соперники волей-неволей должны были установить первенство в бою.

Мусаси не желал слыть героем в глазах толпы, но его победы сделали его любимцем народа. Он мечтал только о том, чтобы иметь побольше времени для занятий медитацией. Он искал душевную гармонию, равновесие между идеалами и действительностью. Последняя встреча с Гудо продвинула его на шаг по пути к просветлению, но Мусаси с небывалой остротой почувствовал, как мучителен и нескончаем Путь, на преодоление которого не хватит земной жизни.

«И все же…» – подумал Мусаси. Как бы он прожил без поддержки этих людей? Может, уже бы покинул бренный мир. Чем бы прикрыл наготу? Сейчас на нем было черное кимоно с короткими рукавами, которое сшила для него мать Коэцу. Сандалии, новая плетеная шляпа – все подарки его знакомых. Рис, который он ел, взращен руками других людей. Он существовал трудом многих людей. Сможет ли он отплатить за их добро?

Произнесли слова молитвы и прощания, и побежали минуты, отделяя провожающих от любимого героя. Парус корабля, как громадное крыло, поплыл по лазурному небу.

На пристань выбежал человек. Он с досадой топнул ногой, увидев отплывший корабль.

– Ваше имя Мусо Гонноскэ? – спросил Коэцу.

– Да, – ответил тот. – Я помню вас. Вы Хонъами Коэцу.

– Рад видеть вас живым и здоровым. Я слышал, что ваша жизнь подвергалась серьезной опасности.

– Кто вам рассказывал?

– Мусаси.

– Мусаси?!

– Да, до вчерашнего дня он жил у меня. Ему писали из Кокуры, и в одном из писем Нагаока Садо сообщил, что вас захватили в плен и отвели на гору Кудо. Мусаси решил, что вас ранили или убили.

– Недоразумение.

– Мы узнали, что Иори живет в доме Садо.

– Неужели нашелся? – радостно воскликнул Гонноскэ.

– Да. Поговорим в спокойном месте, – предложил Коэцу.

Коэцу повел Гонноскэ в одну из ближайших чайных. За чаем Гонноскэ рассказал, что с ним произошло. Когда его привели на гору Кудо, Санада Юкимура с первого взгляда понял, что произошла ошибка. Гонноскэ освободили, и у него завязались добрые отношения с Юкимурой, который не только извинился за свою оплошность, но и послал людей на поиски Иори. Гонноскэ понял таким образом, что Иори жив. Гонноскэ понапрасну искал мальчика в соседних провинциях. Он не решался явиться к Мусаси без Иори. Сегодня он осмелился прийти на пристань, потому что сомневался, доведется ли ему когда-нибудь увидеть учителя живым.